«Не думай об этом, — напомнил себе Ульрик. — Мы сумеем, если Фирн будет благосклонен к нам и если Элодрин со своими воинами задержит троллей».

Оглушительный треск отвлек принца от размышлений. Ульрик остановился, чтобы оглянуться.

На льду озера образовались трещины. Запруженная вода надавила на ледяной покров. Лед проломился. По долине пронесся жалобный звук, почти как волчий вой.

Из конца колонны к нему пробилась Хальгарда.

— Где Кровь? — взволнованно спросила она.

Ульрик испуганно поглядел на жену.

— Я думал, она с тобой.

— Я… — Глаза Хальгарды наполнились слезами. Она схватила мужа за руку. — Когда мы тронулись в путь, она еще была со мной. Плясала вокруг меня, точно щенок. Тыкалась носом в руку. Словно… словно прощалась.

Между деревьями на острове показалась хромая черная фигура. Псина потащилась ко входу в пещеру. Там она опустилась на задние лапы и вытянула морду к небу. Из горла Крови вырвался длинный протяжный звук.

Забрать собаку теперь, когда треснул лед, было невозможно. Вода будет подниматься, пока не поглотит могилу и маленький остров. Троллям никогда не найти тело короля.

— Она поет погребальную песнь моему отцу.

— И нам тоже, — прошептала Хальгарда.

Ульрик сжал ее руку, и они двинулись дальше. Вой Крови преследовал их до самых сумерек. А затем оборвался.

Какой чудесный мир! Несмотря на то что она провела в Альвенмарке три дня и находилась в колонне беженцев, Кадлин не могла наглядеться по сторонам. Здесь все было ярче, насыщеннее. Краски, аромат первых цветов, вкус еды, звучание музыки. Даже когда девушка прикасалась к чему-то, ей казалось, что она чувствует сильнее.

Гундагера тоже захватил новый мир. Он быстро оправился от раны на спине. Его лечила эльфийская целительница; потом он все рассказывал, что ощущение было, будто та была внутри него и терпела боль вместо него.

Семь дней прошло с момента бегства из фьорда. Кадлин решила стереть из памяти воспоминание о горящих кораблях. Элодрин был не таким, как большинство эльфов. Более мрачным. Одним богам ведомо, что заставило его совершить кровавое злодеяние в Нахтцинне.

Куда ни глянь, Альвенмарк был пронизан красотой. Но путь сквозь тьму был ужасен. На четвертый день пути Фенрил провел корабль сквозь ворота из света, которые появились вдруг посреди моря. За ними зияла тьма, по сравнению с которой даже пасмурная безлунная ночь казалась светлым весенним утром. Эта тьма была — каким-то ужасным образом — живой. Она скапливалась вдоль тропы из света. Еще одно воспоминание, которое хотелось забыть…

Кадлин должна порвать со всем темным и грустным внутри нее. Путь привел их к озеру, а затем к белому городу. Все дома были в нем белые, каменные. Не было открытых навозных ям, вместо этого даже улицы были из камня, а куда жители девали свои отходы, осталось для девушки загадкой. Фирнстайн, самое большое поселение, которое она видела в своей жизни, казался рядом с этим городом маленькой грязной деревушкой. Здесь все было большим! Некоторые дома были окружены колоннами толщиной со ствол дуба. А на площадях высились странные скульптуры — окаменевшие убийцы и предатели. Некоторые смотрели серьезно, другие даже улыбались прохожим. И все казались такими живыми, словно только что дышали.

Маленький толстый кобольд из числа беженцев, который, на удивление, немного понимал человеческий язык, потратил час на то, чтобы объяснить Кадлин чудеса Лавианара. Имя кобольда было настолько непроизносимым, что малыш предложил девушке называть его просто Черным. Он бежал из города, разрушенного троллями, но здесь, в Лавианаре, он собирался задержаться. Он сказал, что слишком устал, чтобы продолжать драпать.

Черный был потрясающим рассказчиком. Он объяснял Кадлин чудеса Альвенмарка. От кобольда она узнала, что самых страшных преступников наказывали, заключая их в камень, и выставляли в общественных местах. Некоторых превращали вместе с лошадьми! Но только в том случае, если лошади принимали участие в преступлениях.

