Сидя за столом, вы должны держать себя чинно и молчаливо. Манеры, с которыми вы будете кушать, должны быть очень хорошие. Вы не должны ни хлипать ртом, ни даже чавкать. Кушать нужно медленно и сравнительно негромко. Нельзя позволять себе никаких шуток, как некоторые неопытные молодые люди, которые натыкают, например, кусок хлеба на мизинец и передают его в таком виде хозяйке. В столовой нужно вести себя очень скромно, благородно; шутить и допускать некоторую игривость можно лишь в салоне.
Нельзя выковыривать пищу из зубов вилкой, нельзя также кушать подливку ножиком. Если случится плюнуть, то надо растереть харкоту ногой, добавив вежливо: «Что-то в горле першит!» Ежели в пище попадется косточка или что-либо другое несъедобное, то нужно любезно спросить у хозяйки: «А нет ли у вас, мадам, в доме собачки?» И если собачки не окажется, то не забрасывать косточку под стол, а незаметно завернуть в салфетку. Салфетки же бывают за столом почти в каждом светском доме.
Перед каждым блюдом следует некоторое время отказываться, не брать еду сразу же и говорить: «Спасибо, мерси вам, мадам; я и так очень сыт!» — и брать только после того, как хозяйка уже перестанет уговаривать; тогда надо сказать: «Ну уж, так и быть, еще маленький кусочек!»
Очень много пищи накладывать себе не следует, и всегда нужно оставлять немного на тарелке остатку, как будто бы имеешь желудок тонкий и прихотливый.
После обеда нужно вежливо благодарить хозяйку, шаркая ножкой и говоря: «Спасибо вам, мадам, за трапезу!»
Если случится после обеда икнуть или подать какой-либо другой звук пресыщения, то надо закрыть рот ладонью и, ежели хозяйка молвит «на здоровье!», то поблагодарить ее за внимание.
После обеда, перейдя снова в салон, можно вести себя более оживлений и, заигрывая с хозяйкой дома, например, сказать: «А как, мадам, не тянет ли Вас после трапезы немного понежиться в вашей белоснежной кроваточке?» И при этом можно подмигнуть немножко ей глазами и сделать хитрое лицо. Если вам после обеда понадобится куда-нибудь выйти, то нельзя спрашивать об этом самое хозяйку. Нельзя также спросить кого из домашних: «А где здесь отхожее место?» — это будет грубо звучать в любом светском доме и покажет вас за человека неблаговоспитанного и не светского. Надо же, незаметно обратившись к слуге или хозяйкиному ребенку, тихо спросить: «А где бы я мог, дитя, обмыть у вас свои руки?» На что понятливый ребенок отведет вас сразу, куда вам нужно.
После обеда тотчас уходить домой считается недостатком светского воспитания. Хозяева могут подумать, что вы взяли что-нибудь со стола, ложку или серебряную вилку, — и потому торопитесь. Надо несколько помедлить в салоне, рассматривая фамильные альбомы с карточками или картины на стенках или же просто посидеть в салоне, сказав, например, хозяйке: «Ну, расскажите же, мадам, мне что-либо о ваших дорогих деточках».
Прощаясь с хозяйкой, следует снова шаркнуть ей с привычной ловкостью ногою: потом поцеловать ее руку в место, что сейчас же за пальцевыми косточками, и сказать: «Благодарю вас, мадам, за полученное у вас наслаждение!»
Если хозяйка приветливо молвит: «Заходите же, господин, еще когда-либо!» — нужно ответить: «О, мадам, я почту за честь снова заглянуть в ваш очаровательный уголок!» Если придать голосу при этих словах еще соответствующее нежное выражение, то у хозяйки впечатление о вас может остаться самое восхитительное. Уходя, в двери надо еще раз поклониться и помахать приветливо рукою. Дверь надо закрыть за собой мягко и неслышно, чтобы не обеспокоить хозяев неожиданной резкостью. Уходя, следует всегда помнить, что, возможно, придется снова когда-нибудь навестить этот светский дом, и не следует, получив обед, плевать на всё и прекращать за собой всякое наблюдение.
Аффар[155]
Вертится, вертится земля. Раз — два, раз — два; день — ночь, день — ночь. Вертится, несется по орбите.
