Литмир - Электронная Библиотека

Он указал на человека среднего возраста, который как раз входил через сводчатую дверь.

Взяв свой плащ у студента в первом ряду, Саймон устремился вперед по проходу. Он преодолел уже половину расстояния до двери, когда заметил поднятую руку. Резко остановившись, он мрачно уставился на темноволосого юношу с женственными чертами лица.

Слишком аккуратный, слишком чистый. Юный денди. Яркий пример высокомерной наглости, свойственной отпрыску родовитого семейства. В Кембридже было два типа студентов. Одни — такие же, как этот заносчивый выскочка, за которыми стоят родословная длиной в ярд и богатство, накопленное поколениями предков. Такие искренне верят, что правила создаются не для них. Другие — те, чьи семьи пошли на большие жертвы, чтобы отправить своего исключительного, хотя и без пенни в кармане, сына учиться, в надежде обеспечить ему лучшее будущее.

Несмотря на то что сам маркиз принадлежал к первой категории или благодаря этому, его раздражение ухудшило и без того отвратительное настроение.

— У вас проблемы со слухом, сэр? — рявкнул он. — Никаких вопросов.

Рука исчезла, а Саймон покинул аудиторию с каким-то странным чувством, от которого никак не мог отделаться. Слова, которые он намеревался произнести, были совсем другими, не теми, которые слетели с его губ. Он собирался с позором выгнать юнца за вопиющую наглость, но за мгновение до того, как открыл рот, увидел что-то необычное в дерзких темных глазах студента, и даже пожалел, что сам запретил задавать вопросы.

Интересно, о чем хотел спросить этот самоуверенный юноша?

Коснувшись ладонью подбородка, Айви украдкой взглянула на пальцы, не остались ли на них следы «пробивающейся щетины», подрисованные угольной пылью. Под непривычной одеждой — шерстяным сюртуком, жилетом, полотняной рубашкой — чесалась спина, было очень жарко. Айви всегда считала, что мужская одежда более свободная, но оказалось, что все наоборот. Конечно, мужчины не носили корсетов и нижних юбок, но компенсировали их отсутствие своеобразным покроем одежды, которая стесняла движения. Ногам в высоких сапогах было ужасно жарко, подвижность рук ограничивали чудовищные рукава.

Она дернула галстук, чтобы не так давил шею, но, к сожалению, не могла сделать ничего, чтобы ослабить полосы шелковой ткани, стягивающие под рубашкой ее грудь. Не могла она отделаться и от неприятного впечатления, оставленного маркизом Харроу, которое оказалось настолько сильным, что она никак не могла заставить себя сконцентрироваться на формулах и уравнениях.

Маркиз был совершенно не таким, каким она его себе представляла. Да и Виктория не сочла нужным подробно описать его внешность, упомянув лишь о разительном контрасте между почти черными волосами и светлыми серебристо-голубыми глазами. Что ж, глаза у него действительно замечательные, это Айви успела заметить.

Вспомнив его пристальный взгляд, она поежилась.

Маркиз Харроу оказался совсем не таким, каким она его представляла. Ученые мужи, изображения которых она видела в книгах, как правило, были лысыми или седыми и носили очки. А еще они всегда были полными и сутулыми вероятно, от постоянного сидения за лабораторными столами, и, уж конечно, более терпеливыми, чем Саймон де Берг.

Он пронесся по аудитории с яростью зимнего шквалистого ветра, и в каждом его движении, даже, казалось, в звуке шагов чувствовалось раздражение. В его присутствии все студенты ощущали неловкость, скованность и робость, однако их робость не шла ни в какое сравнение с тем страхом, который завладел Айви, когда она подняла руку.

Как она могла поступить столь опрометчиво?! Презрение лорда Харроу было могучим, как удар. А ведь она вовсе не собиралась нарушать его безоговорочное правило. Ей всего лишь требовалось узнать, следует ли снабжать работу примечаниями.

