— Недоразумение быстро выяснили, — говорит Вацлов.

— Скажи, друг, почему ты не носишь Золотую Звезду? — спрашиваю я Бернотенаса.

— По праздникам и когда выступаю перед молодыми бойцами или перед школьниками на пионерских сборах я ее надеваю. А в повседневной жизни… Ты знаешь, трудно: вспоминаю погибших друзей — политрука Альфонсаса Кудла, сержанта Балиса Аршвила, ефрейтора Шнякаса. Они ведь тоже частица этой медали; без них я бы не был героем…

Но Вацлов, «малыш», и без того слишком приметная фигура в городе и самая наверняка популярная. Еще бы, ведь он первый из Литовской дивизии удостоен самого высокого звания нашей страны! И он — национальный герой литовского народа.

Все произошло совершенно неожиданно. Узнав, что сборная команда советских легкоатлетов будет возвращаться домой через Яссы, молодежь этого румынского города буквально за три дня оборудовала новый стадион и пригласила наших спортсменов открыть его. Отказать было неудобно. Пришлось сделать остановку на несколько часов и «кликнуть добровольцев» для участия в непредвиденной товарищеской встрече с молодыми местными спортсменами.

День выдался далеко не из лучших, что называется типичный осенний: небо застлали густые тучи, то и дело срывался дождь, временами задувал довольно холодный ветер. Чемпион и рекордсмен страны в метании копья эстонец Харри Вальман, который первым преодолел незадолго до этого 70-метровый рубеж, жаловался своему молодому напарнику по сборной Виктору Цыбуленко:

— Вот проклятая погода! Не люблю ее вообще, а тут, как на грех, поясницу ломит…

— Все ясно, — рассмеялся Цыбуленко. — Так и быть — уважу ветерана, соглашусь на выступление в одиночестве!

— В общем, ты правильно делаешь, — похвалил чемпион киевлянина. — Молодому метателю каждое выступление — как праздник…

Вальман замолчал, потом рассмеялся и предложил:

— Знаешь что? Давай сделаем так, что ты будешь выступать словно бы за двоих. Во-первых, возьми мои туфли, в них очень удачно расположены шипы, это я знаю. Во-вторых, будешь метать моим боевым копьем! Помни, оно уже летало за семьдесят метров. Глядишь, и тебе поможет выполнить норму мастера. По рукам!

На стадион пришли вместе. Цыбуленко разминался, Вальман был рядом с ним, советовал делать все поинтенсивнее: в холодную погоду нужно накопить под тренировочным костюмом побольше тепла, чтобы мышцы не остыли перед зачетным броском. Виктор старательно выполнял наставления чемпиона и рекордсмена страны, опробовал его боевое копье. Оно настолько хорошо вылетало из его руки, что настроение мгновенно поднялось до нужного соревновательного тонуса. Вызова судьи Цыбуленко ждал с нетерпением: так хотелось попробовать копье не в разминке, а в настоящем броске! Вальман подлил масла в огонь:

— Раз — и за рекордный флажок! И все поздравляют нового мастера спорта! Парень ты здоровый, в дороге отдохнул, почему бы не дерзнуть? Ну, давай!..

И Виктор дал. Стремительно разбежался, мощным усилием послал копье вперед, в момент броска даже вскрикнул от напряжения, как лесоруб над узловатым пнем. Копье сразу же вышло на красивую оптимальную траекторию, описывая словно бы старательно кем-то вычерченную дугу. Секунда, вторая, третья… И радостный возглас зрителей разлетелся над новым стадионом. Словно подчиняясь напутствию своего создателя и хозяина, копье всем наконечником вонзилось в землю метра на два дальше рекордного для нашей страны флажка.

73 метра 37 сантиметров пролетело копье эстонца Харри Вальмана из руки украинца Виктора Цыбуленко! Это было исполнением всех желаний — двадцатилетний киевский спортсмен стал мастером спорта и рекордсменом страны! Вот уж ничего не скажешь, поистине постарался за двоих!

Так родился, возможно самый уникальный, всесоюзный рекорд в истории нашей легкой атлетики. Он помог Виктору Цыбуленко сделать окончательный выбор между ядром и копьем в пользу последнего. Чтобы ровно через десять лет подняться в Риме на пьедестал олимпийского чемпиона в метании копья.

