Я категорически отказался от сотрудничества с теми, кого не считал профессионалами. Но предложил альтернативный вариант: создать фонд для Миши, сына Юрия Шмильевича, чтобы ребенку шли дивиденды от моих выступлений. Моя ли вина, что меня никто не услышал? Положа руку на сердце, Миша — единственный законный наследник Айзеншписа, и никому другому я никогда не чувствовал себя обязанным. Также до сих пор не реализована моя идея концерта в память о Юрии Шмильевиче. Несколько лет назад мои усилия по ее воплощению в жизнь пропали втуне, а позже всем стало решительно не до того.

...В предложении Виктора Николаевича Батурина меня поначалу подкупило именно отсутствие бумаг. К тому моменту я твердо полагал бумажные отношения злом. А работать на честном слове, когда руки не связаны контрактами... Знаете, в этом есть какая-то сермяжная правда. Если у тебя оформлен с кем-то договор, где все прописано по пунктам, то ты боишься его нарушить, опасаясь правовыхпоследствий. То есть твой кнут — не то, что ты можешь подвести доверившегося тебе человека, а просто возможность получить по шее через суд, от государства. А вот старательно пахать, когда ты просто что-то обещал, — в этом есть некий вызов нашему прагматичному времени.

Но практика показала, что такая форма сотрудничества тоже не слишком хороша. у каждого своя правда, и в какой-то момент обязательно возникают трения. Вдобавок к этому я все же человек публичный и хочу жить в своей стране по установленным в ней правилам. Во избежание...

А еще я свободолюбив сверх меры и не могу продуктивно работать под чью-то диктовку. Батурин же, вступив в права продюсера, принялся перекраивать все, что мы создали вместе с Айзеншписом. Вплоть до смены репертуара. Да, Виктор Николаевич может многое сделать для «своего подопечного», но за это приходится платить отказом от себя и своего «я». От самой сути творчества.

Какие-то личные неудобства я готов был терпеть — я никогда особо не шиковал, да и Юрий Шмильевич был довольно строг. Но когда доходит до вмешательства в репертуар на уровне измены первоначальным, основным идеям моего творчества... становится ясно, что если не сказать «нет», делу моей жизни придет конец.

А Яна — человек очень хваткий, но она несколько иного склада. После смерти Юрия Шмильевича ко мне обращались многие продюсеры, но Яна была упорней и настойчивее всех. Мы начинали работать без контракта, и, как показала практика, оказывается, можно работать и так! И как работать!

Отчетливо помню, как мы всей командой знакомили ее с персонами шоу-бизнеса, как я подсказывал ей, к кому обратиться, с кем и о чем говорить, как и на какие вопросы отвечать. Это было увлекательно и немного пугающе. И я тем более благодарен Яне за то, что она так быстро включилась в процесс и не бросила меня в сложной ситуации.

Во время развода ей тоже понадобилась поддержка и я прошел с ней через эту мясорубку, постоянно находясь меж двух огней. По ту сторону баррикад был Виктор Николаевич с его непререкаемым авторитетом, солидными капиталами и зубастыми адвокатами. Позиции Яны заметно уступали ему в этом противоборстве, хоть и были сильнее, чем у любой другой женщины в ее положении.

Как раз в этот батальный период Батурину понадобилось срочно оформить со мной договора, о которых раньше не было и речи. Естественно, что я ничего не подписал. Даже несмотря на то, что на меня основательно надавливали. Один из разговоров помню совершенно отчетливо... Помню, что все время судорожно повторял, что не имею морального права это подписывать.

_{С ЯНОЙ НА ПРЕМИИ « МУЗ-ТВ»}

Мужество мужеством, а на самом деле мне было по-человечески страшно. На моих глазах делили имущество, бизнес и детей. Я видел, насколько это  мучительно и угнетающе, и мне бы не хотелось впредь быть замешанным в подобной истории. Тот факт, что Яна, несмотря на сложности, смогла еще и эффективно работать, я считаю подвигом. Вместе мы совершили воистину невозможное.

Тогда же в Москву переехали мои родители. Они жили отдельно, но очень часто со мной общались. Я постоянно боялся ляпнуть лишнее — что могло их расстроить или испугать. Но родных людей не обманешь — мама периодически пила валерьянку, папа нервничал, пытался что-то сказать, предостеречь, а я выходил на балкон и бесконечно курил глядя вдаль и пытаясь собраться с мыслями.

Хочу вспомнить и еще один случай, когда во время встречи в ресторане мне пытался «вправить мозги» один из известных авторитетов, пытался манипулировать, угрожать и задабривать. Я даже представить не мог, что в таком легком и «беспечном» жанре, как эстрадная музыка, бывают подобные сцены. Словно списанные с каких-нибудь второсортных фильмов девяностых годов...

Хорошо, что сейчас все нормализовалось. Годы стрессов не могли не сказаться на моем состоянии, я очень устал, и мне пришлось долго восстанавливаться после всех этих потрясений.

У меня было время без спешки подумать над всем случившимся. Несколько лет назад я полагал поступок моих композиторов предательством: они подписали какие-то бумаги с Батуриным, несмотря на то что сотрудничали лично со мной. Сейчас я считаю иначе. Любой на их месте мог не выдержать давления; да и просто многого не знать. Музыкант ведь не обязан быть юристом...

После смерти Юрия Шмильевича со мной ушла почти вся команда — композиторы, менеджмент, помощница Светлана. Они это сделали, несмотря на возможные последствия для себя, ведь тогда казалось, что мы шагнули во тьму безвестности. Но вместе мы нашли дорогу к успеху.

Не так давно вернулся Дима Бушуев. Мы возобновили сотрудничество с Александром Луневым и Денисом Ковальским — через несколько лет после того, как Виктор Батурин уговорил обоих композиторов переоформить контракты в его пользу. Тогда я счел это форменным предательством со стороны тех, кому доверял. И единственно верным решением для меня было попросту перестать с ними общаться. Теперь я не обижаюсь, что они какое-то время были не со мной, — из-за пресловутых бумажных обязательств. Нет. Сегодня я знаю, что творчество моих друзей ценнее всех бумаг мира вместе взятых.

Но время расставляет все по местам. И теперь мы разобрались в происшедшем и решили, что конфликты рассасываются, а творчество остается.

Поясню для тех, кто не в теме. Эти люди — мои друзья, и мне без них приходилось непросто. Я начинал работу с ними еще при Юрии Шмильевиче. Тогда мы чудесным образом совпали во вкусах и музыкальных настроениях, а это большая редкость. Казалось, что наши души работают на одной волне. Да и сегодня они многое понимают без слов — просто потому, что мы немало пережили вместе. Я очень рад, когда в мою жизнь возвращается друг, появившийся в ней в те славные времена, когда мы прежде всего стремились творчески реализовать себя. Получается, что все в итоге возвращается на круги своя?

В 2007-й год я вступил в заметно приподнятом настроении. Душа была преисполнена надеждами на лучшее. Моя популярность как артиста и персоны настолько возросла, что я мог не просто давать сольные концерты, а собирать стадионы. В марте состоялось долгожданное для моих московских поклонников выступление B Ледовом дворце на Ходынском поле; чуть позже — грандиозный двухдневный сольник во Дворце спорта «Лужники». Я также гастролировал по России с сольным шоу «Время-Река», не забывая помещать в программу любимые публикой вещи из своих первых альбомов «Я ночной хулиган» и «На берегу неба». Заезжал и в другие страны на различные мероприятия.