1. Зачинщиков и соучастников было немного, иначе обязательно нашелся бы кто-то, кого соблазнила бы премия в 1000 фунтов.

2. Убийца имел детальный план помещений, но не знал об отданных четырьмя днями ранее распоряжениях — всем известных в самом посольстве: заколотить некоторые двери.

Я думаю, что он прибыл в Константинополь в самую последнюю минуту, незадолго до приезда тех людей, которых должен был убить, и спасся лишь случайно».

Хольман, которому тотчас же стало известно об убийстве и который чрезвычайно сожалел, что помешал Романовскому сесть на французский миноносец, а позднее не сумел убедить Деникина и его начальника штаба последовать за ним на борт «Мальборо», отдал приказ, с разрешения генерала Мильна, взводу английских солдат занять русское посольство в целях обеспечения безопасности бывшего главнокомандующего.

Впоследствии многие эмигранты, и прежде всего Врангель, упрекали Деникина в том, что он подчинился этому явному нарушению прав экстерриториальности. Деникин дал по этому поводу следующие разъяснения: «Это произошло так быстро, что не предупредили ни меня, ни мою жену. Мы должны были этому противодействовать, но не имели сил. Я оказался настолько потрясенным, что моя душа и мое сознание были как в тумане…»

Гроб, слишком маленький и тесный для тела генерала Романовского, был перенесен в маленькую комнату без окон. Зажгли свечи. Деникин поцеловал прощальным поцелуем лоб своего лучшего друга.

«Лицо скорбное и спокойное — «Вечная память». В этот вечер я с семьей и детьми генерала Корнилова перешел на английское госпитальное судно, а на другой день на дредноуте «Мальборо» мы уходили от постылых берегов Босфора, унося в душе неизбывную скорбь».

Генерал Деникин — один из лидеров, наиболее достойно проявивших себя в войне, прибыл к нам в поисках убежища и необходимого отдыха».

«У нас есть долг признательности и уважения по отношению к Деникину и всем тем, кто боролся с ним рядом для уничтожения гнусной тирании, истинную природу которой наш народ начал понимать только сейчас».

«17 апреля в 2 часа 40 минут его поезд из Саутгемптона подошел к вокзалу Ватерлоо. Пришедшие встречать русские сначала стояли неподвижно и в полном молчании, но вскоре произошло движение, у многих заблестели в глазах слезы».

Все газеты, от лейбористской Daily Herald до консервативной Times, включая сюда и Weekly Dispatch, сообщали о прибытии бывшего командующего Вооруженными силами юга России.

В продаже появились почтовые открытки. На них была изображена группа людей в штатском (высокие шляпы или котелки) и в военном, окружающая коренастого человека в центре, одетого в походный френч и фуражку из твида (купленную во время остановки на Мальте), или же женщину в косынке с закутанным ребенком на руках.

«Прибытие генерала Деникина в Лондон», «Дочь генерала Деникина и ее няня» — уточняли надписи.

На вокзале множество машин военного ведомства ждали почетных гостей, чтобы отвести их в отель «Кадоген». Деникин тепло поблагодарил британцев за их прием, но, оставшись один на один в роскошных апартаментах, которые были для них зарезервированы, воскликнул: «Они совершенно ничего не понимают! Они не отдают себе отчета, в каком мы находимся положении. Как я могу оплачивать пребывание в этом отеле, безусловно, самом дорогом в Лондоне?»

«Высоких гостей» было… одиннадцать человек: помимо семьи Деникина (четыре человека), няня, ординарец, Шапрон дю Ларре и его помощник Гришин, Наталия и Георгий Корниловы, Надя Колоколова, сирота, которую Ася взяла в свой дом в Екатеринодаре. Она считалась племянницей генерала, что облегчало ей оформление эмиграционных документов. Деникин обратился за помощью к русскому послу в Велкобритании.

— Я буду вам очень признателен, если вы мне разменяете эти деньги на фунты стерлингов и шиллинги. Вот 23.000 царских рублей, около 400 керенок, несколько австрийских крон, турецкие лиры и это коробка, в которой содержится 49 рублей в старинных монетах по десять копеек. Они из серебра и потому должны иметь ценность.

