И вновь Господь открывает им Свою тайну, и в голосе Его звучит мука, потому что только что Он потерял одного из Своих детей, потому что и Иуду Он избрал, хотя и любил, быть может, чуть меньше других; но за эти три года им, наверно, при каких-то обстоятельствах случалось проявлять друг к другу нежность, прощать и принимать прощение.
— Сын Человеческий идет, как написано о Нем; но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше бы этому человеку не родиться.
Последовало тяжкое молчание. Петр знаком попросил Иоанна, лежавшего на груди у Иисуса, узнать: «О ком Он говорит?» Иоанну достаточно было поднять глаза и шевельнуть губами, чтобы Иисус понял его: «Господи, кто это?»
Возможно, Иисус никому другому этого не доверил бы. Но, дойдя до края жизни, на этом последнем привале мог ли Он что-то скрывать от того, чье дыхание ощущал в последний раз (как легка его голова и как тяжел будет крест!). И Он шепчет ему:
— Тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам.
Обмакнув хлеб в блюдо, Он подал его Иуде, который сидел по другую Его сторону и, наверное, все слышал. Во всяком случае, он видел, как голова Христа склонилась к голове любимого ученика. В то мгновение «вошел в него сатана». Иуда безумно ревнив; он слишком проницателен, чтобы не видеть, что Иисус всегда держит его на расстоянии, что, если Иоанн любим больше всех, то он, Иуда, — всех менее… Сын Человеческий, которому предстояло еще пройти через муки Страстей, не мог больше выносить рядом с Собой ненависть, внезапно охватившую этого несчастного, ненависть поистине демоническую. Уже не было сил терпеть реальное явственное присутствие сатаны в душе, которая создана была для любви. И Он умоляет Иуду:
— Что делаешь — делай скорее.
Остальные подумали, что Он отправил ею раздать милостыню нищим или купить что-то необходимое к празднику. Иуда, обезумев от ненависти, поднялся. Если Учитель посылает его навстречу судьбе, почему он должен противиться? Ведь его голова ни разу, быть может, не покоилась ни на чьем плече, и сердце Христа никогда не билось у его уха. Он был любим ровно настолько, чтобы ею предательство стало непростительным. Злоба душила его. Иуда открыл дверь и вышел в ночь.
Евхаристия
Даже те апостолы, которые ни о чем не догадывались, почувствовали, что дышать стало легче. Иуда, возможно, оставил дверь приоткрытой. Учитель опустил глаза, и все смотрели на родное лицо, не узнавая его: оно никогда не было одним и тем же, непрестанно менялось под действием неведомых сверхчеловеческих чувств. Он держал в руках кусок хлеба. И, преломив его Своими святыми, пречистыми руками, раздал ученикам и сказал:
— Примите, ядите; сие есть Тело Мое.
И, взяв чашу, благодарив, подал им; и пили из нее все. И сказал им:
— «Это Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая. Истинно говорю вам: Я уже не буду пить от плода виноградного до того дня, когда буду пить новое вино в Царствии Божием».
Что поняли те, кто только что причастился Телу и Крови Христа? Сын Человеческий возлежал среди них, и в то же время каждый чувствовал Его внутри себя подобно пламени, которое трепетало и жгло, но и освежало, и доставляло блаженство. Впервые в мире совершилось такое чудо: можно было обладать тем, кого любишь, вобрать его в себя, питаться им, соединиться с его существом, превратиться в его живую любовь.
В словах, вслед за этим произнесенных Иисусом, видна безмерность Его любви, изливаемой на учеников: Он называет этих суровых взрослых людей «дети Мои»; и нежность, подобно крови, вдруг брызжет из сердца, которое вскоре пробьет копье.
— Дети! Недолго уже быть Мне с вами. Будете искать Меня, и, как сказал Я иудеям, что, куда Я иду, вы не можете придти, так и вам говорю теперь. Заповедь новую даю вам, да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою.
