Алиса отвечала мне почти с негодованием. Я ничего не понимаю; ведь это ее любимая семья; уж не воображаю ли я, что она оставит их на чужих руках? Нет, она будет ухаживать за ними сама. Лорд Биконсфилд разделял мое горе.

— Хотела бы я быть там, — говорила я. — Я бы ухаживала за ними. Я бы услала Алису в безопасное место. Дорогой лорд Биконсфилд, она самая любимая из моих детей. Она всегда была особенная — такая нежная. Викки была любимой дочерью Альберта… а Алиса — моей. Она была такая хорошая девочка. Она и Артур больше всех похожи на отца. Если бы я заразилась, ну и что? Моя жизнь кончилась в то трагическое четырнадцатое декабря. Он сочувственно посмотрел на меня:

— Милая моя государыня, — сказал он. Я слабо улыбнулась. Он был для меня единственным утешением.

Последовало еще одно печальное известие. Крошка Мэй, пяти лет и общая любимица, умерла. Горе Алисы не поддавалось описанию.

Но худшее было еще впереди. Впоследствии я узнала, как это произошло. Сын Алисы Эрнст так огорчился, узнав о смерти младшей сестры, что сам почувствовал, что умирает, и в приступе отчаяния обратился к матери. Она обняла и поцеловала его. После этого она заболела.

Это было то, чего я боялась. Я собрала всю свою семью и рассказала им. Они были в отчаянии. Алису все очень любили, и до четырнадцатого оставалось два дня. Я так гордилась ими, когда они собрались вокруг меня.

Я молилась Богу. Я молилась Альберту. Я пыталась вступить со Всевышним в соглашение. Спаси Алису и возьми меня. Отдай мне Алису, и пусть будет Твоя воля на все остальное. Я уже вынесла четырнадцатого жесточайший удар, какой только мог на меня обрушиться, и я была готова на все — только ради спасения жизни Алисы.

Наступило тринадцатое. Известий не было. День прошел для меня как в тумане, и вот наступило роковое четырнадцатое. Браун суетился и бранил меня, называя «глупой женщиной, от чьего трепыхания никому нет пользы».

Я была почти уверена, что случится ужасное. В состоянии тупой покорности я взяла телеграмму. Алиса умерла.

Со мной были все дети. Алиса была первым ребенком, которого я потеряла, и я едва могла вынести это горе. Берти обнял меня, пытался успокоить. Он особенно любил Алису. Когда они были маленькие, она часто выручала его, скрывая его провинности. Я уверена, что она спасла его от многих порок.

Потом мы узнали, как она заразилась: в порыве любви, стараясь успокоить сына. Беатриса горько плакала, Александра тоже. Милая девочка, ее все очень любили.

Странно, что это должно было случиться четырнадцатого. Браун немного успокоил меня своим молчанием, удивительно, какой в молчании покой. Прибыл лорд Биконсфилд.

— Я знаю, вам сейчас не до посетителей, — сказал он. — Но я был уверен, что, если вы не сможете видеть меня, вы так и скажете. Поэтому я и пришел. Я знаю, я не смогу вас утешить. Я могу только выразить мое глубочайшее сочувствие.

Я всегда была рада видеть его, сказала я. Правда, я не желала видеть никого другого. С ним я могла говорить об Алисе, об Альберте, двух моих самых любимых, которых я потеряла.

— Как я вас понимаю, мэм, — сказал он, и я знала, что он думал о Мэри Энн.

— У вас была замечательная жена, — сказала я ему. — У меня был замечательный муж. Вы называли ее идеальной женой. Альберт был, без сомнения, идеальным мужем. Вы часто говорили, что мы должны быть счастливы оттого, что эти чудесные создания пробыли с нами даже короткое время. Но я часто думаю, не были бы мы счастливее, если бы вовсе не знали их. Тогда бы мы не страдали так, потеряв их. Он со мной не согласился, и я уверена, что он был прав.

Позднее он прислал мне текст речи, произнесенной им в палате лордов. Я перечитывала его снова и снова, не в силах сдержать слез.

