С этими словами добрый Галле умолк. Но Пикрошоль на всю его речь ответил только следующее:

– Придите и возьмите, придите и возьмите! У наших все в порядке. Они вам наделают лепешек.

Тогда Галле вернулся к Грангузье и застал его в уголке кабинета – на коленях, с непокрытой головой молящимся богу о смягчении гнева Тикрошоля и о его вразумлении, дабы не пришлось прибегнуть к силе, видев возвратившегося Галле, Грангузье спросил его:

– О друг мой, друг мой, какие вести принесли вы мне?

– Никакого толку, – сказал Галле, – этот человек совсем рехнулся, i бог его покинул.

– Однако, друг мой, – спросил Грангузье, – какие приводит он причины своего буйства?

– Никакой причины он мне не объяснил, – сказал только сердито что-то о лепешках. Не знаю, не было ли какой обиды его пекарям.

– Я хочу, – сказал Грангузье, – хорошенько разобрать это, раньше чем решать, что следует делать.

Грангузье поручил расследовать это дело и удостоверился, что его поди отняли силой несколько лепешек, и что Маркэ получил удар дубиной по голове; но при этом за все было хорошо заплачено, а названный Маркэ сам первый поранил своим бичом ноги Форжье. Весь королевский совет высказался за то, что необходимо обороняться.

Но, несмотря на это, Грангузье сказал:

– Раз вопрос только о нескольких лепешках, я попытаюсь удовлетворить Пикрошоля, так как мне очень неприятно затевать войну.

Тогда он справился, сколько было взято лепешек, и, услыхав, что четыре или пять дюжин, велел за ночь приготовить пять возов лепешек, при чем на одном должны были положить лепешки, приготовленные на лучшем масле, на самых свежих желтках, на прекрасном шафране и других пряностях, – для передачи Маркэ. Кроме того он дарил Маркэ 100 003 золотых филиппа для уплаты цырюльникам, которые его лечили, и отдавал ему и его потомству в вечное владение мызу Ла Помардьер.

Чтобы свезти и доставить все это, был послан Галле, который велел по дороге нарвать около Сольсэ побольше камыша и тростника и убрать ими все возы и дать в руки каждому вознице; он сам взял пучок в руки, желая этим дать понять, что они хотят только мира и пришли его получить.

Подъехав к воротам, он просил аудиенции у Пикрошоля от имени Грангузье, но тот не захотел ни впустить их, ни сам выйти и говорить: ним, а велел им передать, что ему некогда, и чтобы они сказали, чего они хотят, капитану Тукдильону, который на стенах устанавливал какое-то орудие. Галле сказал последнему:

– Господин, чтобы избавить вас от всяких споров и лишить вас оправдания в том, что вы не хотите восстановить прежний союз, – мы возвращаем вам лепешки, предмет раздора. Наши взяли пять дюжин и хорошо за них заплатили; мы же так миролюбивы, что возвращаем вам пять возов, из которых вот этот для Маркэ, наиболее пострадавшего. Сверх того, для полного его удовлетворения, вот эти 700 003 филиппа, которые я ему вручаю, а в возмещение убытков, которые он может требовать, я передаю ему в вечное и потомственное владение мызу Ла-Помардьер; вот грамота на передачу. Ради бога, будем отныне жить в мире: весело возвращайтесь домой, оставьте это Место, на которое, как вы сами сознаете, вы не имеете никакого права; будем друзьями, как и прежде.

Тукдильон пересказал все это Пикрошолю и, подзадоривая его храбрость, сказал:

– Эти мужики очень испугались. Ей-богу, Грангузье, этот несчастный пьяница, обмарался со страха. Его дело не воевать, а опустошать бутылки. Я того мнения, что надо задержать лепешки и деньги, потом спешно укрепиться здесь и воспользоваться счастливым случаем. Неужели они думают, что имеют дело с дураком, и надеются умаслить вас лепешками? Вот что: ваше хорошее обращение и большая фамильярность, которую вы допускали, сделали вас в их глазах достойным пренебрежения: приласкайте мужика, он вас уколет; уколите его – он станет ласкаться.

– Так, так, так, – сказал Пикрошоль. – Они свое получат! Делайте, как сказали!

