Резкий голос раздался, словно из ниоткуда. От неожиданности я вздрогнула и подпрыгнула чуть ли не выше своего роста, сердце, словно сошло с ума — забилось так резко и стремительно, точно собираясь выскочить из груди. Сгустив вокруг себя ночной покров, я растворилась в тени от фасада магазина и стала ждать.
Шаги становились все ближе, их неторопливая поступь наводила на мысль, что отсутствие Макса и орсини еще не вызвало опасений. Хотя, если учесть, что я, возможно, убила Макса и нанесла серьезный урон орсини, то наигранное спокойствие очень скоро исчезнет.
Впереди, из небольшого проулка показалась фигура. Это был человек — должен был им быть, потому что ничего иного я не ощутила. Он был одет в коричневое и у него, как у убитого мной мужчины, были каштановые волосы и карие глаза. Он остановился, окинул взглядом улицу. В ночном воздухе разнесся пряный аромат его лосьона после бритья, и смесь из беспокойства и чесночного амбре изо рта.
Он нажал кнопку миниатюрного нагрудного микрофона и произнес:
— Их пока не видно. Я дойду до биотехнологических лабораторий и посмотрю там Макса.
— Он должен был выйти на связь полчаса назад.
— В первый раз — простительно.
— И, возможно, в последний. Боссу, это не придется по нраву.
— Выйду на связь через десять минут, — проворчал охранник.
Десять минут — не так уж и много времени, но это все же лучше, чем две минуты, которых бы ему хватило, чтобы подняться вверх по дороге и обнаружить нокаутированных зверушек.
— Действуй.
Я дождалась, когда охранник приблизится, затем сжала кулак и со всего маху ударила его в челюсть. От силы удара по руке разлился вибрирующий гул, мужчина потерял сознание еще задолго до того, как упал на землю. Я перекатила его в полумрак дверного проема фальшивого магазина и внимательно осмотрела дорогу.
Стоило попытаться перебраться через проволочный забор неподалеку от охраняемых главных ворот. Тень, отбрасываемая зданием конюшни, подходила для этого лучше всего.
Я побежала в обход главной дороги по чуть более широкой улице. Мне повстречалось еще больше фальшивых домов и магазинов, однако в ночном воздухе стал ощущаться едва уловимый запах сена и лошадей. Я не ошиблась, это здание былоконюшней. Зачем, черт побери, на полигоне понадобились лошади?
Когда я уже мчалась вниз по дороге, тишину прорезал пронзительный сигнал тревоги. Чувствуя, как где-то в горле заколотилось сердце, а желудок свело спазмами, я замедлила бег.
Одно из двух — или они обнаружили тела, или до кого-то наконец-то дошло, что я не там, где мне полагалось находиться. Так или иначе, но сигнал тревоги означал, что я по уши в дерьме.
Вместе с сигналом тревоги включили освещение, яркий свет резанул по глазам. Я чертыхнулась и устремилась прочь от дороги, продолжив продвигаться, придерживаясь небольшой тени от магазинных фасадов. Ограждение периметра было освещено, как рождественская елка. Никакого шанса преодолеть его незамеченной.
В ночи раздалась поступь тяжелых шагов. Я остановилась, вжавшись в дверной проем. Мимо пронеслось пятеро полуодетых охранников, они бежали с такой скоростью, словно за ними гнались адские гончие.
Когда охранники исчезли из виду, я выбралась из своего укрытия и побежала по проулку из которого они появились. Передо мной вырисовалась конюшня, запах сена, лошадей и навоза стал так резок, что я сморщила нос от отвращения. Многочисленное фырканье и топот копыт указывало, что внутри находится несколько животных. Если я выпущу их, то они устроят такой кавардак, что это поможет мне сбежать.
Появилось очертание ворот конюшни. Позади меня в ночи послышался топот. Я поспешно толкнула меньшую из дверей, после чего, юркнув внутрь, закрыла ее и огляделась. Всего было десять стойл, девять из которых были заняты. Единственный шарообразный светильник с регулируемой длинной шнура свисал с потолка до середины прохода, тускло освещая тюки сена, нагроможденные на высоту доброго этажа вдоль стены.
