Растроганная выражением искренней симпатии, я поблагодарила президента. Вечером награждение можно было увидеть по телевидению. Фантастикой показались мне те мгновения у стен суданского посольства в Вашингтоне, когда приходилось вымаливать визу, или в Кадугли, когда плакала, лежа на полу перед маленьким полицейским начальником, который не хотел пропускать меня дальше.

Уже на следующий день я смогла переговорить с Халидом Эль Кхеиром Омером, государственным министром, о новой экспедиции. Он пообещал, что на этот раз больше не будет проблем.

— Напишите, что нужно, и вы получите любую помощь. Впрочем, — добавил он, — думаю, что могу вас обрадовать: мы заказали несколько сотен ваших альбомов о нуба в Англии и Америке. Правительство хочет подарить их к Рождеству иностранным посольствам.

В этот момент я твердо решила, что еще раз встречусь с нуба для журнала «Гео».

Полет в Малинди прошел спокойно, но сразу после прибытия мы испытали шок: пропал весь багаж, который еще в Найроби прошел таможню. В нем были бесценные кинокамеры и все оборудование для погружений. К тому же на сей раз из-за высоких ставок мы не застраховали багаж. Хорсту пришлось срочно лететь обратно в Найроби, чтобы возглавить поисковую операцию. То, что он там узнал, было ужасно: таможенники уверяли, что весь багаж прибыл вместе с нами в Малинди тем же рейсом без промежуточной посадки. И действительно, в самолете нашлись соответствующие документы, но это все. Хорст потребовал разрешения осмотреть складские помещения аэропорта. Через несколько часов, когда он уже хотел отказаться от этой затеи, багаж обнаружился спрятанным под одеялами и мешками в углу. Мы были благодарны случаю за это чудо. Ящики были из алюминия, и Хорст разглядел уголок, блеснувший сквозь мешок.

Нам повезло, что Штолли, инструктор по погружению, обучавший нас еще три года назад, все еще руководил базой ныряльщиков вместе с супругой Джени. Он знал лучшие места и, кроме того, был не только хорошим, но и очень ответственным водолазом. Ему мы полностью доверяли. Вода была такой теплой, что можно было погружаться в купальниках — ощущение великолепное. Без водолазного костюма чувствуешь себя свободнее и легче. Правда, в Индийском океане нельзя работать с такими же удобными специальными лодками, как, например, на Карибах, где волны очень высоки. Штолли использовал простую рыбацкую лодку, с ловкостью маневрируя у внешнего рифа. По сравнению с Карибами погружение здесь было намного опаснее.

В следующие дни пришлось сделать передышку. Очень штормило. Когда мы в первый раз спустились под воду, видимость была очень плохой. Тут я обнаружила что-то темное и большое, но смогла различить только очертания. Когда оно приблизилось, я решила, что это большая лодка. Потом увидела, что Штолли и Хорст подплывают к темной гигантской рыбине, под брюхом которой сновали рыбы-лоцманы. Когда мы поднялись на поверхность, Штолли сказал:

— Это была самая крупная манта, которая когда-либо мне попадалась. По крайней мере, метров девяти длиной.

Новое погружение принесло с собой и новый сюрприз. Штолли мечтал о «своей» тигровой мурене.

— Красавица, — восхищался он, — она очень фотогеничная и ласковая, как котенок.

Но, к сожалению, ее не было. Мы находились на глубине двадцати пяти метров, когда на меня быстро поплыло что-то длинное и белое, с виду напоминавшее гигантскую змею. От ужаса меня парализовало на несколько секунд. Животное молниеносно проскользнуло между моим телом и руками и ласково прижалось — это оказалась горячо любимая Штолли тигровая мурена. А так как несколько дней ее не кормили, то она ждала от меня обычной подачки.

Сквозь водолазные очки Штолли я смогла разглядеть его засиявшие глаза. Он был счастлив, что любимица объявилась, и поманил к себе.

На следующий день мне тоже доверили ее покормить, и я смогла убедиться, что мурена берет колбаски с руки очень осторожно. Штолли это снял. Когда позже я увидела ту сцену на экране, мне бросилось в глаза то, чего мы все в воде не заметили: как плотно под моими ногами плавали три крупные ярко-красные рыбины. Их ядовитые иглы почти касались моих колен.