Назначенные Керенским русские послы остались на своем посту после падения Временного правительства и считали себя представителями Белой армии. Лишившись официального начальства, они отсылали свои рапорты сначала бывшему царскому министру иностранных дел, находившемуся за границей, затем назначенному на этот пост Колчаком Сазонову, эмигрировавшему в Париж. Именно ему Саблин писал о своем свидании с Деникиным следующее: «На сегодняшний день производится обмен 1800 рублей на фунт стерлингов, австрийские кроны и турецкие лиры вообще не подлежат обмену, копейки стоят гораздо меньше их металлического эквивалента. Я не смог извлечь из всего этого — больше 20 фунтов. Это все, что есть у бывшего главнокомандующего».

Черчилль, узнав об этом рапорте, пригласил к себе русского посла:

— Примут ли ваши соотечественники меры, чтобы восполнить этот недостаток средств? Если нет, то ряд членов парламента, и я в том числе, готовы оказать содействие генералу Деникину.

Посол предупредил об этом генерала, но тот с возмущением отказался принять это благодеяние, заявив, что он будет зарабатывать себе на жизнь своим пером, издавая мемуары. А пока покинет отель «Кадоген» и поселится с семьей в скромном доме, который нашел для него Хольман в предместье Сассекса. Каждый из его домочадцев попытался продать имеющиеся у него драгоценности. У Аси их почти не было, и ей пришлось расстаться с великолепным серебряным сервизом, украшенным гербами, который ей достался от прабабушки баронессы Энгельгардт.

В 1928 году мои родители были приглашены на обед в посольство Чехословакии в Париже. Мария Петровна, жена посла, была русской по происхождению и познакомилась с нами во время летнего отпуска в Капбретоне. На следующий день моя мать рассказывала:

— Как только я села за стол, я сразу же узнала мой старый серебряный сервиз, который я продала еще в Англии. Твой отец, несмотря на мои подмигивания, конечно же, ничего не заметил. Кто-то сделал хозяйке дома комплимент за хороший стол и выразил свое восхищение гербами на вилках и ложках. И как ты думаешь, что Мария Петровна осмелилась ответить? Она сказала: «Да, этот серебряный сервиз очень древний. Он достался мне от моей прабабушки!»

На следующий день после своего приезда на британскую землю Деникин послал королю телеграмму с благодарностью и вместе с Хольманом нанес визит Уинстону Черчиллю. Через несколько дней военный министр пригласил Деникина с женой на обед. За столом, во время долгого обеда говорили лишь о России, о борьбе Белой армии против большевиков и причинах поражения. Когда обед кончился, Черчилль привел своего двенадцатилетнего сына Рудольфа, чтобы представить его «русскому генералу, который боролся против отвратительных большевиков». Мальчик, придя в восхищение, спросил:

— И сколько большевиков вы убили своей собственной рукой?

Деникин честно ответил:

— Своей собственной рукой? Ни одного.

С разочарованной миной на своей круглом лице Рудольф вышел из комнаты.

Отклонив многие поступающие со всех сторон предложения, Деникин счел себя обязанным принять два из них: приглашение на банкет, организованный в его честь в Палате общин, и приглашение графини Брассовой.

Графиня Брассова, по происхождению русская, принадлежала к самому высшему обществу. Дочь известного московского адвоката Шереметьевского, она, еще очень молодой, вышла замуж за инженера-путейца Мамонтова, но вскоре развелась и стала женой гвардейского офицера Вулферта. При встрече с великим князем Михаилом, братом Николая II, обоих поразила любовь с первого взгляда. Новый развод и новая свадьба. Взбешенный царь изгнал из пределов России свою сноху, но дал ей титул и имя: графиня Брассова.

Вот что рассказала Ася: «Мы жили тогда в коттедже, выходящем окнами прямо на берег Ла-Манша. Однажды я заметила, как у нашей решетки остановился красивый автомобиль с шофером в ливрее. Из него вышла элегантная и очаровательная молодая женщина. Она представилась: