Тут у Эрленда зазвонил в кармане мобильник. Он полез в карман, телефон застрял. Настроение у него было не слишком, поэтому вместо того, чтобы вынуть трубку аккуратно, Эрленд принялся изо всех сил дергать за куртку.

Дернул слишком сильно – телефон вылетел из кармана, и Эрленд не сумел его удержать. Мило, мило – опрокинул мобильником дерево для записок. Эрленд поднял аппарат с пола, извинился перед супругами и ответил.

– Ты к нам на Северное болото собираешься? – сказал Сигурд Оли. Хорош гусь, ни здрасьте, ни до свиданья. – Мы, помнится, хотели получше осмотреть квартиру.

– Ты уже там? – спросил Эрленд, отойдя немного в сторону.

– Нет, я тебя жду, – рявкнул Сигурд Оли. – Где тебя черти носят?

Эрленд бросил трубку.

– Я сделаю, что смогу, – сказал он родителям. – Не думаю, что вашей дочери угрожает опасность. Вероятно, она просто перенервничала и прячется у друзей. Не стоит беспокоиться, я уверен, она вскоре вам позвонит.

Родители тем временем подняли вазу с пола и принялись подбирать рассыпавшиеся сердечки. Эрленд заметил, что несколько записок залетели под кресло, и нагнулся их поднять. Ну и прочитал заодно.

– Хо-хо! А это вы видели? – спросил он и вручил родителям карточку.

Отец прочел ее, и на его лице отразился смертный ужас. Он передал карточку матери, та прочла ее несколько раз, но явно не могла понять, что к чему. Эрленд взял у нее сердечко и снова прочел записку. Без подписи.

– Почерк вашей дочери? – спросил он.

– По-моему, да, – ответила мать.

Эрленд еще немного повертел в руках записку. М-да, хорошенькое дело. Вот скажите на милость, что это значит: «Он чудовище, что я наделала!»?

– Ну и где тебя носило? – спросил Сигурд Оли Эрленда, когда тот вернулся на работу, но ответа не получил.

– Ева Линд не выходила на связь? – спросил Эрленд вместо этого.

Сигурд Оли ответил, что не знает, но вряд ли. Он знал про проблемы Эрлендовой дочки, но они с боссом никогда об этом не разговаривали. Они вообще мало говорили о жизни вне работы.

– Что-нибудь новое о Хольберге? – спросил Эрленд и направился к себе в кабинет. Сигурд Оли пошел за ним и закрыл дверь. Убийства – нечастое дело в Рейкьявике и всякий раз привлекают к себе массу внимания. Поэтому полиция завела правило – в прессу не сообщать ничего, кроме самых общих вещей, а подробности дел держать в секрете.

– Мы собрали о нем кое-какую информацию, – сказал Сигурд Оли, открывая папку, которую держал в руках. – Родился в Сойдакроке, возраст – шестьдесят девять лет. Последние годы перед пенсией работал водителем грузовика. Да и до сих подрабатывал периодически. Как думаешь, стоит поговорить с его коллегами?

Высокий, красавец, одет в новый костюм, подумал Эрленд. Да еще окончил факультет криминалистики где-то в Америке. Полная моя противоположность: современный, организованный.

– А что другие из нашей группы говорят? – спросил Эрленд, пытаясь застегнуть отрывающуюся пуговицу на кардигане. Не вышло, пришлось оторвать.

Крепко сбитый, большой мужчина, пышные рыжие волосы, самый опытный следователь в группе. Еще бы ко мне не прислушивались. И коллеги и начальство давно бросили попытки заставлять Эрленда работать не так, как ему хочется. И дела, которыми он занимался, всегда раскрывались. Так что все идет, как надо, вот и отлично.

– Думают, убийца какой-нибудь псих, – сказал Сигурд Оли. – Может, как раз этот парень в зеленой куртке. Хотел деньгами поживиться и запаниковал, когда Хольберг указал ему на дверь.

– А родственники у этого Хольберга есть?

– Вроде бы нет, но мы пока собрали не все данные. Все еще разбираемся с его связями – друзья, коллеги и прочее.

– Судя по состоянию его квартиры, жил он один, и жил так давно.

– Да уж, ты по этой части эксперт, – вырвалось у Сигурда Оли, но Эрленд пропустил это мимо ушей.

– Что патологоанатомы?