– Только об одном могу вас предупредить. Мы здесь плохо снабжены провиантом и съестными припасами. И если Грангузье нас осадит, то я сейчас же вырву себе зубы, оставив штуки три; то же пускай сделают все другие, а то чересчур скоро съедим всю провизию.

– У нас, – сказал Пикрошоль, – съестного слишком достаточно. Что мы здесь есть будем или воевать?

– Конечно, воевать, – отвечал Тукдильон, – но с пустым брюхом не запляшешь, а где царит голод, там сила в изгнании.

– Ну, довольно болтать, – сказал Пикрошоль, – забирайте, что они привезли.

Тогда они захватили деньги, лепешки, волов и телеги, а проводников отослали домой без всякого ответа, только сказали, чтобы они не подходили близко, а почему – скажут им завтра. Так, ничего не сделав, вернулись те к Грангузье и рассказали ему все, прибавив, что никакой надежды принудить их к миру, кроме как войной.

Когда лепешки были захвачены, перед Пикрошолем предстали герцог дю-Менюайль, граф Спадассен и капитан Мердайль и сказали ему:

– Государь, сегодня мы сделаем вас счастливейшим и победоноснейшим из всех государей, живших после Александра Македонского.

– Наденьте, наденьте шляпы, – сказал Пикрошоль.

– Благодарим, государь, – сказали они. – Мы знаем свой долг. Вот средство для этого: вы оставьте здесь какого-нибудь капитана с небольшим отрядом людей командовать гарнизоном и охранять место, которое на наш взгляд достаточно защищено как самой природой, так и укреплениями, возведенными по вашему плану. Вашу армию вы разделите на две части, как вам покажется лучше. Одна обрушится на этого Грангузье и его людей. С ними вы легко покончите с первого же натиска. Там вы, понятно, заберете денег кучи, потому что у этого мужика их достаточно, – у мужика, говорим мы, потому что у благородного принца никогда нет ни одного су. Копить – дело подлых людей. Одновременно с этим другая часть ар мии должна направиться к Они, Сентонжу, Ангмуа и Гаскони, Перигору, Медоку и к Ландам. Крепости, города, замки они заберут без сопротивления. В Байонне, в Сен Жан-де-Люк и Фонтараби вы захватите все корабли и, крейсируя у берегов Галисии и Португалии, разграбите все прибрежные страны, до Лиссабона, где найдете подкрепление во всем, потребном завоевателю. О господи! Испания сдастся, ведь это все мужичье. Дальше вы пройдете Сибиллиным проливом[94], там воздвигнете два столпа, великолепнее, чем Геркулесовы, на вечную память о вашем имени, и пролив получит имя Пикрошолева моря. Проходите Пикрошолево море, и Барбаросса становится вашим рабом…

– Я, – сказал Пикрошоль, – его помилую.

– Хорошо, – сказали они, – пусть так, лишь бы он принял крещение. Вы завоюете королевства: Тунис, Гипп, Алжир, Бону, Кирену, всю Барбарию. Идя дальше, вы захватите в свои руки Майорку, Минорку, Сардинию, Корсику и другие острова Лигурийского и Балеарского морей. Обогнув левый берег, вы завладеете Галлией Нарбоннской, Провансом, землей Аллоброгов, Генуей, Флоренцией, Луккой, и – прощай Рим! Бедный господин папа! Он со страху уже умирает!

– Ей-богу, – сказал Пикрошоль, – я не стану целовать его туфли.

– По взятии Италии – Неаполь, Калабрия, Апулия, Сицилия, а также и Мальта в ваших руках. Желал бы я, чтобы любезные эти рыцари, некогда родосские, оказали вам сопротивление, – посмотрел бы, как они обмочатся.

– Охотно, – говорит Пикрошоль, – отправился бы я в Лоретто.

– Нет, нет, – говорят они, – это будет на возвратном пути. Оттуда мы возьмем Кандию, Кипр, Родос и Цикладские острова и пойдем на Морею. Она – наша. Святитель Треньян![95] Храни боже Иерусалим, потому что могуществу султана далеко до вашего!

– О, я, – говорит Пикрошоль, – велю построить храм Соломона.