— Перекладывать с больной головы на здоровую — это у нас национальный вид спорта.

Мистер Самуэльсон спокойно улыбнулся:

— Однако именно вас уволили из-за того, что вы плохо выполняли свою работу. Поэтому, если вы не докажете обратное, виноватым в пропаже писем останетесь вы.

Киллиан молча выдержал его взгляд. Да, его уже уволили. Даже если поступит еще одна жалоба, теперь — на некорректную доставку почты, ему хуже не станет. Что его действительно тревожило, так это то, что встреча со стариком смазывала идеальность приключения, пережитого на восьмом этаже.

Можно было развернуться и уйти, прекратив разговор, но это бы означало, что он признает свою вину. А сегодня самое главное — остаться как можно более незаметным.

— Да, вы правы, — сказал он, перекладывая мешок с одного плеча на другое, — это сделал я.

Мистер Самуэльсон прищурился. В его взгляде не было ненависти или гнева, только любопытство.

— Вы знакомы с миссис Норман, которая живет в квартире 3Б? — продолжал Киллиан.

— У которой собаки?

— Именно. В общем… несмотря на внешнюю активность, эта женщина очень одинока. У нее нет ни друзей, ни семьи, только эти старые собаки. Сплошная тоска.

— Мне ее жаль, но, честно говоря, я не понимаю, как это может быть связано с моей корреспонденцией.

— Не спрашивайте почему, но у нас с этой женщиной очень теплые, доверительные отношения… — Киллиан видел, что мистер Самуэльсон никак не может понять, к чему он клонит, — и дело в том, что она мне рассказала, как ей хотелось бы подружиться с кем-нибудь того же возраста. С человеком, который разделит ее интересы и увлечения. Поверьте, она не ищет сложных отношений, ей просто нужен друг, с которым можно пойти в кино или в театр раз в неделю или прогуляться по парку.

По глазам мистера Самуэльсона было ясно, что он попался в паутину, которую плел Киллиан: рассказ полностью привлек внимание старика.

— В общем, она меня спросила, есть ли у вас какая-нибудь… женщина, подруга… и я сделал ошибку, сказав ей, что, кажется, есть, что вы регулярно получаете письма от одной женщины… — Произнося все это, консьерж сам удивлялся тому, что может выдать такую складную историю, стоя босиком, с мешком, набитым окровавленной одеждой, буквально через несколько минут после того, как убил человека. — Я помню, какое отчаяние вызвал мой ответ у бедной женщины… и я пообещал ей… — он изобразил смущение, — что сделаю все возможное, чтобы прервать связь между вашей подругой по переписке и вами.

Киллиан поднял взгляд. Он был похож на ребенка, который признался в каком-то плохом поступке и теперь, рассказав все, ожидает прощения.

Мистер Самуэльсон смотрел на него совершенно серьезно. Потом вновь улыбнулся:

— Честно говоря, даже не знаю, верить вам или нет…

— Все так и было. Буду вам очень благодарен, если вы ничего не скажете миссис Норман, а то ее хватит инфаркт. Я сам во всем виноват.

— Не могу поверить ни одному слову… Но, по крайней мере, вы признались.

В этот момент мешок за спиной Киллиана вдруг завибрировал. Это была странная, прерывистая дрожь.

— Обещайте, что как-нибудь расскажете мне настоящую причину, ладно?

Киллиан не ответил — его внимание было приковано к наволочке. Через долю секунды заиграла мелодия мобильника. Киллиан не пошевелился. Мистер Самуэльсон — тоже. По вестибюлю с нарастающей громкостью разносилась цифровая версия «К Элизе» Бетховена.

— Кажется, вам звонят.

— Да, но… я знаю, кто это, и сейчас не хочу отвечать. — Киллиан действительно знал, кто это. Через стекло было видно, что на тротуаре стоит Клара, прижимая к уху мобильный телефон.

Мистер Самуэльсон повернулся в сторону лифтов:

— Вы очень интересный тип. Кстати, можно ли как-то вернуть мои письма?

— Я выбросил их в реку, — ответил Киллиан, не отрывая взгляда от Клары.

Мистер Самуэльсон кивнул и направился к лифтам:

— Хорошего дня.

— И вам тоже, — сказал Киллиан.

