В XIX веке правительство предпринимало определённые усилия для «сбережения» инородцев. Правда, не всегда всё получалось хорошо: можно вспомнить эпизод с «делом инородцев» из «Воскресения» Льва Толстого. Тем не менее никто силком не заставлял вогулов менять традиционный образ жизни. Налог так фактически и оставался пушным ясаком. В армию инородцев не брали. Насильно не крестили. Их лесам был присвоен статус «божелесья», чтобы ни заводы, ни крестьяне не смели проводить там порубки. Но этого оказалось мало.
В 1881 году по Чусовой с караваном проплыл Д. Н. Мамин-Сибиряк. Он описал своё путешествие в очерке «Бойцы». И там сказано, что на Чусовой осталось всего две вогульские деревни — Бабёнки и Копчик.
ИСЧЕЗНУВШАЯ ДЕРЕВНЯ КОПЧИК
Она находилась на 10 км ниже по течению деревни Нижняя Ослянка на правом берегу Чусовой под Дуниной горой. Название её, видимо, происходит от мансийского имени собственного. Так, в челобитной царю Борису Годунову вогулы писали: «Беляковы родни с сотником Еимашем Катымовым, да сотник Байдеряск Калванов, да Байта, да Копчик, да Шакула Ешамовы и во всех товарищов своих чюсовских вогуличей…» Может, Копчик Ешамов и был основателем деревни на рубеже XVI–XVII веков? Впрочем, у села Николо-Павловское рядом с Весёлыми горами есть гора Копчик. Вряд ли именно Копчик Ешамов был так знаменит, чтобы оставить после себя столько топонимов.
По документам деревня известна своим жителем вогулом Иваном Кучумовым, который указал В.Н.Татищеву подходящее место для Ослянской пристани. У Мамина-Сибиряка деревня названа «Кончик» — видимо, в связи с тем, что его родной Висимо- Шайтанский завод делился на «концы» (об этом рассказано в романе «Три конца»). Уже в конце XIX века вогулы из Копчика выглядели совсем обруселыми.
Но русские помнили, что они — иной народ, «инородцы». Местный житель в 1959 году рассказывал филологам УрГУ: «В давние времена здесь вогулы жили. Пришли из-за леса три охотника- вогула, вырыли землянки, здесь и поселились. От них и пошла деревня. Потом выселенных прислали, русских. Стало два общества, две общины: вогулов и русских крестьян. (Русская община отселилась на левый берег Чусовой и образовала деревню Луговую напротив Копчика.) Крестьяне землепашеством занимались, а вогулы охотой. У вогулов свои права были, налогов они не платили, били любого зверя, в солдаты их не брали. Потом, правда, брать стали…» — «Вогулы — они язычники были. На Дуниной горе сейчас стоит пень от старого лиственя, его зовут „вогульским пнём"… Он давно засохший стоит, верхушку ему молнией сбило. Вот этому пню вогулы молились. Придут в праздник, иконками увешают ствол и молятся. Рассказывают, будто бы отверстие было, куда деньги спускали, он изнутри-то будто полый был. Отверстие никто не нашёл, а вот вогульские знаки и крест и сейчас видны…» — «…У него дома боженята были, делал он их из берёзовых чурок, кованые гвозди вместо глаз, отверстие у рта — когда уходил на охоту, то мазал идола салом, кровью. Если с удачей приходил, ещё более бога своего мазал, а если нет, то выбрасывал во двор и стегал кнутом, ругался крепко…»
В 30-х годах XX века в Копчике действовал водомерный пост.
В путеводителе Е. Ястребова (1963) сказано: «В пяти километрах ниже Омута — деревня Луговая (Копчик), основная часть которой находится на левом берегу». В путеводителе Е. и Ю. Постоноговых (1980) ни Луговой, ни Копчика уже нет. Сейчас на месте Луговой — покос, а на месте Копчика — заросли ивы и вербы.
* * *
В капитальном обзоре «Россия. Полное географическое описание нашего отечества» (1914) о вогулах сказано: «Численность их, однако, уже настолько ничтожна и многие из них уже настолько обрусели, что официальные статистические исчисления не имеют обыкновения приводить их общей численности в Пермской губ. Только одни труднопроизносимые вогульские названия горных вершин Северного Урала в пределах Пермской губ., в изобилии рассыпанные по географическим картам, ясно говорят, что пока остатки некогда воинственных обладателей этих вершин ещё не совсем отошли в область преданий». Но вот — уже почти отошли…
Вогулы с Чусовой исчезли. Давно уж русской стала их последняя деревня — Бабёнки, которая и имя-то своё, смешное и непонятное, сменила на нейтральное — «Заречная».
