После ужина секретарь доложил, что от оберштурмфюрера Гнивке поступило донесение — на соседней станции при попытке к бегству убиты две восточных работницы и один подросток. Значит, Гнивке уже вернулся в Житомир… Секретарь показал телефонограмму — на той же станции, где произошла попытка к бегству, погружено четыре вагона. Всего сто шестьдесят семь человек.

— Мой дорогой, — менторским тоном произнес фон Регнитц, — всегда начинайте доклад с основного… не загружайте его деталями. О подобных событиях можете мне не сообщать. Честное слово, они не имеют никакого значения по сравнению с тем, что нам предстоит осуществить…

Фон Регнитц относился покровительственно к своему секретарю и при случае всегда преподавал ему полезные советы. К нему на службу молодой человек попал по солидной протекции. Его отец занимал видный пост в ведомстве Розенберга, ну и, конечно, хотел уберечь сына от фронта. Фон Регнитц и помог, он был заинтересован в хороших отношениях с папашей секретаря.

— Запомните раз и навсегда, — поучающе рассуждал фон Регнитц, — фюрер учит нас действовать с холодным рассудим, освобожденным от всяких условностей. В данном случае мы как раз имеем дело с подобной условностью. Я напомню вам также слова рейхсфюрера СС господина Гиммлера. Это настоящий представитель великой Германии. Вы видели когда-нибудь его глаза, когда он говорит? Мне посчастливилось. В них ледяное пламя! Я повторю на память слова рейхсфюрера.

Фон Регнитц процитировал Гиммлера:

«Живут ли другие народы в благоденствии или они издыхают от голода — интересует меня лишь в той мере, в какой степени они нужны как рабы нашей культуре. Погибнут или нет десять тысяч русских баб, занятых на строительстве противотанковых рвов, интересует меня лишь в одном отношении — готовы ли для Германии противотанковые рвы…» Не правда ли, сильно! — фон Регнитц поправил пенсне, закурил сигарету. Он поискал глазами пепельницу и, не найдя ее, сунул обуглившуюся спичку в стакан от кофе. — Но мы ведем войну за будущее нашей империи. Для нас, для нашей победы в Германии должны работать миллионы иностранных рабочих. И я вам скажу, они уже работают. Пока мы не оглашаем цифр, но в немецких городах и деревнях уже четыре миллиона иностранных рабочих. Из них три четверти — с Востока. Сейчас господин Заукель по указанию фюрера мобилизует в России еще два миллиона, в том числе полмиллиона женщин для домашнего хозяйства. Пятьсот тысяч бесплатных стряпух, судомоек, батрачек! Подумайте, какое это имеет значение! Каждый немецкий хозяин, каждая хозяйка начинают пользоваться благами военной победы. Миллионы рядовых немцев становятся соучастниками нашего дела… Соучастниками, — Регнитц сделал ударение на этом слове. — Надеюсь, вы поняли, почему я начал этот разговор. Во всякой работе нужен размах, и никогда не обращайте внимания на мелочи. В жизни вам это пригодится.

Фон Регнитц поднялся, взял полотенце, дорожный несессер и пошел перед сном умыться. Остановился в дверях.

— Скажите дежурному, чтобы разбудил меня, когда будем отправляться… И распорядитесь еще, чтобы на столе была пепельница… Дежурный каждый раз забывает ставить ее на место…

Эшелон вышел со станции только с наступлением утра. На полустанках к составу подцепляли все новые вагоны с людьми, которых угоняли в неволю.

Ночами эшелон стоял, двигались только днем, опасаясь партизанских налетов. От Бреста состав пошел быстрее. Фон Регнитц рассчитывал к Новому году попасть в Берлин, но это не удалось. Только в первых числах января маршрут прибыл в Иоганнсталь. Здесь, в пригороде Берлина, находился транзитный рабочий лагерь.

Василию и Андрею так и не удалось бежать в пути. Когда по вагонам составляли списки, они назвали вымышленные фамилии — Андрей Большаков и Василий Ступин.

Роберт Мерфи, воспитанник школы иезуитов и уполномоченный госдепартамента Соединенных Штатов, пробыл по крайней мере два с лишним года в Северной Африке, перед тем как туда вторглись американские войска. Он провел там время недаром. Ловкий разведчик-дипломат не только продавал чай и саваны правоверным магометанам, не только делил подарки американского Красного Креста среди бедных детей. Нет, Мерфи занимался и другими, далеко не благотворительными делами.