Клара повесила трубку, и фортепианная пьеса оборвалась. Киллиан метнулся к лестнице, ведущей в подвал, чтобы Клара не успела его увидеть. За спиной уже слышался знакомый стук каблучков девушки, которая вошла в дом. Клара и мистер Самуэльсон вежливо поздоровались.

Вбежав домой, Киллиан спешно скинул с себя всю одежду и засунул ее в большой пакет для мусора, вместе с мешком, точнее наволочкой, набитой одеждой. Для того чтобы осложнить ситуацию, достаточно одной капли крови. Он переоделся в чистое, обулся, надел пальто.

Он хотел оказаться как можно дальше до того, как все обнаружится. Через несколько минут здание наполнится страшным хаосом. Когда он выходил на улицу, было еще тихо, не было слышно ни криков, ни еще чего-нибудь необычного. С черным мешком для мусора в руке он направился на восток. Конечно, привычное место на берегу Гудзона, у Семьдесят девятой улицы, было более поэтичным и располагало к размышлениям, но сейчас было не время идти туда. Берег Ист-Ривер намного ближе и вполне его устраивал. Он перешел реку по пешеходному мостику недалеко от Шестьдесят третьей улицы; здесь почти не встречались пешеходы, было пустынно. Да и холод меньше всего располагал к прогулкам у воды.

Когда он оказался за пределами досягаемости камер наблюдения и любопытных глаз, то засунул в мешок руку в перчатке и нашел в кармане брюк Марка его айфон. Он не знал, что с ним делать. Конечно, большой ошибкой было не проверить карманы одежды еще там, в квартире, ведь отсутствие мобильника может вызвать лишние подозрения. И Киллиан решил, что оставит телефон у себя, пока не придумает что-нибудь. Он положил в мешок увесистый камень, чтобы гарантированно пустить его на дно, и бросил в воду.

И только теперь он понял, что совершил. В голове совершенно четко сложилось понимание, что он только что убил человека после чудовищной психологической пытки. Он знал, что нанес Кларе жесточайший удар. Никогда раньше он не заходил настолько далеко… и сейчас сумел это сделать лишь под действием мощного выброса адреналина. Он стал убийцей во всех смыслах этого слова.

Ноги подкосились, и он присел на берег реки.

Прошло больше часа, а Киллиан все еще сидел на бордюре пешеходной набережной Ист-Ривер, наблюдая, как плавно течет холодная вода. Дрожь утихла, но ему было неспокойно, настроение все время менялось; несмотря на холодный воздух, внутри как будто разожгли камин. Пережитые эмоции, накладываясь на бессонные ночи, отняли у него все силы. Но если бы он был в своей постели, то не смог бы сомкнуть глаз. Должно быть, за этот час, пока он неподвижно сидел на берегу реки, в здании произошло много всего. Если все пошло так, как должно было, — а никаких причин для иного развития событий он не видел, — Клара в эти моменты должна переживать самую сильную и внезапную боль в своей жизни.

Слишком большое страдание, чтобы полностью понять его. Ему было страшно возвращаться в дом и видеть ее мучения своими глазами, хотя именно об этом он мечтал.

В половине пятого вечера Киллиан зашагал обратно. Он не стал переходить мостик возле Шестьдесят третьей улицы, а вместо этого прошел вдоль реки дальше, до моста Квинсборо, свернул на Пятьдесят девятую, а потом поднялся по Пятой авеню вдоль парка. На дорогу ушло больше часа; он старался потратить больше времени, чтобы аккумулятор айфона окончательно разрядился. Голыми руками он к телефону не прикасался.

Прежде чем свернуть за последний угол, он замедлил шаг. Неизвестно, что обычно происходит, когда находят самоубийцу. С чем ему предстоит встретиться? С сиренами и столпотворением полицейских или с тихой похоронной машиной, аккуратно припаркованной сбоку от входа? Он заглянул в закусочную с едой на вынос, купил пару пакетов, и теперь шел с полными руками снеди. Нужна была хорошая и простая отговорка, ведь его наверняка спросят, где он был. Потом ему в голову пришло, что специально можно не искать алиби, ведь в момент смерти Марка он как раз разговаривал в холле с мистером Самуэльсоном. Однако на всякий случай нужно уметь объяснить, где он провел следующие несколько часов. Он почувствовал, как занервничал под взглядом продавца в кулинарии, и понял, что к вопросам полиции нужно быть хорошо подготовленным. Нужно собраться как следует.