Девушку охватило беспокойство и напряжение, дыхание прерывалось от предвкушения чего-то важного, чего она пока не понимала. Внутри нее образовалась пустота, которую следовало заполнить; рана, которую нужно было исцелить.

Такое глубокое и сильное желание, которое она не могла до конца постичь.

Грейс стояла на краю парапета, глядя на море, пытаясь сосредоточиться на задании. На приказах. На том, что следовало бы уже волноваться, потому что ни Квинн, ни Джек уже давно не выходили на связь.

Или стоило бы задуматься о встрече с фэйри, которая состоится через два дня.

Но в ее разуме не было места для этих переживаний, так как всё пространство заполнил Алексиос. Он редко смеялся, но сегодня за ужином она слышала его низкий, замечательный смех. Заметила добродушный взгляд, с каким он украдкой бросал еду собаке Сэма, широту его плеч в простой, элегантной рубашке, белый цвет которой превосходно сочетался с его загорелыми руками и шеей. То, как его шея плавно переходила в скульптурно вылепленный подбородок.

Насыщенную голубизну его глаз.

Она услышала цоканье невероятно высоких каблучков и улыбнулась Мишель.

— Тебе нужно напоминать о птичках и пчелках? — спросила Мишель, прислонившись к стене и невинно улыбаясь Грейс. — Я заскочила в аптеку и купила презервативов, — продолжала она совсем тихо. — Не уверена, что в его времена подобным пользовались. Но не хочу, чтобы у тебя появилась неожиданная атлантийская радость в крошечном свертке.

Грейс почувствовала непонятную тоску, подумав о ребенке от Алексиоса, которая тут же сменилась шоком.

— О чем ты говоришь?

— Я видела то, как вы смотрите друг на друга, — терпеливо пояснила Мишель. — Все видели, как вы смотрите друг на друга. Лучше подготовиться, то есть до того, как он умыкнет тебя в Атлантиду или в ближайшую спальню, в зависимости от того, что ему на ум придет.

Грейс обхватила себя руками, поворачиваясь к ветру.

— Я знаю, — наконец, признала она. — Ты думаешь, я не знаю? Но время совсем не подходящее. И есть столько проблем, он прошел через такое, что я не думаю, что подхожу ему. Я не думаю, что смогу помочь ему пройти через всё это.

Она посмотрела чуть дальше, где на парапете Сэм и Алексиос оживленно что-то обсуждали. Зная этих мужчин, можно было предположить, что они говорили либо о конце света, либо о результатах матчей по хоккею.

— Думаешь, у них в Атлантиде есть хоккей?

Мишель заморгала и посмотрела на Грейс так, будто та спятила.

— Хоккей. В Атлантиде. Ты действительно хочешь, чтобы я поверила, что ты сейчас думаешь о хоккее?

Грейс сменила тему, вдруг осознав, что они вчетвером тут одни.

— Куда все делись? Так рано пошли спать?

— Они пошли познакомиться с местной ночной жизнью. Ты даже не услышала, как они уходили, верно? — Мишель покачала головой. — Без сомнения, ты полностью погрузилась в счастливые страстные фантазии.

— На самом деле… — начала Грейс, потом решила все-таки промолчать. Глупо. По девчачьи. Нечего говорить тут о своих чувствах. А то потом она начнет вешать изображения кошек и радуги в своем офисе.

— Это нормально, ты же знаешь, — тихо заметила Мишель. — Нормально чувствовать. Нормально желать разделить эти чувства не только со своим луком.

— У меня нет ни времени, ни возможности на это. Если я не поостерегусь, если начну что-то чувствовать… а потом он не… я не могу, Мишель. Я хочу, но не знаю, как.

Она глубоко вздохнула и расправила плечи.

— Я не могу подвести брата из-за того, что я отвлеклась от задания. Он умер. Каждый день своей жизни, если я не стараюсь выиграть эту войну, я его подвожу.

— О, милая, — сказала Мишель, опуская руку на плечо Грейс. — Ты, правда, полагаешь, что Роб именно этого желал бы для тебя? Этой несчастной, одинокой жизни? Помнишь, я же знала твоего брата. Он был полон жизни и радости, и ты для него значила целый мир. Если ты хочешь посвятить жизнь мести, тогда, подумай, он, скорее всего, не желал бы тебе такого мрачного существования, состоящего из битв, крови и смерти. Наверняка он хотел, чтобы ты обрела любовь.

