— Я вам говорил, отвечаю за безопасность семьи. Мне нужно быть в курсе.

— В курсе… Хороша ли я в постели? Спроси Кена.

— Зачем спрашивать, достаточно того, что он не повторил свой визит.

Адель улыбнулась, пусть язвительный Эд делал успехи, выискивая прорехи в ее доспехах. Она представила себя, облаченную в латы: ржавый шлем с грязными перьями, заштопанная кольчуга, гнилое древко копья. С каждым днем она становилась все более уязвимой. Почему ее ранят чьи-то слова? Ведь от соленой воды не простужаются, как говаривал Ник.

Зачем Эду, всегда скупому на слова, этот разговор? Адель не верила простому раздражению. Оберегает Кена от нового разочарования? Пустое. Томико уже подобрала ему женушку из своих узкоглазых знакомых, Адель немного мешает общим планам, путается под ногами, но не со зла, не всерьез. Неужели ей дело есть до этой семейки? Вряд ли.

Адель вышла и постучалась к Ясе — в компании ребенка можно немного отвлечься. В комнате оказался Кен, они играли в солдатики. На полу — война в миниатюре. Посреди баталии Адель опустила котенка. Тот сразу схватил в зубы деревянного индейца и уложил лапой фланги самураев.

— Это Блонди.

Яса сразу позабыл о сражении, и Кен покинул детскую вместе с ней. Адель с легким шорохом отворила скользящую дверь в свою комнату.

— Не хочешь ничего сказать мне? — прервала она молчание и отвернулась. Неужели она снова ищет его внимания? Ерунда! Просто на эту ночь ей нужен мужчина. Физиологическая потребность, не более.

— Хочу. Ты боишься спать. Если приснится что-нибудь страшное, попробуй соединить большой и указательный палец на обеих руках. Поможет быстро успокоиться.

Той ночью ей казалось, что он знает о ее теле все, каждую клеточку. Мог убить ее одним прикосновением и заставить упиваться истомой.

Вместо пожеланий доброй ночи Кен слегка склонил голову и закрыл дверь.

— Мата асита[17], - буркнула Адель вслед и подошла к окну. За стеклом властвовала осень. Ночи становились длиннее. Почему ей действительно не заняться по ночам переводами? Потому что. Осталось недолго. Чуть-чуть. У замершей в сугробе девочки из сказки Андерсена осталось только несколько спичек.

Взгляд упал на гитару, одиноко примостившуюся в углу. Теплый цвет дерева излучал невидимое сияние. Адель взяла ее, медленно и осторожно натянула на колки струны, прислушиваясь к звуку. Из бархатного мешочка достала медиатор черепаховой кости и попыталась повторить мотивы, услышанные в районе Маленькой Италии. После двух часов вариаций подушечки пальцев, удерживающих на ладах аккорды, болели с непривычки. Несколько дней музицирования, и они огрубеют. А у нее есть эти несколько дней?

Uruz — сила.

Жизнь переполнила старый сосуд, разбей его, и среди глиняных осколков окажется припрятанная драгоценность. Потеря откроет новые горизонты.

Эрик поедал мороженое — в стеклянной вазочке была целая горка с шоколадной глазурью и фисташковой россыпью. Адель от угощения отказалась, и он заказал себе. Смакуя, рассказывал про Макартура. Рой с утра заглянул к нему в гости вместе с девушкой. Та заметила рисунки Эрика и папку прозаических этюдов, увлеклась, а Рой взревновал и поспешил увести любимую. В прошлый раз Макартур невзначай познакомил его со своей подругой-психологом, так она решила писать об Эрике докторскую!

— Адель… — он пощелкал перед ее носом пальцами. — В каких облаках ты витаешь? Знаю, знаю, как тебя заинтересовать. Съездим в одно местечко?

Местечко оказалось в Куинсе, его трудно было найти непосвященному. В сумраке прихожей стоял диван и столик с кипой альбомов, из-за бамбуковой шторки просачивался неведомый запах — смесь застарелого табачного дыма, пивного духа и, возможно, наркотиков. Эрик стянул рубашку, он был неплохо сложен, но летний загар уже сошел, остались лишь пятнышки родинок. Он зашел внутрь, Адель тоже. Маленькую комнатку занимало похожее на стоматологическое кресло с подставкой для руки, табурет и кушетка. На полках выстроились баночки с красками. Из кармана Эрик достал листок тонкой бумаги и устроился в кресле.