Десятки его офицеров, переодетых в штатское платье, шныряли по всей Африке под видом коммерсантов, чиновников и миссионеров — разведывали, уточняли расположение военных объектов, составляли топографические карты. Но главную роль взял на себя Роберт Мерфи.

После вторжения его прозвали «Троянским конем» — так ловко втерся он в доверие французов. Льстивый иезуит исподволь сумел уговорить французских генералов не оказывать сопротивления американским войскам на тот случай, если бы они пришли освобождать Алжир или Марокко. Иное дело англичане, убеждал Мерфи, — они вероломны, коварны… Именно англичане бросили на произвол судьбы своего французского союзника, когда Гитлер ворвался во Францию; это они так вероломно потопили французские военные корабли здесь же, в Оране… Англичане и сейчас бомбят французские заводы. Американцы ведут себя совсем иначе, американцы самые надежные друзья Франции.

И когда адмирал Дарлан, второй человек после маршала Петэна в оккупированной Франции, согласился не препятствовать высадке американских войск в Северной Африке, Мерфи облегченно вздохнул — теперь дело сделано…

Но Черчилль, до которого, естественно, доходила информация о подрывной работе Мерфи, никак не хотел признавать себя побежденным. И вот произошло то, что и по сей день облечено глубокой, непроницаемой тайной.

…Беннет Стивенс отлично помнил, когда это произошло, потому что как раз на другой день, несмотря на рождество, он должен был уезжать в Касабланку. А это случилось накануне — в сочельник, 24 декабря сорок второго года. Покушение произошло почти на глазах Бена.

Последнее время Маленький Бен находился в распоряжении Смайлса. Это был тот самый парень, который встретил их на африканском берегу, близ одинокой фермы, когда они на подводной лодке сопровождали генерала Кларка. Смайлс работал телохранителем у Роберта Мерфи.

Вместе со Смайлсом Бен только что подъехал к управлению французской гражданской администрации. Здесь находилась резиденция адмирала Дарлана, который две недели назад объявил себя главой французского государства в Северной Африке. Маленький Бен хорошо знал эту зеленую алжирскую улицу, на которой ему частенько приходилось бывать, охраняя своего патрона. Знал и лакированный «паккард» Дарлана, возле которого Смайлс приказал поставить их «джип». Хороший разведчик всегда и не только по номеру должен знать, кто в какой машине разъезжает по городу.

К резиденции адмирала Дарлана они подъехали, чтобы «расчистить дорогу», как говорил Смайлс. Роберт Мерфи должен был приехать к адмиралу минут через десять — времени достаточно, чтобы проверить, нет ли вокруг каких-нибудь подозрительных субъектов. На улице все было в порядке. Мальчики Смайлса уже расхаживали вокруг здания, прогуливались по тротуару, на противоположной стороне улицы. Многих из них Бен знал в лицо. Иначе он ни за что не обратил бы внимания на фланирующих бездельников, остановившихся поболтать перед подъездом управления гражданской администрации.

Еще сидя в «джипе», Смайлс одним взглядом окинул расположение своих людей. Он остался доволен. Маленький Бен, может быть, и не придал бы значения выстрелам, похожим на щелканье бича, которым арабы погоняют скот, но Смайлс мгновенно насторожился, прислушался. Он-то уж всегда начеку! Но больше ничего не было слышно.

Через минуту из подъезда выбежал черноволосый юноша с худым, бледным лицом. За ним гнались несколько человек. Его схватили на ступенях, вывернули руки и уволокли обратно в подъезд.

— Пошли! — Смайлс бросился к зданию.

Бен едва поспевал за ним. Они пробежали мимо растерянных сотрудников. В дверях кабинета главы французской администрации толпились испуганные люди. Четверо, шаркая и семеня ногами, выносили окровавленного адмирала. Струйка крови оставляла след на полу. Дарлан находился еще в сознании, его выпуклые глаза были открыты, он тяжело дышал, и воздух с хрипом вырывался из его груди. Американцы уступили дорогу. Бен услышал, как адмирал сказал: