— Вы в этом уверены? — спрашивает Док.

— Я читаю газеты.

— Вы прочли об этом в газете?

— Слушайте, вот уже год, как компания хвастает этими поездами. Компьютерное управление. Рука человека не касается контрольных приборов. Первый в мире автоматизированный поезд с углем.

— Даже наблюдателя нет?

Хейдьюк помедлил. — Может быть, на испытаниях он и был, — сказал он. — А сейчас — нет. Эти поезда курсируют уже с год без единого прокола. Пока мы не явились.

Пауза.

— Мне это не нравится, — сказал Смит.

— О, Господи, неужто опять начнем все сначала?

Тишина.

Какая-то птичка запела невдалеке, во мраке сосновой рощи: пу-ур-ви-ил… пу-ур-ви-ил… пу-ур-ви-ил…

— Знаете, чего мне хочется? — спросила Бонни. — Прямо сейчас? Рожок мороженого Баскин-Робинс с двойным карамельно-ореховым десертом.

— А знаете, чего я хочу? — спросил доктор Сарвис. — Я хочу …

— Да, да, мы знаем, — перебила Бонни.

— Верно. Ты угадала. С пластинками на зубах, склонившуюся над мороженым с французской ванилью. Или с дикой вишней.

Нет ничего более предсказуемого, чем старый распутник. И более узнаваемого. Вечно забывает застегнуть ширинку.

Значительная пауза.

Трое мужчин в темноте, под столом для пикников, украдкой коснулись своих брюк. Последовал звук одной застегиваемой молнии.

От ближайшей занятой площадки, до которой было три свободных, послышался четкий и ясный звук топора. И снова птичка: пу-ур-ви-ил…

— И еще одно, — говорит Бонни, — и это, дорогие мужчины, очень серьезно. Я вот о чем: во имя какого чертова Господа Бога будем мы взрывать железнодорожный мост вместе с составом угля, если нас там не будет, чтобы увидеть, как это произойдет? А? Ответьте-ка мне на это, вы, остроголовые лидеры, выдающиеся умы.

— Здорово излагает, — заметил доктор Сарвис.

— Док, — говорит Редкий Гость Смит, — мне бы хотелось знать — конфиденциально — что вы конкретно знаете об этом тут вот парне, о Хейдьюке?

— Не больше, чем вы.

— Он грубо разговаривает. Хочет взорвать к черту все, что ни увидит. Как вы думаете, может, он один из этих, — как вы их называете, — привыкаторов?

— Редкий, — говорит Док, минутку подумав, — мы можем верить Хейдьюку. Он честен. — Снова подумав, — он так разговаривает, потому что… ну, потому что он озлоблен. У него есть отклонения, но они в правильном направлении. Он нам нужен, Редкий».

— Какое-то время Смит обдумывал его слова. Потом, преодолевая неловкость, сказал:

— Док, я хотел бы сказать, что и вы меня вроде как удивляете тоже. Вы старше нас всех здесь и знаете вы черт знает насколько больше, и потом — вы же доктор. Доктора не поступают так, как вы.

Док Сарвис обернулся, чтобы ответить. Обернувшись, сказал: — Осторожно, не наступите на Cryptanta. Уж больно она колючая. Arizonica?

— Arizonica. — Они не спеша пошли дальше.

— Что касается вашего вопроса: под микроскопом видишь слишком много пораженной ткани. Все эти примитивные кровяные тельца размножаются, как чума. Тромбоциты поедаются. Молодые мужчины и женщины, как вот этот Хейдьюк здесь или Бонни, умирают от потери крови безо всяких ран. Все больше случаев острой лейкемии. Рака легких. Я полагаю, вся беда в неправильном питании, в шуме, в скоплении людей, в стрессах, в воде, в воздухе. Я вижу слишком много этого, Редкий. А будет еще гораздо хуже, если мы позволим им осуществлять их планы. Вот почему.

— Вот почему вы здесь?

— Именно.

Хейдьюк — к Абцуг: — Как насчет Смита?

— А что насчет Смита?

— Почему он всегда старается кинуть гаечный ключ в мои планы?

— Твои планы? Что ты имеешь в виду под «твоими планами», ты, невежда, свиная башка, эгоцентрик несчастный! Его планы! А как насчет нас, всех остальных?