Потом Он обратился к Симону. Князь мира сего этой ночью ожесточится; и даже их, бедных детей, просеет, как пшеницу… Но когда окончатся испытания, Петр должен будет утвердить своих братьев. Апостол бурно протестует — он готов идти за Ним и в темницу, и на смерть. А Иисус в эту минуту чувствует, что Петр будет самой горькой каплей в чаше, которую Ему предстоит испить. Ибо этот человек, самый сильный из всех, охваченный сейчас порывом любви и верности, на рассвете трижды отречется от Него. Иисус мягко предупреждает его об этом. Но Петр вне себя, он упорствует:
— Хотя бы надлежало мне и умереть с Тобою, не отрекусь от Тебя.
И все возражали Христу вместе с Кифой. Они встали из-за стола и окружили Иисуса, чей взгляд поверх их голов был устремлен на обтесанное дерево, водруженное среди ночи мира, на тот столб, которого Он уже наконец почти достиг. Одиннадцать понимают, что прошло время смеяться и удивлять иудеев чудесами. Они храбрятся: «Здесь два меча…» Иисус пожимает плечами: «Конечно, этого достаточно». Но не в мечах они нуждаются, а в вере: «Да не смущается сердце выше…» Куда Он идет, они знают и путь знают… Раздается простодушный голос Фомы:
— Господи! Не знаем, куда идешь, и как можем знать путь?
Они все еще воспринимают каждое слово в буквальном смысле! Иисус отвечает ему:
— Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу как только через Меня.
Филипп прерывает Его:
— Покажи нам Отца, и довольно для нас.
— Столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? — отвечает Иисус. — Видевший Меня видел Отца.
Иисуса больше не сердит их бестолковость, с которой Он так и не справился, — это сделает Дух Святой. Кучка учеников теснее окружает Учителя. Подобно всем людям, боящимся смерти, они ведут себя, как дети, которых пугает ночь. И Сын Человеческий, чья любовь не раз проявлялась в резких и горьких словах, измученный ожиданием первой пощечины и первого удара бича, сейчас собирает их под Свое крыло и согревает словами, в которых попеременно обнаруживает себя то Бог, то человек. Какая любовь и какая сила! Он вводит их в тайну Своего единства с Отцом.
— Не оставлю вас сиротами, приду к вам. Еще немного и мир уже не увидит Меня. А вы увидите Меня, ибо Я живу, и вы будете жить. В тот день узнаете вы, что Я в Отце Моем, и вы во Мне, и Я в вас. Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцом Моим, и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам. Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое, и Отец Мой возлюбит его и Мы придем к нему и обитель у него сотворим.
Воцаряется глубокая тишина, исчезает страх. Они друзья Иисуса и пребывают с Ним и в Нем. Они уже в преизбытке вкушают то наследие, которое Он обещал: мир, горящий в их сердцах.
— Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам. Да не смущается сердце ваше.
Час Его близок. Он не может больше оставаться здесь: «Встаньте, пойдем отсюда». Иисус выводит их из комнаты, останавливается на мгновение в сенях. Никогда не говорил Он с ними так, как в эту ночь. Теперь они знают, что их Друг — Бог и что Бог есть любовь. И тот, чья голова недавно покоилась на плече Сына Человеческого, навсегда запомнит каждое слово.
— Я есмь лоза, а вы — ветви. Как возлюбил меня Отец, и Я возлюбил вас; пребудьте в любви Моей… и радость Моя в вас пребудет.
Нужно ли было им еще что-то знать? Весь Новый Завет содержался в единственном слове, так затасканном на всех языках мира: любовь.
— Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих.
Не они избрали своего любимого Учителя, а Он избрал их изо всего мира. Отвергнутый мир ненавидит их, как ненавидит Христа; их будут преследовать за любовь, но Дух Святой будет на них.
И вновь Одиннадцать встревожились, так как Он сказал:
— Вскоре вы не увидите Меня, и опять вскоре увидите Меня.
Иисус, исполнившись жалости, хочет уже сейчас внушить им ту радость, с какой они будут пить и есть вместе с Ним, Воскресшим:
