— Отныне ты — моя, Абигайль, я буду холить, лелеять и защищать тебя. Я, конечно, когда-нибудь раскаюсь в том, что сдержался сегодня, но все же думаю, что поступаю правильно, — сказал он.

И не слушая возражений, припал к ее губам. Его язык властно проник в ее рот. Абигайль вцепилась в измятый жилет Фица. О, как ей хотелось, чтобы он сбросил с себя одежду и предстал перед ней во всем великолепии своей наготы! Она жаждала прикоснуться к его обнаженному телу.

Пальцы Фица глубже проникли в ее лоно, и Абигайль впала в экстаз. Зажмурив глаза, она ощущала, как ее тело сотрясают волны острого наслаждения.

Сжав ее в своих объятиях, он шептал ей на ухо нежные слова.

Придя немного в себя, Абигайль подумала о том, что теперь ее честь навеки погублена.

— А как же вы, милорд? — восстановив дыхание, смущенно спросила она.

Абигайль понимала, что, доставив удовольствие ей, он ничего не получил взамен. Это казалось ей несправедливым.

Фиц не был отпетым негодяем, и поэтому не стал искушать судьбу. Кто-то охотился за ним, и он не хотел, чтобы его драгоценная мисс Огородница забеременела прежде, чем они сыграют свадьбу. Если он вдруг погибнет, Абигайль останется одна, навеки опозоренная, с незаконнорожденным ребенком на руках. Этого Фиц не мог допустить.

Он поцеловал Абигайль в голову.

— Моя очередь наслаждаться наступит только после того, как мы поженимся, — сказал он. — Вот какой я разумный!

— Но ведь моя репутация уже погублена. Чего же еще? — удивилась Абигайль.

Она как будто подбивала его на более дерзкие поступки.

Фиц и без того был сильно возбужден. Он гладил ее обнаженные ягодицы, сгорая от страсти. Ему, конечно, страстно хотелось овладеть девушкой. Ее лоно было влажным, горячим, готовым к соитию. Фицу оставалось только расстегнуть брюки…

Однако он давно научился обуздывать свои желания, управлять ими. Сделав над собой усилие, он опустил юбки своей будущей жены, закрыв тем самым самые соблазнительные части ее тела. Абигайль была так прекрасна, что он едва верил своему счастью.

— Если хочешь, я придумаю, как выйти из затруднительного положения и спасти твою репутацию, — сказал он. — Но как бы то ни было, я слишком уважаю тебя и не могу овладеть тобой до свадьбы.

Абигайль прищурилась. Ей казалось, что она видит его насквозь.

— Ты снова затеял какую-то игру, да?

Фиц встал и поднял Абигайль на руки.

— В каком-то смысле. Я тешу себя надеждой, что ты пойдешь со мной к алтарю из любопытства и желания испытать то, в чем я тебе сейчас отказываю, — с усмешкой сказал он.

Выйдя из комнаты с ней на руках, Фиц направился к лестнице.

— Если я и передумаю выходить за тебя замуж, то только потому, что ты заядлый игрок и никогда не изменишься, — сказала Абигайль, доверчиво положив голову ему на плечо.

Фиц чувствовал себя варваром, несущим на руках прекрасную пленницу, которая должна принадлежать ему. Никогда прежде он не сжимал в своих объятиях такое сокровище и поэтому был готов зубами и кулаками отстаивать свое право стать ее мужем.

— Умные люди не верят досужим сплетням, — Сказал он. — Чтобы составить о чем-то собственное мнение, нужно сначала собрать достоверные факты и проанализировать их. Да, я игрок, но не безрассудный, не одержимый. Я могу в любой момент остановиться.

Абигайль не спешила с ответом, как будто размышляя над его словами. Фиц медленно поднимался со своей драгоценной ношей на третий этаж, где располагались приготовленные для них комнаты.

Его тяготило ее молчание. Он не знал, какие мысли крутятся в этой хорошенькой головке.

— Сомневаюсь, что ты говоришь правду, — наконец промолвила девушка. Это были именно те слова, которые боялся услышать Фиц. — Игра — твое призвание, ты слишком азартен. Крестьянин возделывает землю, моряк ходит в море, а игрок играет.

— Крестьянин может бросить свой плуг, моряка могут списать с судна, — возразил Фиц.

— Но если у них нет другого дохода, они умрут от голода, — сказала Абигайль.

Войдя в коридор, Фиц заметил свет в его конце и направился туда. Должно быть, Байбли оставил зажженную свечу в комнате, предназначенной для графа. Девушка, которую Фиц нес на руках, вдруг показалась ему тяжелой. Или, может быть, потому что такими были ее мысли? Но он не хотел выпускать ее из рук.

— Я знаю, что ты не любишь оставаться перед кем-нибудь в долгу, — продолжала Абигайль. — Сколько ты задолжал лорду Квентину?

— Очень много, — ответил Фиц, толкая приоткрытую дверь плечом.

Она распахнулась, и он, переступив порог, быстро обвел комнату глазами. Здесь была широкая кровать, застеленная свежим постельным бельем и шелковым покрывалом. Балдахина не было. Должно быть, его съела моль или он слишком загрязнился.

Фиц опустил Абигайль на мягкий матрас и, отметив про себя, что пыль при этом не поднялась, удовлетворенно улыбнулся. Уперев руки в бока, он некоторое время любовался своим предметом страсти, раскинувшимся на покрывале.

— Жаль, что у меня нет твоего портрета. Я хотел бы, чтобы художник запечатлел тебя на кровати, вот в таком виде. Я бы повесил эту картину в своей комнате.

Абигайль сразу же села и попыталась прикрыть обнаженную грудь спущенным на пояс лифом платья. Однако Фиц тут же отвел ее руки в стороны. Не удержавшись, он наклонился и припал к розовому соску, похожему на бутон. Он прекрасно разбирался в людях, и поэтому сделал правильный выбор: эта девушка, выросшая в сельской глуши, была как будто создана для него.

— Что ты делаешь? — удивленно спросила Абигайль, когда Фиц начал раздевать ее.

— Продолжаю портить твою репутацию, — деловито ответил он, — чтобы ни один другой мужчина на свете не позарился на тебя. Поэтому перестань задавать глупые вопросы. Думаю, на сегодня их достаточно.

Неожиданно Абигайль толкнула Фица, и он упал навзничь на постель. Улыбнувшись, она стала расстегивать его жилет. Фиц помог ей в этом.

— В таком случае, милорд, я вам помогу, — предложила она.

Фиц залился счастливым смехом.

Абигайль не хотела снимать сорочку, однако ей все же пришлось спать в постели Фица нагой. Ее будущий муж был столь красноречив, что мог уговорить даже глухого.

Утром она увидела на лице Дэнкрофта самодовольное выражение. Он пожирал ее жадным взглядом так откровенно, что она засмущалась.

При этом сам Фиц все еще был в рубашке и брюках. Она ночью пыталась ласкать его, однако он сохранял полное самообладание. Правда, один раз, когда ласки девушки стали уж слишком настойчивыми, он застонал и вонзил зубы в подушку. Ей сразу же стало стыдно, и она угомонилась.

Абигайль провела всю ночь в постели мужчины, но так и осталась девственницей. При мысли об этом она схватила подушку и швырнула ее в ухмыляющегося Фица. Он повалился на постель, и она набросилась на него.

— Дети уже встали, — пытаясь защититься от нее руками, предупредил Фиц. — Они могут в любую минуту забежать сюда.

Поймав подушку, Фиц со смехом отбросил ее в угол комнаты.

— Негодяй! — жалобно воскликнула Абигайль и торопливо прикрыла простыней обнаженную грудь.

— Ошибаешься, я очень порядочный, — поправил ее Фиц.

Встав с кровати, он подошел к шкафу, нашел рубашку, критически осмотрел ее, тряхнул и стал снимать ту, которая была на нем.

Абигайль замерла, наблюдая за ним. У ее будущего мужа была широкая мускулистая грудь и сильные плечи. Восхитительное зрелище!

Джон Фицхью Уикерли был настоящим породистым жеребцом, обладавшим силой и статью. Неудивительно, что он сумел вчера вечером пронести ее на руках почти через весь дом до спальни.

Неужели граф действительно хотел жениться на ней? Вряд ли ее скромное приданое могло стать приманкой для человека, который способен был завоевать любую женщину, если бы приложил к этому немного усилий.

Но Фиц выбрал ее. В это Абигайль никак не могла поверить. Неужели ему действительно нужна была она сама, а не ее деньги?