Но в национальном менталитете манси было что-то, что не позволяло манси покориться. Они ведь так и не приняли христианства, в отличие от коми-пермяков, и доныне остались язычниками. Они унесли и надёжно спрятали своего главного идола — Золотую Бабу. На севере они бунтовали против русских. Ещё во времена Петра I вогульская княгиня Анна рассылала по своим селениям стрелу с красным оперением — призыв на борьбу с русскими. И в 1937 году вогулы поднимали отважный и безнадёжный бунт против сталинских порядков — он описан в романе писателя Еремея Айпина «Божья Матерь в кровавых снегах». Вогулы предпочли Уйти, погибнуть, спиться — но не покориться пришельцам.
Вогулы ушли. Но после себя они оставили нечто большее, чем археологические памятники. Они оставили русским своих демонов.
ВОГУЛЬСКИЕ ДЕМОНЫ
Если один народ занимает место другого, растворившегося в истории, то для народа-наследника народ-предок не просто уходит куда-то там на север или на юг. Нет, он уходит ко всем другим предкам — под землю, в горы, в камни. Под землю ушла легендарная Чудь Белоглазая, сама себя похоронившая. В Басегах спрятались от Ермака некие «волшебные пермские люди» из легенды, записанной на реке Усьве В. И. Немировичем-Данченко. В Азов-горе укрылась девка Азовка. Но оттуда, из-под земли, ушедший народ оказывает непостижимое влияние на судьбы живущих. На Чусовой в своих преданиях горщики называли этих исчезнувших хозяев «стары люди». Бажов пишет: «Были они не русськи, не татара, а какой веры- обычая и как прозывались, про то никто не знает. По лесам жили. Однем словом, стары люди». Кажущаяся рукотворность пещер, правильность кристаллов, разумная прихотливость рисунка на малахите — всё наводило на мысль, что эти чудеса творят под землёй «стары люди». Исследователь Н. Корепанов пишет: «Было бы странно, если б в подобном месте среди простого народа сами собой не рождались разговоры о горных всяких чудесах, о ком-то, живущем в горе тайной жизнью».
Вогулы не были земледельцами, ничего не понимали в заводском производстве, но они знали свою землю, и поэтому главная категория русских, с которыми они общались, — рудознатцы. Значит, фольклор именно рудознатцев, горщиков, приисковых рабочих должен был сохранить вогульский культурный архетип. Так и случилось. Первым русским заводом на Чусовой был Полевской завод, и его рабочие, не понимая того, стали наследниками вогулов и хранителями вогульских демонов.
ПОЛЕВСКОЙ И СЕВЕРСКИЙ ЗАВОДЫ
На речке Полевой, притоке речки Северушки, в 1700 году появилась русская деревня Полевая. Жители её занимались сельским хозяйством, но с 1718 года начали работать на близлежащем Гумёшкинском руднике. Чтобы не возить руду далеко, в 1724 году казна построила при руднике медеплавильный завод — первый на Чусовой. Завод получил название Полевского. Завод защищала крепость.
В 1735 году поблизости от Полевского на Северушке появился другой завод — Северский железоделательный. Он работал на железной руде, которая тоже встречалась в окрестностях Гумёшек. (Его чугун был из самой сложной на Урале смеси руд: 11 частей руды Красногорского рудника, 5 частей — Полдневского, 6 — Северского, 3 — Гумёшкинского, 2 части песка и 1 часть извести.) При Северском заводе располагалась и вододействующая фабрика по обработке мрамора, впоследствии перенесённая на Мраморский завод.
К середине XVIII века объёмы добычи железной и медной руды на Гумёшках сильно сократились. Горное начальство посчитало, что рудник выработан. В 1756 году соликамский промышленник А.Ф.Турчанинов подал просьбу о передаче ему во владение заводов Сысертского горного округа (якобы по причине своего разорения). Казна уступила. В 1759 году Турчанинов стал полным хозяином Полевского и Северского заводов и рудника Гумёшки. На Гумёшках турчаниновские рудознатцы обнаружили новые запасы руды; чтобы её плавить, требовалось лишь немного модернизировать производство. Турчанинов провёл эту модернизацию Полевского завода (перевёл производство на горны типа «сплейс-офен»).
