Когда, болтаясь между небом и землей, Кэрби снова увидел свой участок и храм, было всего пять часов. Вот уже полчаса, как он летит навстречу солнцу. Можно подумать, он и без того не зол, не взбешен, не психует и не сердится!

Тщетно успокаивал он Лемьюела по пути в Белиз-Сити; тот отказывался беседовать разумно и либо стенал по поводу загубленной репутации, либо горестно обвинял Кэрби в крушении своей карьеры. В муниципальном аэропорту он выскочил из самолета, едва перестали крутиться колеса, и галопом бросился к конторе, вопя: «Такси! Такси!»

И вот Кэрби снова в своих владениях. Солнце бьет в глаза, рот словно набит золой. Пролетев над холмом, он прошел так низко над индейской деревней, что в котлах остыла похлебка, и устремился на посадку так, будто ненавидел свой самолет и мечтал расколотить его о землю.

Потом он отправился на холм, где его уже ждали Томми, Луз и остальные. Все смотрели на него вытаращенными глазами.

— Ты едва не вмазался, — сказал Томми.

— Эх, знали бы вы, что значит «вмазаться»! — злобно ответил Кэрби. — Тут только что побывала баба-археолог, черт бы ее драл! Сейчас она едет докладывать об открытии храма.

— Плохо дело, — сказал Луз.

— Куда она едет? — спросил Томми.

— Задержать ее мы не сможем, да и не имеет значения, с кем именно она будет говорить. Вся подлость в том, что эта зануда — честная.

— Кх, — произнес Луз.

— Надеюсь, сегодня она не успеет привести подкрепление, но завтра наверняка вернется. Она думает, что я приехал сюда, чтобы десполиировать храм.

— Что-что? — переспросил Луз.

— Разорить и разграбить его, — объяснил Томми. — Что делать будем? Займем оборону?

— Тут будут полиция, репортеры, фотографы, археологи, чиновники, — сказал Кэрби.

— Полный набор, — подвел итог Томми. — Дело дрянь.

Кэрби покачал головой.

— Противно, конечно, но придется все убирать.

— Навсегда? — спросил Томми.

— Господи, надеюсь, что нет. — Кэрби со вздохом посмотрел на свой шедевр. — Но надо, чтобы шум утих. Она вернется сюда с кучей народу, а тут ничего нет. Если повезет, ее сочтут психопаткой.

— Подумают, что у нее месячные, — сказал цивилизованный Луз.

— Вот именно. Надо выждать. Буря уляжется — тогда начнем все сызнова.

— Может, и так, — сказал Томми.

— В нашем грустном мире только и остается, что надеяться на авось, ребята, — заявил Кэрби. Воистину, напасти делают нас философами.

— Иначе пришлось бы позволить ей растрезвонить об этом храме на весь свет, — сказал тощий негр.

— И вы предпочли привезти ее сюда, — проговорил Вернон.

«Сюда» означало в маленькую хижину дровосеков над ущельем Сайбан — узкой извилистой расселиной, прорезанной в горах Майя рекой Сайбан. Хижине было лет тридцать, она покрылась плесенью и пропиталась сладковатой гнилостной вонью. Земляной пол, никакой мебели, стены из соснового бруса. По-видимому, когда-то хибара была вдвое меньше, но потом к ней пристроили вторую каморку. Окон не было и в помине, но воздуха хватало благодаря щелям между брусьями. Построившие домик лесорубы уже давно перебрались в другие места, и теперь хижина иногда давала кров охотникам, беженцам или влюбленным. А сейчас она приютила похитителей с их жертвой.

— А куда еще? — спросил тощий негр и вызывающе взглянул на Вернона. Он явно ожидал похвалы за свой почин, а не головомойки. — Может, надо было отвезти ее к вам домой?

— Она все равно вас узнает.

— Нет, если больше никогда не увидит. Я могу просто исчезнуть на время, мне это не впервой.

— А я не могу, у меня работа. Ну ладно, ладно. — Вернон попытался подавить ярость. Оставалось только смириться с положением. С тем, что он по уши в дерьме. Господи!

