Среди его публикаций этого года, кроме яростных нападок на критиков, выступающих против «открытия», встречаются и статьи в адрес тех учеников, которые искажают его идеи: он старается показать ошибочность их доводов и предостеречь от возможности раскола, так как это принесет только вред всей школе. Но не одни только огорчения доставляют ему ученики. Фурье видел, сколько сил и энергии прилагает Виктор Консидеран, чтобы поддержать дух единства среди фурьеристов. От души порадовался учитель, когда получил только что вышедшую из печати первую книгу Консидерана «Предназначение общества». Автор, разделяющий политические иллюзии учителя, посвящал ее ни много ни мало самому «королю, который в качестве главы правительства и первого собственника Франции больше всего заинтересован в общественном и частном преуспевании, в счастье индивидуумов и нации». Консидеран уверял, что фурьеризм не имеет ничего общего с революционным движением, он — за «совершенно мирное решение» проблемы — путем создания «истинной ассоциации», которая «гармонически сводит воедино интересы капитала, труда и таланта».

Несмотря на очевидную тенденцию к политическому компромиссу, выход в свет первого тома «Предназначения общества» знаменовал собой переход фурьеризма к широкой и активной пропаганде «социетарной теории».

Франция, Германия, Италия, Англия… Год от года увеличивалось число стран, в которые проникало учение великого мечтателя XIX века.

В середине 30-х годов к этому перечню добавилась соседняя Испания.

В мадридских газетах стали появляться фурьеристские статьи Хоакина Себастьяна Абреу. С этим пионером фурьеризма в Испании Фурье впервые встретился в те дни, когда «социетарная школа» жила заботами, связанными с опытом в Кондэ.

В конце июля 1834 года Фурье получил сообщение от Диаманта о том, что в Румынии уже сказались результаты пропаганды фурьеризма. Письмо в Париж привез сподвижник Диаманта Николай Крецулеску, которому было поручено сопровождать Фурье до Бухареста. Диамант, конечно, оговаривался: если метр даст свое согласие на поездку. Но притом настойчиво убеждал, что его приезд крайне необходим. В Валахии уже подобраны три земельных участка, там есть постройки, есть люди, «которые преклоняются перед Вашим гением». Это помещики, врачи, профессора, они предлагают деньги и личное участие. Архитекторы добровольно берутся проектировать постройку фаланстера. Эти «друзья свободы, справедливости и порядка» собрали по подписке необходимые средства. «И нужно только Ваше присутствие, ваши подробные расчеты, столь необходимые при строительстве». Диамант уверял, что уже в нынешнем году будет начато строительство и успех обеспечен.

Однако Фурье не поехал в Бухарест, как ни убеждал его Крецулеску. Он не настолько хорошо себя чувствовал в последние годы, чтобы собраться в такой неблизкий путь, да и, признаться, не совсем он верил в успех начинания пылкого Диаманта. Но на сей раз интуиция его подвела — румынский фаланстер все же был создан.

В Скоени, недалеко от Плоешти, в имении помещика Манолаке Бэлэчану, который стал и руководителем строящейся колонии, местные власти в марте 1835 года зарегистрировали ее под именем «Сельскохозяйственного и промышленного общества». Около 70 колонистов, в том числе бывшие крепостные цыгане Бэлэчану, которые, получив вольную, вступили в колонию, занимались здесь земледельческим трудом и ремесленными работами, а также изучали науки и искусства.

Колония просуществовала недолго. Группа реакционных помещиков потребовала от властей принятия строгих мер, так как этот, по их мнению, плод «крамольного французского духа» чреват революцией. Представители полиции нагрянули в Скоени с обследованием, но не нашли на месте ничего предосудительного. И все же наличие в колонии вооруженной охраны дало основание властям в декабре 1836 года подписать распоряжение о ее роспуске. Колонисты распоряжению не подчинились, посему присланный властями отряд жандармерии вынужден был взять фалангу приступом. Колонистов разогнали, а организаторы были арестованы.