Любовь? Разве подобное возможно? Как может женщина влюбиться в мужчину, который переживет ее на пару сотен лет? А были ли атлантийцы бессмертной расой? Она даже этого не знала. Сама мысль о том, как она постареет и покроется морщинами, а он останется с ней только из верности и обязанности, когда сам так и будет мужественным и ярким, как день их встречи… ну, у нее прямо все внутренности переворачивались из-за этой мысли. Она не была особо тщеславной. Разве что сохраняя волосы, которые давно бы следовало обрезать. Боже милостивый, она даже не могла вспомнить, когда в последний раз красила губы помадой.

Но постареть и ослабеть, когда он так и останется молодым, — нет. Она не могла вытерпеть самой мысли об этом.

— Это невозможно. Он слишком стар для меня, — сумела выдавить она, несмотря на застывшие голосовые связки.

— Может быть. Но этим атлантийцам знакома магия, Грейс, — заметила Мишель. — Вероятно, есть способ как-то это исправить. Но давай не ставить телегу впереди бедной лошадки. Ты даже не знаешь, хочешь ли ты состариться рядом с этим мужчиной. Разве ты не попытаешься узнать, стоит ли это того?

Веселый хохот испугал ее, и она посмотрела, что Сэм по-дружески похлопал Алексиоса по руке. Мужчины. Хорошая еда, несколько бокалов пива, несколько военных баек, и они уже становились друзьями на всю жизнь.

Почему в отношениях мужчин и женщин не так?

— Может быть, так и должно быть. Проще, — ответила она Мишель. — Может, мне пора перестать переживать о том, что произойдет лет этак через восемьдесят, и сосредоточиться на теперешнем дне. А скорее вечере. На том, такой ли великолепный секс меня ожидает, если судить по искрам.

Мишель грустно улыбнулась.

— Так может быть, если ты любишь. Либо, давай будем честными, секс может быть великолепным, даже если ты не влюблена в этого человека, — она засмеялась. — Но я чувствую, что ты скоро узнаешь. Просто расслабься и откройся новому, обещаешь? Я же знаю, что тебе этот мужчина небезразличен, и…

Послышалось громкое царапанье в холодном ночном воздухе, прервав то, что Мишель собиралась сказать и, заставив всех насторожиться. Грейс инстинктивно стала искать Алексиоса, но он вихрем кинулся к ней, а потом остановился рядом, вынув кинжалы из ножен и отталкивая ее от края.

— Отойди от моей правой руки, — проворчала она, так как ей нужно было вытащить нож. — Я знала, что нельзя было оставлять в комнате пушку и лук.

— Это же ужин, Грейс, — сказал Сэм, став перед Мишель в позе Уивера, держа свой глок наготове. — Кто же берет с собой оружие на ужин в туристическом городе?

— То есть, ты имеешь в виду, кто, кроме тебя? Ну, ты шутник, — она засунула руки в карманы и через дырки в них вытащила нож с серебряным клинком, стянутый ремнем у ее правого бедра и деревянный кол, привязанный к левому бедру. — Алексиос, ты видишь, что это такое?

— Это неприятности. Двигайся. Сейчас. Их слишком много, Сэм, я не хочу, чтобы женщины…

— К черту это, — прервала его Грейс. — Мишель, тебе надо…

— Уже поняла, — весело сказала Мишель, снимая туфли. — Могу поспорить, что никто не знал, что Лубутен сделал вот такую парочку шпилек, — он схватила туфли, что-то нажала большими пальцами внутри обуви, и из каблуков появились четырех дюймовые лезвия, которые блестели смертельно опасным серебристым светом.

— Хорошо еще, что эти чертовы новички не тут, — заметил Сэм холодно, как лед, плавающий в мятном сиропе из Джорджии. — Они бы только под ногами путались. Так кто там, вампиры или оборотни?

— Может, и те, и другие. Но тут точно есть оборотни. По меньшей мере, десяток только с этой стороны, — сказал Алексиос, глядя на Грейс. — Я знаю, что ты хороший боец, но у тебя нет лука, и я не хочу, чтобы ты даже близко подходила к оборотню весом в несколько сот фунтов. Убирайся отсюда к чертовой матери и забери с собой Мишель с ее игрушками.