Фауна грота Двуглазка определена лишь предварительно, но уже сейчас обнаруживает больше общего с комплексом Усть-Канского грота, чем пещеры Страшной. Большая часть костей принадлежит таким непарнокопытным, как носорог, лошадь, кулан, осел (Equus cf. hydruntinus). Много костей крупных хищников, среди которых преобладают остатки пещерной гиены (Crocuta spelaea). Многочисленен по числу костей и особей заяц, близкий к толаю. Встречаются остатки аргали и антилоп. В то же время обнаружены кости благородного оленя, бизона, пещерного медведя, возможно, сайги. Из видов, которые отсутствуют в алтайских памятниках, отмечены пещерный лев и росомаха (Абрамова З.А., Ермолова Н.М., 1976).

Открытие мустьерских памятников в Южной Сибири позволяет надеяться, что в недалеком будущем они могут быть найдены и в других районах Сибири и Дальнего Востока, предпосылки для этого есть.

Исследование памятников позднего палеолита Русской равнины началось в 1870-х годах с раскопок первых четырех палеолитических стоянок, ставших позже широко известными: Гонцовской на Украине, Карачаровской под г. Муромом, Костенковской под г. Воронежем и пещерной стоянки Сюрень I в Крыму. Честь открытия и первоначального исследования русского палеолита принадлежит Ф.И. Каминскому, А.С. Уварову, И.С. Полякову и К.С. Мережковскому, впервые установившим и научно доказавшим заселенность нашей страны ископаемыми людьми. Несколько позже были открыты Кирилловская стоянка в Киеве и Мезинская стоянка на Черниговщине, сыгравшие не менее важную роль в изучении и углублении понимания памятников эпохи палеолита нашей страны. Итоги дореволюционных исследований памятников древнекаменного века в России были подведены А.А. Спицыным в статье «Русский палеолит» (Спицын А.А., 1915) и в труде В.А. Городцова «Археология. Каменный период» (Городцов В.А., 1923). Если А.А. Спицын ставил перед собой задачу свести воедино все сведения о русском палеолите и определить задачи по расширению и углублению неотложных полевых исследований, то В.А. Городцов при изложении основ первобытной археологии как исторической науки обращал внимание на историческое осмысление немногих в то время фактов. Произведения палеолитического искусства в Мезине он рассматривал в качестве доказательства существования этнографических особенностей верхнепалеолитической культуры, которые, по его мнению, в известной мере сопоставимы с различиями в культуре современных славянских, германских и романских народов Европы.

Среди зарубежных исследователей палеолита на бурное развитие археологических исследований в Советском Союзе впервые обратил внимание Л. Савицкий. Он отметил, что после окончания гражданской войны, в 1922–1925 гг. были развернуты исследования палеолита в Костенках, в Борщеве, в Крыму, в ряде районов Украины и Белоруссии (Sawicki L., 1928). В 1928 г. появилась работа П.П. Ефименко «Некоторые итоги изучения палеолита СССР», в которой была предложена первая хронологическая схема палеолита СССР, основывающаяся в значительной мере на изучении палеолита на Дону. Вслед за этим с новой силой развернулись полевые исследования, а также и публикации накопленных материалов в 1930-х. В 1950-х — 1970-х годах. В результате усилий исследователей палеолита, составляющих плодотворно работающие небольшие коллективы в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске, Вильнюсе, Кишиневе и Львове, было накоплено и введено в науку большое число выдающихся по научному значению памятников, особенно на Дону. Десне и Днестре, где были открыты в значительном числе остатки палеолитических жилищ и поселений со следами достаточно сложно организованной в развитой домашне-хозяйственной деятельности. При этом были собраны большие коллекции каменных и костяных орудий, предметов украшения, произведений первобытного искусства. На Волыно-Подольской возвышенности и на Дону, под Воронежем были открыты многослойные палеолитические поселения, археологическое и геологическое исследование которых позволило значительно углубить хронологические представления о памятниках и отказаться от первоначального схематического решения вопросов развития позднепалеолитической культуры на основе схемы эпох палеолита Франции. Результаты исследований палеолита на Дону нашли отражение в работах П.И. Борисковского (1953, 1963), А.А. Величко (1963), М.Н. Грищенко (1950, 1976), П.П. Ефименко (1934, 1953, 1958), С.Н. Замятниной (1935, 1961), Г.И. Лазукова (1957), А.Н. Рогачева (1955, 1957, 1973).