Я лежал на кровати и смотрел в окно. Высокие остроконечные вершины гор, покрытые снегом, сверкали на солнце. Мой двухместный номер на третьем этаже отеля в швейцарском высокогорном курорте Венген выходил окнами на юг, где виднелась белая игла красавицы Юнгфрау. Я пошевелился, и острая боль пронзила правую ногу. Через месяц я должен стартовать на VII зимних Олимпийских играх в Кортина Д’Ампеццо, и вот такое невезение…

Вдруг в дверь моего номера постучали. Она открылась, и на пороге появилось сразу человек пять жизнерадостных, рослых шумных парней, что-го говорящих наперебой. Из всего я понимал только свое имя, произносимое с сильным английским акцентом: Славо… Славо!..

Я приподнялся на подушке как мог и почти сел. Американцы заполнили комнату и сгрудились вокруг моей кровати. Они качали головами, резко жестикулировали и говорили, говорили… Но я прекрасно знал, о чем они говорят. Они пересыпали свою речь немецкими словами и специальными терминами: Абфарт!.. О!.. Штурц!.. Я, я… Кранк, фус!..

Наконец из-за их спины появился наш переводчик.

— Они тебе выражают соболезнование. И потом они принесли тебе…

В это время Весли вытащил из кармана пакет и протянул его мне.

— Данке шон! Данке шон! — благодарил я, беря пакет и пытаясь выразить им свою благодарность. Они весело смеялись и что-то показывали. Я догадался, что они вспоминают, как я падал. Их смех и шутки могли показаться неуместными у постели человека, лежащего с больной ногой, если бы не случай, произошедший буквально три дня назад. Я смотрел на Весли. Высокий, молодой, лет двадцати двух-двадцати трех, он балагурил, пожалуй, больше всех. Таких ребят любят девушки, и парни охотно водят с ними дружбу. Вообще команда американских горнолыжников тех лет была на подбор. Все один к одному и чем-то похожие друг на друга: рослые, сильные, веселые парни.

На тренировках: завидя нас, они дружно поднимали руки и кричали на всю гору:

— Привьет, Славо!

— Ви гейтс, Виктор!

— Сервус, Сашо!

Казалось, что мы с ними знакомы по крайней мере несколько лет, так радушно они нас приветствовали при встрече. Почти все они были уроженцами западных штатов, где высоко в небо взметнулись белоснежные иглы Кордильер. Они выросли среди природы, в небольших горных поселках шахтеров и горняков. И им передалось бесстрашие их отцов и дедов, приобретенное в вечной борьбе с грозной стихией гор.

Вчера, тренируясь на трассе скоростного спуска, я неудачно упал. И вот лежу теперь с распухшей до синевы стопой. Парни принесли мне эластичный бинт.

Немного посидев и развеяв мои мрачные мысли — через день старт на приз «Петушиный гребень», — они ушли. Но их короткое нашествие помогло мне по-новому взглянуть на свое несчастье. И кое о чем подумать.

«Ты зря обижаешься на судьбу, — решил я. — Могло бы быть гораздо хуже». Все же мы с Весли родились под счастливой звездой… И если я отделался только растяжением связок, хотя и сильным, но растяжением, то он, честное слово, позавчера вернулся с того света…

А было это вот как.

До соревнований оставалось четыре дня. Наша команда первой приехала в Венген, где вот уже много лет проводятся крупнейшие горнолыжные соревнования на сложнейшей четырехкилометровой трассе скоростного спуска.

Организаторы дали нам проводника из местного лыжного клуба, и он повез нас в горы. Почти игрушечные вагончики фуникулера резво бежали по крутому склону, цепляясь зубчатыми шестеренками, сидящими у них под полом, за третий рельс, напоминающий узенькую лестницу-стремянку.

Трасса была не раскатана. Из-за своей сложности она не годится для туристов, а предстоящие соревнования были первыми в этом сезоне. Без проводника найти путь среди бескрайних снежных полей, коричневых острых скал и переплетения лесных полян и просек было просто невозможно. В этот день мы пытались составить хотя бы приблизительное представление о том, что нас ожидает в ближайшие дни. Но это оказалось чрезвычайно сложно. Это была не просто трасса, это была супертрасса! Кажется, природа собрала здесь все, что могла, чтобы помешать лыжнику достичь финиша.