— Ага, — фыркнула Макей, — ведь все розевильские девушки только и делают, что наводят гламур, собираясь прогуляться по городской площади.

Резонное замечание.

Мне было все равно. Даже странно, ведь речь шла о моих волосах. Но голова была забита другим, например, меня очень занимали вещицы, которые Бекс раскладывала на кровати. Правда, мне было плохо видно, поскольку Макей красила меня и то и дело командовала: «Смотри вверх». «Смотри вниз». «Стой спокойно».

А если не отдавала команды, то читала мне наставления типа: «Говори, но не слишком много. Смейся, но не слишком громко». Больше всего мне понравилось такое: «Если он ниже тебя ростом, сутулься».

Потом слово взяла Бекс.

— Давай обсудим, какое барахло взять в карман. — Такое не каждый день услышишь, если только вы не… не такие, как мы. — Тебе нет шестнадцати, значит, с документами проблем не будет. Но все же надо как-то поддерживать твою легенду. — Она осмотрела предметы, разложенные на кровати. — Возьми это. — Она бросила мне пачку жвачек — ту же марку, какую мы извлекли из мусора Джоша. — Продемонстрирует общность вкусов, ну и решит проблему свежего дыхания. — Она снова осмотрела разложенные на кровати предметы. — Так что мы решили: с сумкой или без?

— У нее определенно должна быть сумочка, — высказалась Макей, и Бекс согласилась. Ну и ну! Макей и Бекс нашли общий язык… относительно аксессуаров! Чудеса!

Бекс выбрала сумочку и открыла ее.

— Корешок от билета в кино — если он спросит, как тебе понравилось, скажи только, что понравилось, но ты не очень поняла концовку. — Она бросила в сумку клочок бумажки и перешла к следующему предмету. — Очки-бинокли. Сегодня они, конечно, не понадобятся, но на всякий случай возьми. — Их она тоже сунула в наш мешочек лжи, еще кинула чернильную ручку с надписью «Что сказал бы Иисус?» и с самодовольной ухмылкой защелкнула замочек.

Понятия не имею, где Бекс раздобыла все это барахло, и, если честно, знать не хочу. Неужели все девушки так собираются на свидание? Неужели каждая девушка на свидании — это секретный агент на задании?

— И не забудь…

Я подняла глаза и увидела маленький серебряный крестик на цепочке.

— Он сломан, — напомнила я Бекс. — Все время барахлит, с тех пор как в него попала вода. К тому же ты все равно ничего не услышишь из-за глушителей.

— Ками, — вздохнула Бекс. — Ками, Ками… это твоя легенда.

Она права. Я должна стать девушкой, которая обучается на дому и носит на шее крестик…

— Да ты издеваешься надо мной! — возмутилась я, когда в дверях появилась Лиза, держа кошку Оникс.

Ничего не поделаешь, придется возюкать беднягой Оникс по одежде, чтобы на ней осталась шерсть, как и полагается любительнице кошек.

Все эти годы я считала, что быть шпионом трудно и опасно. Как выяснилось, быть девушкой ничуть не легче.

Девчонки спустились со мной до самого отдаленного потайного прохода.

— Фонарик взяла? — спросила Лиза. Так бабушка Морган каждый раз по дороге в аэропорт спрашивает меня: «Ты билет не забыла?» Лизина забота показалась мне сейчас такой трогательной. Если бы они могли пойти со мной! Но такова уж шпионская работа: приходит время, когда ты должен идти один навстречу опасностям. Пока мы шли, Макей сказала:

— Я все равно не понимаю, как ты собираешься улизнуть и вернуться, не попавшись.

Однако я не разделяла ее волнений. Когда-нибудь мне и впрямь стоит написать книгу об этом особняке. Я могла бы сколотить состояние, продавая ее новичкам. В ней я бы поделилась секретом, как можно раскачать дверь чулана на лестничной клетке в западном крыле и по трубе скатиться до кладовки дворецкого на первом этаже. (Как вы будете добираться обратно — ваше личное дело.) Еще один неплохой тайный ход идет от деревянной панели на каменной лестнице в старой часовне. Если нажать на нее три раза, она откроется, и по чердаку можно пройти к любой комнате в северном крыле. (Я бы, правда, не стала рекомендовать его тому, кто боится пауков.)

