Давным-давно, когда Бейява была юной и привлекательной, Томвайа Лаквабуло нанес свой первый визит на Туму. Тогда он познакомился с одной из самых красивых девушек- духов — На-миобе'и, дочерью Гуйоны Вабуси, вождя Вабуси, большой деревни на побережье Тумы. Она влюбилась в него, и, поскольку она была столь прекрасна, а кроме того, совершила в отношении его магические обряды bubwayayta,он поддался ее чарам и женился на ней. Таким образом он стал, так сказать, двоеженцем или, по меньшей мере, нематериальным двоеженцем, ибо имел жену земную, в Обураку, и жену-духа в Вабуси. С того времени он регулярно посещал страну духов во время своих трансов, когда не ел, не пил, не шевелился неделями (по крайней мере в теории: я посетил Томвайу Лаквабуло во время одного из таких трансов, и мне удалось ввести в него банку мясных консервов и лимонад, а также побудить его принять две палочки табаку). Эти профессиональные визиты на Туму, помимо того, что они приятны из-за Намиобе'и, сулят еще и выгоды, поскольку он берет с собой для духов богатые подарки, которые ему вверяют их живые родственники. Нет оснований сомневаться, что духовная часть этих подарков доходит до духов на Туме.

К чести и Томвайи Лаквабуло, и покойной Бейявы, она признала и одобрила его нематериальный союз и даже позволила собственную дочь назвать Намиобе'и — по имени жены-духа. Теперь обе жены встретились на Туме, но они проживают в разных деревнях. Это согласуется с общим правилом, поскольку каждая земная деревенская община имеет свою колонию в мире духов, и туда покойники направляются после смерти. Существует также несколько деревень sui generis,не пополняемых из нашего мира и имеющих странные особенности. Одну из них населяют женщины, которые живут в домах на сваях, высоких, как кокосовые пальмы. Ни одному мужчине никогда не позволяется входить в эту деревню, и ни один мужчина никогда не имел сексуальных связей с этими женщинами. Они рожают детей, но исключительно женского пола. Однако эти женские пуритане, к счастью, исключение на Туме, где любовь, удовольствие и наслаждение ленью как бы обволакивают счастливых духов.

Чтобы наслаждаться жизнью и любовью, необходимо быть молодым. Даже на Туме старость — то есть морщины, седые волосы и слабость — подкрадывается к тамошним духам. Но на Туме существует средство, когда-то доступное всему человеческому роду, а теперь утраченное нашим миром.Ведь старость для тробрианцев — это не естественное состояние, а несчастное событие, досадная случайность. Давным-давно, вскоре после того, как человечество выбралось на поверхность земли из ее недр, человеческие существа умели омолаживаться по своему желанию, сбрасывая увядшую кожу, подобно крабам, змеям и ящерицам, а также тем созданиям, которые ползают и роют норы под землей, время от времени сбрасывают прежнюю оболочку и начинают жизнь с новой и совершенной кожей. Человечество, к сожалению, утратило эту способность (по легенде — из-за глупости некой прародительницы), но на Туме тамошние счастливые духи сохранили ее [119]. Когда они считают, что состарились, они сбрасывают дряблую морщинистую кожу и вновь оказываются полными сил, с гладким телом, темными волосами, здоровыми зубами. Таким образом, жизнь среди них — это вечное повторение молодости с сопутствующими ей любовью и удовольствиями.

Итак, их время проходит в танцах и пении, со всем тем, что к этому прилагается, — праздничной одеждой, украшениями, запахами душистых масел и трав. Каждый вечер в прохладный сезон, когда ослабевают постоянно дующие пассаты или когда в знойный период муссонов влажный морской бриз освежает воздух, наши духи облачаются в праздничные одежды и отправляются на bakuсвоей деревни, чтобы танцевать — точно так же, как это происходит на Тробрианах. Иногда же, отходя от земных привычек, они идут на берег и танцуют на твердом прохладном песке, утрамбованном бурунами.

Много песен сложено духами, и некоторые из них достигли земного мира, принесенные посредниками в общении с духами. Подобно большей части такого рода продукции, эти песни служат прославлению своего создателя. «Они поют славу своей butia(цветочной гирлянды), своим танцам, своей nabwoda'u(разукрашенной корзине), раскраске своего лица и украшениям». Вполне очевидно, что искусство возделывания огородов или резьба по дереву, выдающиеся достижения в войне или в обмене kulaбольше не являются объектом честолюбивых устремлений духов. Вместо этого мы находим здесь прославление танцев и человеческой красоты, причем и того, и другого — как обрамления сексуального наслаждения и как его преддверия. Приведу один пример такой песни, под названием «Усийяве-ну»; она была сложена неким духом на Туме и доставлена на землю неким Митакайо из Обураку — посредником в общении с духами, который к моменту моего прибытия на Тробрианы уже переехал на Туму напостоянное жительство.

I.

Я спою песню о беззаботном наслаждении — Мой разум кипит у меня на губах — Они выстраиваются по кругу на baku,Я присоединяюсь к ним на baku —Раковинный рог звучит - слушайте! Смотрите! Яркая гирлянда butia, Butiaмоей возлюбленной.

II.

Мой отец плачет, они начинают похоронный танец по мне. Приходите! Будем жевать бетелевый орех, будем бросать bubwayayta,Разломим стручок жгучего бетеля, Бетелевый орех - мой разум коченеет!

III.

Мой друг, стоящий на берегу - он полон страсти. Он кипит, мой друг на северном побережье Тумы.

Рыжеволосый мужчина думает обо мне, У него есть разукрашенная корзина, Его лицо сияет, как полная луна.

IV.

Белые облака собираются низко на линии горизонта, Я тихо плачу.

V.

На холме на Туме я укачиваю своего малыша, чтобы он уснул.

Я пойду и позабочусь о своей сестре, Я помещу bagido 'ивокруг своей головы, Я окрашу свой рот толченым орехом бетеля, Я украшу себя панцирными раковинами на западном берегу.

Тробрианская песня всегда полна умолчаний и намеков на события, хорошо известные слушателям, и никогда не может быть совершенно понятна чужаку. Однако даже мои местные информаторы не могли полностью перевести вышеприведенную песню. После двух вводных строк, первая строфа описывает подготовку к танцу на Туме. Во второй строфе перед нами — внезапный разрыв с интересами земного мира, вызванный bubwayayta.

В третьей — женщина поет о мужчине, которого она любит. Она явно еще находится в земном мире, а ее муж или возлюбленный — видимо, создатель этой песни — уже перебрался на Туму. Она смотрит на северо-запад, где собираются муссонные облака, и оплакивает его (строфа IV). В последней из приведенных строф она сама явилась на Туму и описывает свой наряд, который — как и для всех духов — стал, похоже, ее основной заботой. В ее пользу говорит то, что она не забыла своего ребенка, хотя каким образом подобные сентиментальные воспоминания сочетаются с фривольной атмосферой Тумы, никто из моих информаторов объяснить не смог.

Сексуальную свободу, которую мы находим у островитян на Троб-рианах, не следует называть «безнравственностью» и относить тем самым к несуществующей категории. «Безнравственность» — в смысле отсутствия любых ограничений, правил и ценностей — не может существовать ни в одной культуре, какой бы сниженной или извращенной она ни была. С другой стороны, «безнравственность» — в смысле нравов, не похожих на те, что (в идеале) практикуются в нашей среде, — нужно ожидать встретить во всяком обществе, не похожем на наше собственное или на те, что находятся под влиянием христианской и западной культуры. На самом деле благопристойности и внешних приличий у тробрианцев не меньше, чем свободы и потакания своим слабостям. Среди всех обычаев сексуальной свободы, описанных нами на данный момент, нет ни одного санкционированного нарушения нормы, которое не редусматривало бы определенных рамок; нет ни одной уступки сексуальному импульсу, которая не накладывала бы новые ограничения; нет ни одного примера ослабления привычных табу без точной компенсации за это в той или иной форме.