Слишком много разных событий. Теперь вот он замешан в похищении американки, которое может повлечь международный скандал, и по улицам Белиз-Сити, чего доброго, начнут расхаживать морские пехотинцы США, раздавая жевательную резинку. (Кстати говоря, когда-то Белиз жил тем, что поставлял в Штаты сок чикле — сырье для ее производства.)

Убранство комнаты исчерпывалось свечой, воткнутой в бутылку из-под пива, и пнуть ногой было нечего, разве что сосновую стену. Вернон вышагивал из угла в угол, погрузившись в размышления, пока тощий негр наконец не сказал небрежным тоном:

— Если вы беспокоитесь из-за нее, мы всегда можем… — Тут он провел пальцем по горлу.

Именно эту мысль Вернон гнал прочь, стараясь не пускать ее в сознание. За последние годы он совершил немало убийств, как одиночных, так и групповых, но убийства эти существовали только в его воображении. В реальной жизни он даже ни разу не врезал кому-нибудь как следует. Неужели именно так поступит решительный человек, попав в такой переплет? Просто возьмет да и пристрелит…

У него не было пистолета.

Хорошо, хорошо, молниеносно пырнет…

У него не было при себе и ножа, разве что подделка под швейцарский армейский кинжал. Она, конечно, сгодится, но тогда дело не ограничится одним молниеносным ударом.

Ладно, ладно, задушит эту проклятую…

Он посмотрел на свои руки. Нет, ему это не под силу. Его, наверное, стошнит.

— Ну? — спросил тощий негр. Вернон судорожно сглотнул.

— Фу-у-у-у, — ответил он. — Ладно, потом решим. Сперва я должен расспросить ее.

— О чем?

— О храме! — Вернон снова впал в ярость. — Это действительно был участок Гэлуэя?

— Судя по карте — да. И она, похоже, так считала. И там был храм.

— Вы видели его?

— Я уже говорил. Я видел холм с камнями по склонам. Ну ладно, дружище, решайте же!

Вернон сжал кулаки и ударил одним в другой. И тут, словно небесный свет, его озарило: ведь ему же и не придется лично совершить это… хм… это преступление. Он может просто уехать, сказав: «Позаботьтесь о ней», и его напарник, не ведающий угрызений совести, не думающий о последствиях и лишенный воображения, провернет это грязное дело.

— Чего же вы хотите, Вернон?

Вернон взглянул на закрытую дверь внутренней комнаты.

— Пойду, пожалуй, расспрошу ее прямо сейчас, — сказал он со вздохом. Вытащив из кармана наволочку, он медленно и решительно развернул ее, после чего натянул на голову. Это была желтая наволочка с узором из крупных ярких цветов. Дырки для глаз приходились на центры двух маргариток.

— Захватите свечку, — посоветовал тощий негр. — Там темно.

Вернон вошел во внутреннюю комнату. Он спотыкался, потому что из-за наволочки не видел своих ног.

Валери Грин стояла в дальнем углу.

— Вам это даром не пройдет! — выкрикнула она.

— Уже прошло, — ответил Вернон с легким злорадством. Он когда-то видел такую сцену в кино.

— Когда я отсюда выберусь…

— Если выберетесь, — сказал он и с удовольствием отметил ее испуг. — Для этого нужна самая малость: покладистость.

— Что это значит? — Ее глаза сверкнули.

— Не волнуйтесь, — тоном превосходства проговорил он, — я не замышляю покушение на вашу девичью честь. Мне известно, как американки берегут ее.

— Известно?

— Я пришел, чтобы поговорить о храме.

— О десполиации! — Она задиристо шагнула в его сторону, будто готовилась напасть. — Вы белизец, но вас не волнует наследие собственного народа!

— Почему вы решили, что я белизец? — спросил Вернон с нарочито техасским выговором.

— Не дурите, я знаю, кто вы такой.

— Или думаете, что знаете.

— Скажите-ка мне одну вещь.

Он упускал нить беседы: теперь уже девушка начала расспрашивать его. Но вернуть все на место он не мог.

— Да?

— Вернон — это ваше имя или фамилия?

За дверью послышался смешок.

«Проклятые трещины!» — подумал Вернон и сказал, как говорят актеры, играющие ирландцев:

— Не имя и не фамилия, ясно? Лица вы не видите, голос не опознаете и не докажете ничё…