На этом этапе вмешался Чарли в присущей ему расслабленной манере:

– Эй, чувак, – сказала она. – Ты что тут делаешь?

Билли подумал: «Господи! Я не могу поверить в то, что это происходит… Они все выставили меня так, будто я избиваю женщин, а теперь я этой хиппушке руку сломал».

– Простите, – сказал он. – Я не хотел.

– А я уверен, что Гитлер не хотел убивать миллионы евреев, – заметил Чарли.

– А по-моему, хотел, – возразила Марта, как всегда вызывая у Чарли раздражение.

– «Скорую» вызовите, пидоры! – крикнула Ромашка. Адреналин позволил добавить ругательство к набору новоприобретенных навыков.

Марта, Сара и Билли вызвали смутные воспоминания у пропитанных никотином доходяг перед входом в больницу, а вот неряшливая хип-пушка, то есть Ромашка, представлялась отличной мишенью для остроумия. Толстый Сипяга посчитал, что ее нос достоин его урбанистической поэзии, но тут же передумал, увидев выражение лица Билли, и почти физически ощутил, как получит лбом по носу, если вовремя не остановится.

Группа проследовала в кабинет неотложной помощи в надежде на немедленный прием, хотя горящее цифровое табло сообщало, что ждать придется не меньше пяти часов.

У Чарли было полчаса, чтобы привести себя в состояние праведного негодования по поводу событий этого вечера, и, пока Билли унижался, правда, только в собственных глазах, принося всем чай, Чарли выместил злобу на стене коридора и сломал палец. Марта зарегистрировала его у сестры с рыбьими глазами. На самом деле, если бы взвод морских пехотинцев высадился на крышу и облил напалмом ее кримпленовый жакет, висевший на спинке стула, то ее глаза также не выразили бы – ни сострадания, ни интереса, – эти чувства умерли в них в момент ее появления на свет.

Тем временем Билли репетировал про себя оправдательную речь, чтобы переломить тенденцию друзей Сары классифицировать его как существо, находящееся на низшей ступени эволюционного развития. После короткого периода попыток разобраться с самим собой он решил, что приговор ему уже вынесен и нет никакого смысла пытаться произвести хорошее впечатление на этих двух глупых ящериц и бойфренда хиппушки. В очередной раз то хорошее, что было в Билли, поднялось на одну ступеньку вверх и решило, что дальше лезть не стоит.

Ромашка сломала запястье, потом упала, ударилась головой о тротуар и потеряла сознание на несколько секунд, поэтому врач-стажер, у которого за последний час умерло несколько пациентов, был очень обеспокоен и проинструктировал дежурную сестру найти койку для пациентки. Как обычно, с койками было напряженно но одну таки нашли и Ромашку повезли в ту же самую палату, в которой Сара провела веселую ночку с отрядом пожилых заместительниц шерифа, которые не поверили глазам своим, увидев Билли, идущего еще за одной травмированной женщиной.

– Господи, Айви, – сказала одна из них соседке. – Он ведь только утром ушел и отделал другую. И посмотри (она указала на Марту), как ты думаешь, это она от него залетела?

– Я бы не удивилась, Глэд, – ответила Айви. – В наше время у парней по сотне баб.

Они неодобрительно посмотрели на озадаченную Ромашку, которая подумала, что им не понравился ее наряд.

Чарли все еще был на рентгене, и дамы ошибочно решили, что Билли – приятель Ромашки. Сам Билли чувствовал сверлившие его спину взгляды и поспешил ретироваться, как только понял, куда попал. Сара сообразила раньше и ждала в коридоре, ничего не сказав Билли, – пусть хоть старушки его осудят – и то наказание.

Таким образом, Марта осталась наедине с Ромашкой, держа ее за здоровую руку.

– Он – серьезная угроза, – сказала она, когда Билли вышел. – Надо что-то делать.

– Это была случайность, – ответила Ромашка, потрясенная произошедшим. Ее миролюбивые родители ни разу ее не шлепнули и не накричали, так что любая физическая или вербальная агрессия по-настоящему пугали Ромашку, хотя Лондон быстро научил ее, что каждый его житель является маленьким паровым котлом под давлением, всегда готовым выплеснуть свое содержимое на сограждан.