Мотнув головой, Айви попыталась выбросить из головы мысли о маркизе и сосредоточилась на формулах, диаграммах и строчках аккуратного текста, которые уже начали заполнять листы бумаги. Она сослалась на труды таких людей, как Алесандро Вольта, который изобрел электрическую батарею, сходную с той, что продемонстрировал маркиз Харроу, Гемфри Дэви, запатентовавшего процесс разделения сложных веществ на отдельные элементы, что, собственно, и сделал лорд Харроу, и упомянула об Андре Ампере, который развил теорию электромагнитных молекул, объяснявшую, как происходит разделение.

Просмотрев свои расчеты, Айви дважды перепроверила приведенное ею уравнение Георга Ома для измерения электрического напряжения. По залу еще разносился хоровой скрежет перьев, а новоявленный студент… то есть студентка откинулась на спинку стула, стараясь понять, не упустила ли что-то важное. Наверняка упустила.

Задание показалось ей слишком уж простым. До смешного. Лорд Харроу выбрал процесс, который революционизировал науку об электромагнетизме лет двадцать назад. Об этом так много писали, что любой дилетант, даже не интересующийся натурфилософией, а просто умеющий читать, мог объяснить процесс, который они сегодня наблюдали.

В отличие от окружающих ее мужчин Айви наслаждалась привилегией получения официального образования. Она всегда умела извлечь пользу из времени. В детстве она тратила его на то, чтобы исследовать обширную библиотеку дяди Эдварда в его сельском поместье Торн-Гроув, а после его смерти год назад перечитала все книги, освещавшие вопросы науки и натурфилософии, которые попадали в их книжный магазин.

Если она находила задание элементарным, значит, лорд Харроу наверняка мог уже сто раз найти себе ассистента. То, что он этого до сих пор не сделал, давало ей передышку и заставляло снова и снова вспоминать его последнее, самое важное задание: зачем?

Как-то уж слишком загадочно. Зачем — что? Зачем разлагать сложное вещество на составляющие? Зачем вообще беспокоиться, генерировать электричество и заставлять его бежать по проводам из одного места в другое? Каким бы захватывающим ни находила Айви явление электромагнетизма, она всегда недоумевала, как можно обуздать такую дикую, неподвластную человеку силу и использовать ее в повседневной жизни.

Отложив перо, Айви закрыла глаза и впервые в жизни задумалась над вопросом: зачем она так много времени уделяла изучению таких наук, как гравитация и магнетизм, вместо того чтобы внимательно следить за последними веяниями моды и зачитываться любовными романами? Почему она всегда вечерами предпочитала отправить сестер в театр, который они обожали, и остаться дома в одиночестве со своими книгами?

Лорел, Уиллоу и Холли любили поэзию, но для Айви поэзией была наука. Они находили красоту в рифме и ритмике стиха, которые превращали слова в музыку, а для Айви красота заключалась в равенстве между числами, решенном уравнений и магии причины и следствия.

Неожиданно ответ стал ясным, как стекло.

Если лорд Харроу хочет знать зачем, она ему расскажет.

Айви начала писать и так сосредоточилась на работе, что забыла, где находится, и лишь деликатное покашливание мистера Хендслея вернуло ее к действительности. Оглядевшись, она поняла, что аудитория пуста.

— Спасибо, сэр, — сказала она мужчине, отдавая исписанные аккуратным почерком листки.

Она одарила его благодарной улыбкой и поспешила к двери. Лишь заметив краем глаза его растерянную физиономию, Айви осознала, что улыбнулась далеко не как мужчина.

Тот факт, что она в самом начале допустила столь грубую ошибку, лишил ее уверенности, и она снова начала вспоминать каждое слово, написанное в своей работе. Наверняка ее любительские рассуждения не имеют ничего общего с глубоконаучными выводами, которых ожидает лорд Харроу. Да и не исключено, что Безумный Маркиз вычеркнул ее из числа претендентов на должность помощника уже в тот момент, когда она так некстати подняла руку, нарушив его чертовы правила.

Айви почувствовала себя глубоко несчастной. Она так старалась, и все зря, сделала лучшее, на что способна, но этого, судя по всему, недостаточно.

Глава 3

— Я тебе точно говорю, Бен, — сказал Саймон, покачав головой, — несмотря на женоподобную внешность и странную робость, этот парнишка обладает блестящим умом. Мне давно такие не встречались.

5
{"b":"159787","o":1}