— Я уже выбрал орнамент. Кельтский.

Это был крест, крест-лабиринт из одной переплетающейся в узор нити. Лабиринт символизировал Путь и вел к центру, в сосредоточие энергии — нелегкий маршрут к источнику Силы. Крест выражал союз неба и земли, а его лучи — бесконечное расширение сознания. Знал ли Эрик об этом? Или его привлекало только то, что:

— Греческая королева Ольга, король Георг V, будучи еще герцогом Йоркским, и Николай II в молодости — все обзавелись татуировками, — пока он говорил, в комнату зашел мужчина, сел на табурет, изучая рисунок. Немного испуганный пациент наблюдал за его действиями. Тот достал из ящика стола маленькую машинку, вставил иглу, влил тушь и протер плечо Эрика спиртом. Потом натянул резиновые перчатки.

— Этот мастер глухонемой, — нервно улыбаясь, объяснил Эрик. — А в соседней комнате работает старик-виртуоз, и его работ нет в каталоге. Говорят, он обладает великолепным знанием анатомии, и его картины оживают на коже.

С помощью копирки мастер перевел на его плечо контуры рисунка, направил туда свет настольной лампы и включил свой агрегатик — звук напомнил жужжание бормашины. Жало вонзилось в плечо, и Эрик со свистом втянул воздух.

— Я подожду снаружи, — оставила его Адель.

Из прихожей тянулся коридор, Адель прошла дальше и обнаружила еще одну мастерскую. Дверь-фусума бесшумно отворилась. Седой старик работал за столом, засучив рукава. Адель увидела на кальке прекрасного самурая, занесшего сверкающий меч, а на руке мастера — пестрого карпа, каждая чешуйка которого играла полутонами. Он штриховал, и движение мышц заставляло карпа двигаться: спинка лениво изгибалась, длинные ленты плавников колыхались под властью течения, приоткрывались жабры — рыба дышала!

Старик резко повернул узкоглазое лицо и загородил картину, Адель смущено поклонилась и прошептала «сэнсей»[18].

— Позвольте увидеть вас за работой. Это не праздное любопытство.

Старик уверенно подошел к ней, взял за руку и, словно непослушного ребенка, вывел из мастерской. Замок щелкнул. Адель вернулась в прихожую, где слышались стоны Эрика, вытянула из папки листок с примитивным кельтским узором и на оборотной стороне набросала портрет старого японца, а внизу написала телефон, имя и строку «с уважением». Потом вышла на улицу, обогнула строеньице и нашла нужное окно. Сложив из бумаги самолетик, она запустила его в форточку мастерской. Больше ей делать здесь было нечего, Адель поймала такси и поехала в Челси.

Адель вовремя возвратилась домой. В гэнкан она столкнулась в экстравагантно одетой женщиной — та держала за руку сына, вокруг глаза которого расплылся огромный синяк. Работа Ясы, догадалась Адель. Парню было неловко — уставился в пол. А бедный Яса морщился с досады, наблюдая беспрестанные поклоны мамы, традиционно приветственные, извиняющиеся. На американцев подобные жесты вежливости производили неприятное впечатление, те воспринимали их как проявления раболепия, желания что-нибудь выпросить. И Ясе было известно об этом лучше, чем кому-нибудь другому.

Кажется, Томико даже устыдилась появления Адель — она потупила взор, не в силах объяснить постороннему человеку, что делает в их доме незамужняя белая женщина, почему она так уверенно ведет себя.

Адель подскочила к рассерженной мамаше. Не хватало еще, чтобы ее жалобы достигли директора школы.

— Прошу прощения, но мама Ясы не говорит по-английски, — Адель внимательно оглядела необычный костюм дамы, странную прическу и пригласила ее в дом, внимательно следя за тем, чтобы гости правильно оставили в прихожей обувь. Она не ошиблась — в гостиной женщина тут же загляделась по сторонам, и Адель усадила ее на подушку с твердой спинкой.