— Я не уверен, можно ли ему доверять.

— Ага, ты ему не доверяешь. Ладно, тогда послушай меня, Хейдьюк. Он — единственный порядочный человек во всей нашей ненормальной компании. Он — единственный, кому я доверяю.

— А Док?

— Док — просто мальчишка. Совершенно невинный. Он думает, что он типа в крестовом походе.

Хейдьюк принял суровый вид. — А мы и есть в крестовом походе. Почему ты здесь, Бонни?

— Первый раз ты назвал меня по имени.

— Ерунда.

— Правда. Первый раз.

— Ладно, черт, в будущем постараюсь быть осторожнее.

— Как уж есть.

— Вот как уж оно к черту есть.

— Все еще думаю, что без этой ненормальной девчонки нам было бы лучше».

— Ты что, Джордж, с ума сошел? Она здесь, посреди всех этих дурацких коммунистических выходок, единственное, ради чего взрослому мужчине стоит тратить время.

— Они оба сумасшедшие, Док.

— Ну, ну.

— Пара ненормальных. Эксцентрики. Неудачники. Полный анахронизм. Сумасброды.

— Ну, ну, они славные парни. Немножко странные, но славные. Этот Капитан Смит, он крепок, как, э-э… стоек и упрям, как э-э… как…

— Кирпичный сарай.

— Юный Джордж, весь огонь и страсть, славный здоровый психопат.

— Явился из отстойника сточных вод.

— Я знаю, я знаю, Бонни. Он трудный. Но мы должны быть терпеливы. Мы, наверное, единственные друзья, какие у него есть.

— Иметь такого друга, так и врагов не нужно.

— Хорошо сказано. Но мы должны помочь ему понять, что мы не такие, как все.

— Ага, я уверена, что это уже слышал и прежде. А Капитан Смит?

— Хороший человек. Лучший. Отличная, здоровая американская основа.

— Ты, пожалуй, немного расист, а? Он вульгарен, он крестьянский сын, деревенщина здешних гор.

— Лучшие люди приходят с гор. Позволь мне уточнить это высказывание: лучшие люди, как и лучшие вина, приходят с гор.

— К тому же еще и женофоб. А откуда берутся лучшие женщины?

— От Бога.

— Ох, черт!

— Из Бронкса. Я не знаю — из спальни и, может быть, из кухни. Кто знает? Да и кому какая разница? Лучше этот холодный и горький мир с женщиной, чем Рай без нее. Перевернись.

— Именно это я и имела в виду.

— Перевернись.

— Иди к черту. Сам перевернись.

— Мужчина жаждет.

— Мужчина может пойти полетать при луне.

— Ну, Бонни …

— Док, тебе придется сменить подход.

— Ты хочешь сказать, есть какой-нибудь другой способ?

— Нет, я совсем не это хочу сказать. Ты меня когда-нибудь слушаешь?

— Все время.

— Что я сказала?

— То же, что и всегда.

— Понятно. Док, мне нужно кое-что тебе сказать.

— Не думаю, что мне хочется это услышать.

— Редкий, ты чертовски хороший повар. Но, ради Господа Бога, почему мы должны, черт подери, каждый раз есть бобы?

— Так они же, бобы, очень питательные, Джордж. А тебе лучше дерьмо на вертеле? Заткнись и ешь свои бобы.

— Когда изобретут такие бобы, чтоб после них не пукать?

— Над этим работают.

— Но у них же есть все. Организация, и контроль, и средства связи, и армия, и полиция, и тайная полиция. Огромные машины. У них закон, и решетки, и наркотики, и тюрьмы, и суды с судьями. Они такие гигантские. А мы такие маленькие.

— Динозавры. Из литого железа. У них ни единого паршивого шанса против нас.

— Нас всего четверо. Их — четыре миллиона, считая Военно-воздушные силы. Разве мы можем с ними тягаться?

— Бонни, ты думаешь, мы одни? Могу поспорить, — слушай, могу поспорить, есть парни, которые вот в эту самую минуту делают то же, что и мы. По всей стране маленькие группы — по двое, по трое, — оказывают сопротивление власти.