«Милорды, есть что-то исключительно трогательное в самой причине смерти Алисы. Врач, позволивший ей ухаживать за больными, умолял ее ни при каких обстоятельствах не прикасаться к ним. Ее замечательное самообладание сдерживало ее, но ей выпало сообщить сыну о смерти его младшей сестры, к которой он был очень привязан. Мальчик был так поражен горем, что взволнованная мать сжала его в объятиях и при этом получила поцелуй смерти». Я была так тронута. Только лорд Биконсфилд мог так прекрасно это выразить. Когда он посетил меня, мы плакали вместе.

— Поцелуй смерти, — сказала я, — как прекрасно сказано. Именно так и было. Он усматривал особое значение в том, что Алиса умерла четырнадцатого.

— Вы думаете, что Альберт ждал ее к себе и он выбрал этот день? Лорд Биконсфилд сказал, что, по его мнению, так и было.

— Мне казалось, он должен был бы выбрать Викки. Она была его любимицей. Она была умница. Моя милая бедная Алиса никогда этим не отличалась.

Все это было очень таинственно, сказал лорд Биконсфилд. Мы говорили о смерти, о потустороннем мире и о том — могут ли ушедшие видеть тех, кого они любили на земле. И этот разговор утолял мое горе.

Я была благодарна лорду Биконсфилду за многое. Он был утешением и поддержкой в это время тревог.

Разразилась зулусская война[74]. В Южной Африке были большие волнения. Сэр Бартл Фрер, губернатор Кейпленда, не отличался дипломатическими способностями. Лорд Биконсфилд не одобрял его действия, но, как он сказал мне, правительство должно поддерживать своих представителей.

Было множество возражений со стороны Гладстона, который возложил всю ответственность на правительство. Гладстон был одним из тех пацифистов, которые стоят за мир, чего бы это ни стоило. Я всегда считала, что именно они с их робостью несли большую ответственность за войны, чем те, кто занимал сильную позицию. Наши враги нападают на нас, потому что подозревают нас в слабости.

Меня ужасно поразило известие, что единственный сын французской императрицы, сражавшийся на нашей стороне против зулусов, был захвачен в плен и зарублен дикарями. Бедная Евгения была убита горем. Я ездила в Чичестер, чтобы выразить ей свое сочувствие. Потеряв так недавно мою Алису, я могла ее понять. Это было мучительное свидание. Я взялась позаботиться о бедняжке и решила почаще навещать ее. Как жестока жизнь! В этой несчастной женщине было трудно узнать ослепительную императрицу, возглавлявшую вместе с Наполеоном свой двор, такую прекрасную и элегантную. Теперь это была изгнанница, скорбящая мать, потерявшая своего единственного ребенка. У меня их все-таки оставалось восемь.

Тем временем Гладстон нападал на лорда Биконсфилда, осуждая его политику. И каков же был результат его вмешательства? Война. Я была в ярости. Лорд Биконсфилд улыбался при виде моего гнева.

— Это правда, что я честолюбив, — говорил он. — Я хочу обеспечить ваше величество еще большим могуществом. Я верю, что в этом путь к миру и процветанию не только для нас, но и для всего мира. Я хочу, чтобы вы могли диктовать Европе. Ради всеобщего мира необходимо, чтобы ваше величество занимали то положение, которого я добиваюсь для вас. Я сказала ему, что я опасалась осложнений со стороны Пруссии.

— Молодой Вильгельм воспитан под влиянием Бисмарка. Неудивительно, что он напичкан идеями возвышения Пруссии.

— Я начинаю не любить Вильгельма. Странно, что он оказался таким. Он был наш первый внук. Альберт и я так им гордились.

— Я надеюсь, — сказал лорд Биконсфилд, — что я доживу до того дня, когда ваше величество займете подобающее вам место.

— Пожалуйста, не упоминайте о том, что вы можете не дожить. Я уже достаточно пережила за последнее время. Я не могла бы вынести новых потерь.

— У Гладстона много сторонников, — сказал он. Его улыбка была извиняющейся. — Фактам следует смотреть в лицо, мэм. Я встревожилась.

— Число наших сторонников тает. Вскоре могут состояться выборы, и если…

— О нет. Я не могу этого вынести. Только не этот человек! Я думала, что он уже ушел в отставку. Почему он вернулся?

— По желанию народа, мэм. Они любят своего Уильяма.