Появился Чарли, улыбаясь и демонстрируя замотанный палец. Повязка была похожа на комический наряд – молодая неопытная медсестра пропустила занятия по перевязке в медшколе и руководствовалась увиденными в детстве мультфильмами. Если бы у Чарли разболелся зуб, она бы наверняка замотала ему голову бинтами и завязала бантик на макушке.

Брюки у Чарли промокли. Туалет, которым воспользовался, месяцами ждал ремонта и в конце концов отправился к туалетным праотцам. Струя мочи отскочила от стенки писсуара прямо Чарли на штаны.

– По крайней мере это моя моча, – утешил себя Чарли. Он не был чистюлей, но купание в моче – это уж слишком.

Марта решила оставить Ромашку и Чарли вдвоем, подумав, что им нужно о многом поговорить.

– Слушай, – обратилась она к подруге, – нам с тобой надо кое-что обсудить. Заскочи ко мне завтра.

– Хорошо. Возьму завтра отгул. Жди меня к двум, договорились?

– Отлично. Увидимся.

Марта знала, что курильщики залегли в засаде у главного выхода, и поэтому попыталась прошмыгнуть незаметно через заднюю дверь, но из-за позднего времени все выходы были закрыты, и она приготовилась дать отпор. Естественно, когда она попыталась проскользнуть незамеченной, кто-то за спиной что-то пробормотал. Марта повернулась и со всем возможным ядом в голосе выплюнула:

– По крайней мере мои легкие не выглядят как сопливый рождественский пудинг, козел, – и оставила в полном недоумении посетителя, спросившего только, где находится парковка.

Поскольку Марта была заядлой курильщицей, ее легкие вряд ли выглядели лучше, однако она разделяла оптимистичное заблуждение большинства курильщиков, будто у нее в легких встроен антираковый приборчик и легочная лотерея будет благосклонна именно к ней.

Седовласая банда решила, что Чарли – брат Ромашки и покалечился, пытаясь защитить сестру от Билли – ужасного бабника, гангстера и бывшего зека. Это, конечно, было интереснее, чем правда, но ненамного.

Ромашка отказалась от сэндвича с мясом, предложенного медсестрой, и устояла перед булочкой и чипсами, принесенными мясоедом-охранником (подобные деликатесы продавались в киоске при больнице, который снабжал пациентов всяческой отравой с редкими вкраплениями овощей). Чарли предложил привезти что-нибудь вегетарианское из дома но она отказалась и приготовилась произнести речь о неумении Чарли контролировать свой характер.

Чарли знал, о чем пойдет разговор, и опередил Ромашку:

– По крайней мере я бью не женщин, а неодушевленные объекты.

– Я знаю, но все закончится тем, что ты переломаешь себе все кости. Может, разберемся?

– Да нормально все, – возразил Чарли. – Все под контролем.

Ромашка переключилась на Билли:

– Что будем делать?

– Вот человек, которому надо контролировать гнев, – заметил Чарли.

– Слушай, есть же группы, где обсуждают такие вещи и помогают обуздать агрессию. Может, сходишь в одну из них и узнаешь, может ли это помочь Билли? Нужно что-то делать.

– Какого черта, – возмутился Чарли.

– Ну пожалуйста, – умоляюще попросила Ромашка. – Он ударил меня, избил Сару. Осталась только Марта, а она не в том состоянии, чтобы ее били. Во всяком случае не по животу.

– У нее такое брюхо, что наверняка родится какой-нибудь громила, – сказал Чарли, но понял, что подруга не отстанет, и сдался: – Ладно, схожу.

На следующий день Ромашка, несмотря на сломанное запястье, решила доехать до Марты на велосипеде, поскольку идти было далековато, а маршрут автобуса пролегал мимо школы для трудных подростков, а это значило, что в салоне обязательно сидел какой-нибудь прыщавый микроподонок, у которого только что конфисковали сигареты, и он направлялся куда-нибудь, чтобы в отместку ограбить пенсионера или обоссать автобусную остановку, предварительно обложив матом Ромашку.

На этот раз Ромашка проехала большую часть пути относительно спокойно до тех пор, пока не свернула на дорогу к дому Марты и с ней не поравнялся микроавтобус с двумя парнями.