Однако Диамант не собирался опускать руки. Не один раз и после этих событий обращался он к правительству со своими планами организации различных колоний. Увы, его обращения не имели теперь никакого отзыва.

Фурье, казалось, не сломила неудача опыта в Кондэ. Двенадцать лет назад он не напрасно подробнейше познакомился с методами воспитания детей, разработанными Робертом Оуэном. Крах опытной фаланги приводит Фурье к мысли, что людей нужно заблаговременно готовить к «ассоциации», соответствующим образом воспитывать. Отсюда единственно правильным путем перехода к строю Гармонии может быть только создание детского фаланстера. Именно в детских колониях на практике будут проверены основные положения «социетарной теории».

Еще летом 1833 года в журнале «Фаланстер» были опубликованы одна за другой три статьи, где Фурье предлагал подробный план такого опыта.

Он убеждал, как всегда, во всеоружии цифр. Во-первых, для детского фаланстера потребуется меньше денежных средств. Кроме того, его создать легче и потому, что у детей нет двух страстей: семьялюбия и любви. Нужно только начать «маленький опыт», и со всего мира будут прибывать желающие посмотреть, как это «дети, которых считали бездельниками, не поддающимися воздействию дисциплины, стали за один месяц фениксами производительного труда и соревнования». Потребовав небольших затрат, детская фаланга вскоре даст баснословные прибыли, «школа инстинктов получит 20 миллионов sa свои резервные акции и тогда, уже к концу первой кампании, может быть преобразована в фалангу большого масштаба». Так начнется переход к строю Гармонии. 29 марта 1834 года Фурье пишет Мюирону: «Мое дело не потребует 6 месяцев, нужно всего 6 недель обучения и 6 недель подготовки.

Два дня назад я получил письмо от общества дам-филантропок… они собрали из приютов 1700 бедных детей. Я отвечу им, что только по моей методе они обеспечат образование, благосостояние этим детям. Я посоветую министру обратить на это внимание и предложу по подписке основать три колонии: одну исправительную (тюремную), вторую — на научной системе по выбору института и третью — в привлекательной методе, испытываемой на детях. Моя третья пройдет незамеченной среди двух, но выиграет быстрее».

Фурье снова готовит расчеты по организации этих трех опытных фаланг: только на две фаланги потребуется по 1 миллиону, 600 тысяч — на привлекательную и 400 тысяч — на непредвиденные расходы. Всего 3 миллиона!

Фурье предлагает самый, по его мнению, рациональный путь устройства детского фаланстера — существующие в стране приюты для детей-сирот реорганизовать по принципу ассоциации. Этот опыт будет сам по себе достаточен, чтобы отказаться раз и навсегда от строя Цивилизации: «Всякий, увидев явления производственного влечения, свободный порыв скрытых и ценных инстинктов, придет к заключению, что следует организовать отцов и матерей, так же как организованы дети, и тогда фаланги, в которых объединятся все возрасты, люди любого состояния, через несколько месяцев станут образцом для всеобщего подражания».

Но и этот проект также остался только на бумаге.

В декабрьские дни 1835 года внимание Фурье привлек собравшийся в Париже конгресс историков. Правая пресса была полна резких нападок по поводу выступления фурьеристов на заседаниях конгресса. Да и как могло быть иначе, если они обрушились на философские и исторические науки в выражениях, так напоминающих филиппики учителя. Участники конгресса с возмущением встретили эти выпады провозвестников новой «социальной науки». События этих дней бурно обсуждались в комнатке метра. Он был доволен — спор на конгрессе стал как бы продолжением его выступлений против всех существующих и существовавших философских систем.

В этом году особенно много пришлось ему уделить внимания полемике с сенсимонистами. Она нашла отражение в только что вышедшей новой книге Фурье «Ложная индустрия».