— Увидишь, Макей, — сказала я, и мы свернули в длинный коридор, который вывел нас к старому бордовому гобелену на каменной стене. Я глянула на фамильное древо Галлахеров, потом на Макей. Она не смотрела на ветви поколений, не увидела своего собственного имени на конце одной из них, не задавала вопросов; она просто сказала:

— Хорошо выглядишь.

Я чуть в обморок не грохнулась от такой похвалы. Отогнув гобелен, я полезла внутрь хода. Бекс напутствовала:

— Срази их наповал!

Лиза добавила:

— Только не в буквальном смысле!

И как им удалось уговорить меня на это! Тайком выйти с территории академии несложно — нужно лишь помнить, где расположены и с какой частотой вращаются камеры, знать «слепые» для охранников участки и обойти датчики движения вдоль южной стены. Но я дала им напялить на себя ботинки, бесконечно усложнявшие весь этот процесс, и тут мне гордиться абсолютно нечем. Не спорю, черные ботинки Макей визуально удлиняли ноги и делали меня похожей на Шарли Энджелс, но когда я плюхнулась на скамейку в скверике на углу площади, ступни у меня горели, икры сводило, а нервы были на пределе.

К счастью, у меня было время прийти в себя. Очень. Много. Времени.

Хочу открыть один секрет насчет слежки: это скучно. Да, иногда мы что-то взрываем и прыгаем с крыши и/или поезда на полном ходу, но обычно мы околачиваемся без дела и ждем, когда что-нибудь случится (в кино это почему-то опускают). Будь я обычной девушкой, а не хорошо тренированным агентом, я бы чувствовала себя довольно глупо, сидя на этой скамейке и стараясь вести себя естественно.

17.35. Оперативник занял исходную позицию.

18.00. Оперативник пожалел, что не прихватил с собой что-нибудь поесть, поскольку не может отойти купить шоколадку, проблема и в том, что он не может отойти в туалет.

18.30. Оперативник пришел к выводу, что невозможно выглядеть красивой и/или соблазнительной, когда тебе РЕШИТЕЛЬНО необходимо пописать.

В тот вечер мое домашнее задание состояло из пятидесяти страниц «Искусства войны», которые нужно было перевести на арабский, и кредитной карточки — модификатора отпечатков пальцев, который нужно было доработать для доктора Фибза. Да еще мадам Дабни в конце урока намекала на предстоящий большой тест. И тем не менее я сидела на скамейке, потирая ноющие икры и размышляла о том, что стоило бы попросить дополнительные зачеты по секропам.

Семь сорок пять. Ладно, подожду ровно до восьми, а потом…

— Привет, — услышала я позади.

О, да. О, да.Я не могла обернуться. Черт, я должна обернуться!

— Ками?

Я могла бы ответить ему на четырнадцати языках (не считая вульгарной латыни). И все же я потеряла дар речи, когда он появился передо мной.

— Э-м-м… О… Э-э-э…

— Джош, — он ткнул себя в грудь, подумав, что я забыла.

Как вам это нравится? Я, конечно, не большой знаток парней, но я прослушала полный курс по чтению языка тела и могу ответственно заявить, предположение, что ваше имя забыли, стоит довольно высоко на «шкале скромности». (У меня, правда, нет такой шкалы, но зато теперь будет точка отсчета.)

— Привет.

Я сказала это по-английски, да? Это ведь не был арабский или французский? Господи, только бы он не подумал, что я студентка по обмену… или того хуже, девушка, которая знает три слова на иностранном языке и вставляет их к месту и не к месту, чтобы показать, какая она умная/культурная/и в целом лучше всех остальных.

— Смотрю, ты сидишь, — сказал он. Отлично, кажется, я все же говорила по-английски. — Тебя давно не было видно.

— Я была в Монголии, — выпалила я.

Заметка для себя: надо научиться врать не так экстремально.

— С Корпусом мира, — уже спокойнее добавила я. — Родители там работают. Поэтому они и затеяли домашнее обучение, — вспомнила я свою легенду.