Черный также поведал, что за всю свою жизнь эльфы никогда по-настоящему не работали и что на них вынуждены пахать остальные народы Альвенмарка. Кобольд поведал об облачных драконах, которые не могли рождать малышей и замерзшее молоко которых приходилось доставать с неба с помощью летающих кораблей, чтобы его не скапливалось так много, что оно закрывало солнце. Поскольку молоко это было зачарованное и не таяло, его разрезали на блоки и строили из них дома. Поэтому все города Аркадии были белыми — ведь их строили не из камня, а из молока облачных драконов.

Но больше всего встревожило Кадлин то, что Черный болтал о странных созданиях, которые были повсюду. Созданиях, которые были наполовину животными. Некоторые выглядели очень красиво, ни одно из них никоим образом не угрожало Кадлин, даже враждебного взгляда не бросило. Но их внешний вид привел девушку в замешательство. Это был не то чтобы страх… Но рядом с ними ей было не по себе.

Кобольд подробно рассказал, что весь Альвенмарк пронизан магией. Магия — основа красоты страны, но она же — причина некоторых странностей. Говоря это, Черный указывал на мужчину на другом конце рыночной площади, который был наполовину конем. Иногда, если очень сильно ценить животное и проводить с ним много времени, может случиться так, что ты станешь с ним единым целым. Это происходит очень медленно. Сначала перенимаются несколько свойств, смех начинает походить на ржание, волосы растут гуще и тому подобное. И иногда с животным сливаются воедино, вот как это произошло с тем кентавром.

Кадлин невольно вспомнила Фенрила и его сокола. У эльфа был странный взгляд, устремленный куда-то вдаль. А иногда он вращал головой, как птица. Рывками. Очевидно, граф начал сливаться со своим соколом. Понимает ли Фенрил это? Может быть, стоит предупредить его, когда они увидятся в следующий раз?

Граф настоял на том, чтобы они с Гундагером покинули город с караваном беженцев. Говорили, что тролли совсем недалеко. Но никто из беженцев не проявлял беспокойства. Они хотели достичь моста, где собиралось войско эльфийской королевы. Вереница повозок на дороге тянулась от горизонта к горизонту. Рядом бегали смеющиеся дети. Кадлин устроилась на высокой груде шкур и смотрела в небо. Особой цели у нее не было. Фенрил сказал, что будет лучше, если она отправится с беженцами. Поэтому девушка согласилась. Гундагер пошел с ней. Он сидел на козлах рядом с молчаливым кобольдом и рисовал. Все увиденные чудеса он пытался запечатлеть на бумаге. Кадлин же больше доверяла своей памяти, чем чему-то столь непрочному, как листок бумаги.

Солнце опускалось за широкой полосой леса. В небе, похожие на красные знамена, висели тучи. Девушка подумала о летающих кораблях, с помощью которых с неба доставали молоко облачных драконов. На таком корабле она бы полетала… Тогда она смогла бы увидеть мир таким, каким видит его орел.

С повозки спустилась стайка особенно мелких существ. Они были не больше пальца и обладали крыльями мотыльков, сверкавшими всеми цветами радуги. В руках у них были маленькие свернутые одеяла. Покачиваясь, существа кружились друг вокруг друга, поднимаясь все выше и выше. А потом они бросили свой груз, все вместе. То, что Кадлин сначала приняла за одеяла, оказалось дубовыми листьями. Они плясали на ветру. Один из них упал на шкуры в ее повозке. Девушка с любопытством рассматривала его. Он был покрыт переплетающимися узорами. Странно. Пожав плечами, Кадлин щелкнула по листку, он слетел с повозки, покачиваясь, спланировал на дорогу и исчез под копытами быка.

В сумерках раздался пронзительный крик. Девушка резко села. К ней вернулись воспоминания об ужасах сражения в узкой долине. Она дрожала. Предсмертные крики звучали в ушах.

Невдалеке из леса вышла большая белая собака. Странное прозрачное существо. Перед ним лежал мужчина с козлиными ногами. Собака… она тянула из груди упавшего что-то светящееся.