– Предварительный отчет у нас. Ничего нового – мы и сами знали, что Хольберг умер от удара тяжелым предметом по голове. Рана по форме совпадает с формой пепельницы, определили по острым краям. Ему проломили череп, умер он мгновенно… ну или почти мгновенно. Видимо, падая, задел журнальный столик и опрокинул его. На голове еще одна рана, совпадает по форме с углом стола. На пепельнице отпечатки пальцев Хольберга и еще двух людей, один из которых также оставил отпечатки на карандаше.

– Надо полагать, стало быть, это отпечатки убийцы?

– Весьма вероятно.

– Ты прав, типичное тупое исландское убийство.

– Вот-вот, типичное. Эту-то версию мы и разрабатываем.

Дождь и не думал переставать. В это время года с просторов Атлантики через Исландию один за другим перекатывались циклоны, принося за собой ветра, дождь и черную зимнюю мглу. Полиция все еще трудилась в доме на Северном болоте. Вокруг здания натянута желтая лента; похоже, подумал Эрленд, на ремонт электросети – пробили дырку в асфальте, поставили сверху замызганную палатку, откуда летят искры, и обмотали это дело желтой лентой, словно подарок на день рождения. Хорош подарочек, и даже написано, от кого, прямо на ленте – «Полиция Рейкьявика».

Эрленда и Сигурда Оли встретили Элинборг и другие полицейские, которые ночь напролет работали в здании, собирая все до последней пылинки. У них как раз заканчивалась смена. Были допрошены все соседи, но никто не заметил ничего подозрительного – с утра понедельника и до момента нахождения тела все было тихо.

Коллеги уехали, и в доме остались только Эрленд и Сигурд Оли. Кровь на ковре почернела. Пепельницу увезли как вещественное доказательство, с ней же – карандаш и блокнот. В остальном – та же квартира, что вчера. Оба надели резиновые перчатки, и Сигурд Оли отправился в кладовку и коридор, а Эрленд – осматривать гостиную. На стенах висели плакаты – аккуратные, в рамах под стеклом, словно их только что купили. В книжном шкафу – переводные триллеры, все в мягких обложках, некоторые читанные, другие, видимо, не открывались. Ничего любопытного в твердой обложке. Эрленд наклонился посмотреть, что стоит на нижней полке, узнал только одну книгу, тоже в мягкой обложке, – набоковскую «Лолиту», снял ее с полки, открыл. Английский оригинал, читана несколько раз.

Поставив книгу обратно на полку, Эрленд занялся письменным столом. Г-образный, занимает целый угол. Рядом новое, удобное офисное кресло, стоит на пластиковом коврике, дабы не повредить пол. Стол явно старше кресла. С обеих сторон тумбы с ящиками и еще один длинный, под длинной столешницей, всего девять. На короткой стороне стоит 17-дюймовый монитор, под столешницей – выдвижной поддон для клавиатуры, сам компьютер – на полу под столом. Все ящики заперты.

Сигурд Оли тем временем изучил шкафы в спальне. Все очень чисто и в идеальном порядке, носки аккуратно сложены в одном ящике, в других, тоже аккуратно, белье, брюки, свитера. На вешалке – несколько сорочек и три костюма, старомодных, из эпохи диско, коричневых в полоску. На полу – несколько пар обуви. В верхнем ящике – постельное белье. Хозяин застелил постель до прихода неведомого гостя. Одеяло и подушка укрыты белым покрывалом. Все просто, даже несколько аскетично.

На тумбочке рядом с кроватью – будильник и две книги, одна – сборник политических интервью, другая – альбом с фотографиями грузовиков «Скания». Внутри тумбочки – лекарства, медицинский спирт, снотворное, панадол и баночка с вазелином.

В дверях появился Эрленд:

– Ключей нигде не находил?

– Нет, нет. Каких ключей, от двери?

– Нет, от ящиков стола.

– Нет, таких тоже не видел.

Эрленд заглянул еще раз в кладовку, затем вышел на кухню, по очереди открыл все ящики и дверцы, но нашел только посуду, бокалы и столовые приборы.

Ключей нигде нет. Так, а что у нас в прихожей? В карманах пусто, а, нет, вот черный мешочек, в нем немного монет и брелок с ключами. Ключ от входной двери дома, ключ от квартиры, от обеих комнат – и вот оно, еще два маленьких ключика. Отлично, один из них подходит к ящикам стола, сразу ко всем.