Недостойны, однако, звания человека и гражданина те, кто рабски подчиняется насильственным экспериментам в лучшем случае фанатиков. Гиблой бы страной была Россия, если бы большевицкое насилие не вызвало борьбы, в какие бы даже уродливые формы она подчас ни выливалась. Эта борьба и будет положена в будущем на исторические весы. История далеко не всегда лавровые венки возлагает на победителей. Она, скорее, возводит в герои неудачных борцов, погибших за правду.

В.А. Оболенский сказал, что А.И. был слишком чистым человеком с сознанием большой моральной ответственности перед своей собственной совестью. Он не подходил для того, чтобы действовать в годы, когда разгораются в отравленной атмосфере гражданской войны дурные страсти. Прямолинейный вождь по натуре своей не мог быть безответственным демагогом и эластичным дипломатом, идущим на компромиссы и легко отступающим перед требованиями жизни. Быть может, в этом замечании кроется глубокая правда. Эта прямолинейная честность приводила к некоторым роковым ошибкам. Я склонен до некоторой степени присоединиться к тем, кто считает, что правитель Юга России, как и адмирал Колчак, не сумел проявить достаточной гибкости в разрешении вызванных революцией национальных вопросов, которые крайне осложнили достижение целей Добровольческой армии. Бескомпромиссно поставленный лозунг единой, неделимой России отбрасывал в лагерь противников возможных попутчиков в деле восстановления национальной России. Но белое движение имело все шансы быть вынесенным на гребень победы. И еще вопрос — собрало ли бы оно силы, если бы шло под другим лозунгом. Лозунг — Единой, Неделимой был противопоставлен разнузданной и примитивной проповеди сепаратизма и расчленения России. Оправдание Деникина в том, что идея федерации была еще в зачаточном состоянии; общественное сознание того времени далеко еще не освоило здоровой мысли областной федерации как начала прочного единства исторического организма, именуемого Россией.

Если допустить, что личные свойства А.И. делали его положение подчас трагическим в годы гражданской войны, то эти свойства перевоплощались в величайшее благо для русской общественности в дни нашего тяжелого эмигрантского бытия, когда от всех нас требовалось большое напряжение воли, дабы не пал дух. Непоколебимая твердость и моральный авторитет б. вождя добровольцев служили как бы залогом нашей непримиримости к насилию, воцарившемуся на родине. Никакого соглашательства — вот символ ген. Деникина. За все годы он остался в эмиграции неизменен, никакие политические сирены не могли его заставить поверить в эволюцию большевицкой власти. Советская власть должна быть свергнута при нашем участии словом и делом — такова всегда была позиция ген. Деникина. Его эмигрантская программа оставалась формулой белого движения: свержение советской власти и защита России. Надо ли напоминать о тех острых спорах, которые были перед войной и в которых активно принимал участие А.И., борясь, по его выражению, с «сорными травами пораженчества и псевдооборончества». В предвидении событий споры принимали драматический характер — каково будет наше поведение во время войны? Деникин неизбежно отвечал: «Свержение советской власти и защита России». Это вызывало упрек в нереальности. Нельзя, де, защищать Россию, подрывая ее силы свержением власти: нельзя свергнуть советскую власть без участия внешней силы. Словом, или большевицкая петля, или чужеземное иго. «Я не приемлю ни петли, ни ига», — отвечал Деникин…

А. Ив. ошибся несколько в прогнозах, как ошиблись многие. Он считал невозможным, чтобы вооруженный русский народ во время войны не восстал против своих поработителей. А что если в случае войны народ русский отложит расчет с внутренними захватчиками и встанет единодушно против внешних? Только в этом случае мы были бы бессильны вести прямую борьбу против советской власти — отвечал Деникин. Это была та третья позиция, которую отвергал Милюков, странным образом пытаясь доказать, что те, кто в данный момент не был бы со Сталиным, неизбежно оказался бы в лагере Гитлера. Эту третью позицию разделял значительный сектор эмиграции. Авторитетный голос Деникина удержал многих от увлечения вступить на путь, исторически явно ошибочный, как показало то, что произошло.

Но переверну эту страницу прошлого… Итоги войны, патриотический угар породили другой мираж. У Деникина не было раздвоения, столь отчетливо сказавшегося на психике части эмиграционной элиты. Он остался на своих прежних позициях — непримиримого врага советской власти и защиты подлинно национальных интересов России. Он оставался с народом, но не был с властью. Он не поверил в эволюцию большевицкого двуликого Януса. В своем последнем обращении к единомышленникам он призывал не поддаваться гипнозу отождествления советской власти с народом российским и писал: «…недопустимо замалчивать зло, ею творимое, воздерживаться от осуждения и тем более оправдывать — из опасения якобы повредить России. Ничто так повредить России не может, как оправдание большевицкого режима и большевицкой агрессивности. Надо правду называть правдой, ложь — ложью и преступление — преступлением».

Тяжелая тогда пора наступила для нас — пора сомнений и политического разложения эмиграции. Она еще не изжита совсем, но наваждение проходит, и поэтому не хочется о нем вспоминать. Лучше перевернем и эту страницу прошлого и заглянем в будущее.

Никогда еще так остро не вставала российская проблема, как в наши дни, и не потому только, что она соединена ныне с вопросом о существовании всего культурного мира. Война дала глубочайшую трещину в большевицком, по внешности монолитном, организме. Теперь железный занавес весь в ржавчине. Он не сможет сдержать напор струи свежего воздуха, который проникает в души угнетенных народов. Внутренние российские силы — это уже не сладкая мечта эмигрантов-утопистов. Между эмиграцией и родиной могут быть протянуты ощутимые нити, связывающие две половины России для единой цели — борьбы с продолжающимся большевицким насилием. Если мы, старые эмигранты — по крайней мере многие из нас, — дошли до «предельного возраста», то на смену нам пришло молодое поколение из России, поколение, испытавшее на себе весь ужас и гнет небывалого в мире государственного пресса. Оно ненавидит власть и пламенеет не ослабевшим еще от времени пылом активной борьбы. Это как бы новая смена первопоходников, тех идейных и жертвенных добровольцев, которые составляли основные ряды вставших под знамена ген. Алексеева, Корнилова и Деникина. Горестно сознавать, что в этот ответственный момент нашего исторического бытия, когда нужно найти и выковать формулу для единства мысли и действия, мы больше не услышим проникновенной речи Антона Ивановича Деникина. Но его заветы живы и послужат нам светильником, который проведет нас в предрассветные еще сумерки через все препятствия на скользкой тропе организации нашей дальнейшей, неослабевающей борьбы за возрождение России и счастье русского народа.

Марин Антоновна Грей

Главнокомандующий Вооруженными Силами Юга России генерал-лейтенант А.И. Деникин, 1919 г.

Отставной майор Иван Ефимович Деникин — отец А.И. Деникина.

Елисавета Федоровна Деникина (Вржесинская) — мать А.И. Деникина.

Стихи Антона, посвященные 75-летию отца.

Поручик А.И. Деникин — третий слева в верхнем ряду среди офицеров 2-й артиллерийской бригады.