В мою сторону повернулись головы, темные глаза, мерцая в тусклом освещении, пристально следили за каждым моим движением. Все лошади были высокими и на вид обладали огромной физической силой, большинство из них были каурыми [1] , остальные серыми или гнедыми [2]. Ближайший ко мне гнедой жеребец отливал поразительно коричневато-красным окрасом, с повернутыми назад ушами и оскаленными зубами он выглядел каким угодно, только не дружески расположенным.
В этом не было ничего удивительного. Лошади и волки редко приятельствовали.
— Эй, — пробормотала я, похлопав его по носу, когда он бросился на меня. — Мне точно так же не нравится здесь находиться, как и тебе, приятель, но если ты пообещаешь вести себя прилично, я позволю тебе и твоим друзьям смыться отсюда.
Фыркнув, лошадь с минуту злобно смотрела на меня, а затем кивнула, словно соглашаясь. Раздалось бряцанье цепи, когда он начал пританцовывать на месте. Нахмурившись, я подошла поближе. Я не страдала глухотой — цепь, удерживаемая жеребца, позвякивала не как обычно. Да к тому же будучи пару раз подстреленной серебром, моя кожа стала весьма чувствительна к непосредственной близости этого драгметалла.
Подобная привязь для лошади могла использоваться только по одной причине.
Я резко посмотрела на него:
— Ты перевертыш?
И если да, то почему я не почувствовала этого? Перевертыши могли не быть верами, и им не приходилось перекидываться каждое полнолуние, как нам, но они происходили из того же генеалогического древа, что и мы — в них было больше от оборотней, чем от людей. Пусть я не ощущала людей, но я сразу же должна былапонять, чем является он. Должна была ощутить это по его запаху.
Жеребец снова кивнул.
— А они? — я махнула рукой в сторону других лошадей.
Третий кивок.
Охренеть, похоже я не единственная, кто попал в этот застенок, независимо от того, что из себя представляло это проклятое богом место.
— Ты обещаешь не нападать на меня, если я войду в стойло?
Жеребец снова фыркнул, и каким-то образом ему удалось это сделать презрительно. Я осторожно отворило стойло. Возможно, у меня не богатый опыт общения с перевертышами, но тот что был, ясно давал понять, что они относятся к нам, верам, с тем же пренебрежением, что и люди. Почему — я не имела понятия, особенно, если учесть, что наше «звериные наклонности» были точно такими же, как и у них.
Ну, за исключением лунного воздействия, однако едва ли они имели право смотреть на нас свысока, потому что добрая половина из них в неделю лунной горячки напропалую получала удовольствие, как и все остальные.
Не шелохнувшись, жеребец продолжал смотреть на меня сверху вниз. При пяти футах и семи дюймах [3]я однозначно была не маленького роста, но этому коню каким-то образом удалось заставить меня почувствовать себя таковой.
От лязга отворяемой щеколды у меня все похолодело внутри. Развернувшись, я увидела, что главные ворота конюшни открыты. Чертыхнувшись себе под нос, я закрыла дверцу стойла и шнырнула в угол.
Жеребец захрапел, перебирая задними копытами в дюйме от моих босых ног. Он приблизился ко мне вплотную, его красивая шкура была лишена блеска и отдавала застарелым потом и кровью, а круп уродовали едва затянувшиеся рубцы.
Очевидно, он не относился к образцовым заключенным.
Кто-то прошелся по проходу между стойлами и остановился.
— Говорю тебе — ее здесь не было, — раздался резкий голос.
— А я тебе говорю, что нам лучше проверить все стойла или босс спустит с нас шкуру.
В стойло жеребца хлынул свет. У меня перехватило дыхание и я сжала кулаки. Если этим двоим нужна я, то им придется сразиться со мной. И провалиться мне на месте, если я добровольно с ними куда-нибудь пойду. Но в этом случае мне потребовался бы союзник.