В середине — солнце. Падает земля на солнце. Всё круче, круче, всё быстрее, быстрее. Вот повернула, падает — теперь, кажется, наконец упадет. Ах, нет — промахнулась, снова мимо! Замедляет ход, заворачивает. Падает опять, опять проносится мимо. Несется по кругу: вперед — назад, вправо — влево, всё по тому же кругу, неустанно. Зима — лето, зима — лето. Год за годом.
Бежит, бежит время. Дни, недели, месяцы, годы. Наворачиваются ниткой на вертящуюся землю. Из дней нарастают годы, годы растягиваются в века. Век за веком — один, второй, третий. Вот миновал двадцатый. Солнце мчится вперед; остался он, бедный, где-то далеко позади; только след, слабая зыбь тянется среди черного пустого пространства. За ним — двадцать первый, двадцать второй. Проносятся, замирают вдали. Еще, еще; дальше, дальше. Двадцать пятый… двадцать седьмой… тридцатый. Не остановиться ли? Нет ли чего-нибудь новенького? Стоп! Оглядимся.
***
Посмотрим. Во-первых — небо. Приблизительно такое же. Вот одна звезда передвинулась вправо. Другая — немного вверх. Остальные как будто на месте. Большая Медведица, Лира, Стрелец. Все в порядке.
Ниже — луна, солнце. Тоже как будто в порядке. Но земля, земля! Вы посмотрите только на землю! Тридцатый век от Рождества Христова. Вот тут-то, кажется, есть на что поглядеть!
Над всей поверхностью — стеклянный колпак. Посмотрите — играет под солнцем. От Парижа до Токио — улица. Одна сплошная улица, господа. Здания, окна — без конца окна. На тридцать километров к небу. На тридцать километров в землю. Недурно? Вверху — арки, башни, террасы, мосты, снова мосты. Внизу — под землей — туннели, коридоры, площади, шахты. А людей, людей! Вся земная кора — сплошной город. Даже не город — сплошное здание. Распластались улицы, нависли стены. Хорошо еще внутри земли горячо, не расселишься, жарковато, а то бы насквозь земной шар пробуравили бы!
Но и так достаточно. Всюду желобы, трубы! Что это промелькнуло — огненное — в стеклянной трубе? Это лифт. Берлин — Сан-Франциско. Пятьдесят минут. Недурно?
Вправо, влево — мчащиеся тротуары. Сто тридцать километров в час. А рекламы, рекламы! Рупоры вопят, как помешанные.
— Алло! Алло! Радио-маски!
— Алло! Пищевые лепешки доктора Кнопа!
— Алло! Лампочки Роджерса! Фосфорный свет. Только у нас. Девяносто процентов использования энергии!
А там — посмотрите — в прожекторе над многоэтажной площадью! Полюбуйтесь: в луче прожектора — между мостов и проволок — извивается голая великанша.
— Алло! Алло! С вечерним радио. Только сегодня. Балет мисс Сао из Мельбурна.
Ш-ш-ш-шипят лампы. Солнца не видно, да и зачем нам солнце, если есть лампочки Роджерса. Подумать, девяносто процентов использования! Бжиг — сорвалось что-то, из круглого стеклянного здания. Что это? Ах, ракета! Не пугайтесь. Вечерний пассажирский «Земля — Венера». Ш-ш-ш-шуршат аэропланы. Отражаются в зеркальных стенах домов.
А вот немного ниже — глубже под землю. Людей как будто поменьше, но зато машины, машины! Залы такие — глазом не охватишь, и в огне, в свете — колеса, зубцы, поршни, ремни. Передачи какие! Один приводной ремень — смотрите, на нем дачу можно построить! Тук-тук. Шип, свист, искры, дрожь по земле. Дальше лаборатории. Колбы, реторты — минимум пять саженей. Бассейны с какой-то розовой жидкостью.
— Дежурный химик? Алло! Направьте сыворотку в девятый участок. По нижним трубам. Да, да, сейчас же!
И льется, булькая, по нижним желобам сыворотка. Всё туда — в желудки и кровь тысяч людей наверху.
***
Дело налажено. Солнечная система колонизирована сплошь. Марс? Какой там Марс! Не Марс, а третий округ владений Правителя.
Венера? Округ второй. На Марсе — те же дома, улицы, лифты. Даже немного поглубже, благо подвысох, не так горячо, можно спуститься ниже. Кое-где, правда, еще остатки прежней культуры, до-человеческой. Но уже давно вымерла, лет с двести тысяч назад. Конечно, интересно для археологии, но и только.