Я вспоминаю еще один совершенно особый аттракцион. На глубине трех метров находился коралловый грот, в котором обитали три или четыре древних гигантских окуня, приблизительно, двухсотлетние. Пробраться в этот грот было не так уж легко. Только дважды в месяц, в определенном положении луны, когда между приливом и отливом около часа, можно без опаски вплыть в грот, иначе даже самый лучший водолаз из-за течения не смог бы туда попасть. К тому же это место располагалось в заповедном морском парке, и каждый, кто хотел там погрузиться, должен был сначала получить письменное разрешение у соответствующих властей. Огромные окуни находились под защитой водной полиции. В конце концов, за час в грот могли заплыть только четыре ныряльщика. А так как каждый, кто погружался, хотел увидеть этот редкий спектакль, то такая возможность была большой удачей — если выпадал жребий.

Нам повезло пережить это дважды. За двадцать минут мы добрались до цели. На водной поверхности ничто не выдавало скрытого под ней входа в пещеру. Сотни крупных рыб прикрывали его живым занавесом. От того, что мы затем увидели, захватило дух. Солнечные лучи, проникавшие сквозь толщу воды, пронизывали грот. Мимо нас на расстоянии вытянутой руки медленно проплывали гигантские окуни. Пол, потолок и стены были пестрыми как персидские ковры, в них прятались мелкие цветные крабы, приросшие раковины, похожие на незабудки или розовый шиповник; разноцветные трубчатые кораллы, морские звезды, устрицы и огненные рыбки. Такой пышности кораллов и яркости морских обитателей я никогда раньше не видела. К сожалению, мы должны были покинуть этот чудесный подводный мир очень скоро.

Оставшуюся неделю нам хотелось провести на острове Мафиа в Танзании. Штолли посоветовал это, но предупредил, что там сильны и коварны течения. На следующий день к вечеру мы были уже на месте. Маленький самолетик доставил нас из Дар-эс-Салама[542] на остров. Незадолго до посадки в самолет произошла сцена с группой итальянских ныряльщиков, которые везли с собой связанные гарпуны. Ненавижу гарпуны. Они уничтожают жизнь на коралловых рифах. Уже в первый день мы вынуждены были наблюдать, как охотятся спортсмены. Возвращаясь на лодках, они швыряли на песок добычу. Это были только мелкие рыбы-бабочки и царские рыбки, которые, почти растерзанные, выбрасывались обратно в море. Победителем соревнования объявлялся не тот, кто загарпунил самую крупную особь, а тот, кто сумел предъявить большее количество рыб. Эти «супермены» отстреливали все, что шевелилось. Видимо, именно благодаря им за короткое время сократился богатейшый фонд рыб коралловых рифов. Чтобы в последний момент спасти этот рай для ныряльщиков, необходимы очень строгие меры: невзирая на возражения производителей гарпунов и союзов гарпунщиков, до сих пор считающих этот вид охоты спортом, необходимо запретить во всем мире подобную охоту. Также преступно разрушение рифов при использовании динамита для взрывных работ. Именно таким образом было уничтожено большинство коралловых рифов, находившихся перед Дар-эс-Саламом.

И все-таки погружение с острова Мафиа было кульминацией нашего путешествия. В других местах мы всегда чувствовали себя как в аквариуме. Здесь же мир под водой выглядел пока еще таким, каким показал его Кусто в одном из своих первых фильмов.

За несколько дней до отъезда в Мюнхен, 9 февраля 1977 года — этот день я подчеркнула у себя в календаре красным, — ко мне пришли трое главных редакторов «Штерна» — Наннен, Гильхаузен и Винтер. В серии из десяти частей, которой предстояло появиться к моему 75-летию, я должна была рассказать в текстах и иллюстрациях о своей жизни. Гонорар был сказочный. Наннен знал, что все попытки написать мемуары до сих пор мне не удавались. Писатель или хороший журналист должен составить текст по магнитофонным записям бесед со мной, для чего в нашем распоряжении только шесть недель. Я понимала, что такой шанс более никогда не представится.