Памятники Волыно-Подольской возвышенности и юго-востока страны освещаются в работах И.К. Ивановой (1959, 1973), А.П. Черныша (1959, 1973), Н.А. Кетрару (1973); верхний палеолит Крыма освещен в работах Г.А. Бонч-Осмоловского (1934), Е.А. Векиловой (1957); исследованию палеолита в обширном бассейне Днепра посвящены работы П.И. Борисковского (1953), П.И. Борисковского и Н.Д. Праслова (1964), М.В. Воеводского (1950, 1952), М.Д. Гвоздовер (1953), И.Ф. Левицкого (1949), И.Г. Пидопличко (1969), К.М. Поликарповича (1968), С.В. Смирнова (1973), И.Г. Шовкопляса (1965). Монография Р.К. Римантене (1971) по палеолиту Прибалтики и северо-запада Русской равнины освещает первоначальное заселение этого района Русской равнины в позднеледниковое время. Что касается огромных пространств северо-востока — от верховьев рек бассейна Днепра, всего бассейна Волги до Уральских гор, то в силу недостаточной изученности и неудовлетворительной публикации открытых здесь отдельных выдающихся памятников имеются значительные трудности для освещения вопросов заселенности этих районов страны и для суждения о культурной принадлежности памятников. Знанием памятников северо-востока Русской равнины мы обязаны О.Н. Бадеру (1960, 1965, 1978), С.Н. Бибикову (1959), В.Н. Сукачеву, В.Н. Громову и О.Н. Бадеру (1966), С.Н. Замятнину (1929). Б.И. Гуслицеру и В.И. Канивцу (1962), В.Л. Яхимович (1961).

Накопление огромного материала, совершенствование методики его обработки, необходимость осмысления развития человеческого общества на древнейших этапах его истории в единстве с развитием окружающей природной среды — все это приводит к выпуску ряда коллективных монографий. Из них следует упомянуть «Каменный век на территории СССР» (1970) «Природа и развитие первобытного общества на территории европейской части СССР» и «Лесс-пергляциал-палеолит на территории Средней и Восточной Европы» (1969).

К осознанию необходимости глубокого исторического и социального анализа археологических фактов исследователи палеолита Русской равнины пришли эмпирически, стремясь объяснить памятники палеолитического искусства. В 1920-х годах при раскопках в Костенках и в Гагарино П.П. Ефименко и С.Н. Замятнину посчастливилось найти небольшие скульптурные изображения женщин, вырезанные из бивня мамонта, вместе с хорошо сохранившимися остатками жилых сооружений древнекаменного века. Так было в Костенках в 1923 г., когда в процессе совместных раскопок П.П. Ефименко и С.Н. Замятниной в хорошо сохранившемся культурном слое была найдена первая статуэтка женщины, сенсационно воспринятая в науке о палеолите. Это подготовило С.Н. Замятнина к правильной оценке его открытия группы женских скульптур и остатков жилища на Гагаринской стоянке под Липецком в 1927 г. «Среди других результатов исследований в Гагарине, — писал он, — следует отметить открытие остатков сооружения из камней, по-видимому, основания шалаша или чума, впервые позволяющие составить некоторое суждение о характере жилища палеолитического человека…» (Замятнин С.Н., 1929).

Эти факты требовали совершенствования методики исследования памятников, обеспечивающей не только сбор коллекции, но и наблюдение и документацию следов деятельности по сооружению жилищ, остатков домашне-хозяйственной деятельности, условий залегания не только женских статуэток на поселениях, но и всех других культурных остатков в их взаимосвязи. Поэтому уже в работе 1931 г. П.П. Ефименко была предложена детально разработанная программа углубления исследований палеолита г осуждением формализма и «биологического подхода» к древнейшей истории старого палеонтологического направления. «Наши знания памятников палеолитической культуры. — писал он, — продолжают страдать неполнотой и односторонностью… ясно, что оно имеет корни в слишком узко и формально определившихся интересах самого исследования… мы не знаем о такой важной стороне проблемы палеолита, как характер поселений, вид палеолитических жилищ и т. д. Теперь, когда в итоге работы ряда лет основные вехи смены палеолитических культур для многих областей СССР намечены уже достаточно прочно и вопросы взаимной расстановки основных наших памятников более или менее ясны, пора перейти к разрешению иных задач, связанных с более глубоким проникновением в факты» (Ефименко П.П., 1931, с. 9). Так в нашей науке была выдвинута проблема палеолитических жилищ и поселений, широко развернутое изучение которых в большой мере обеспечило превращение палеолитоведения в раздел исторической науки. Разумеется, были трудности в обсуждении встававших новых вопросов, порождавшие в ряде случаев ошибочные суждения и выводы, осознанию которых способствовало начавшееся в связи с этим изучение марксистско-ленинской теории и, в частности, теории первобытнообщинного строя.