«Мори обычно говорил об Энглтоне, — вспоминал Гарблер, — что если ему отрубят голову, он будет извиваться еще очень долго».

В начале июня 1962 года Юрий Иванович Носенко, 35-летний сотрудник КГБ при советской делегации по разоружению, подошел к американскому дипломату и попросил его о конфиденциальной беседе. Дипломат известил об этом резидентуру ЦРУ в Берне, столице Швейцарии, и Пит Бэгли, сотрудник, специализировавшийся на советских операциях, немедленно поездом отправился в Женеву.

Там Бэгли и Носенко встретились на конспиративной квартире ЦРУ. Во время беседы Носенко явно очень нервничал и налегал на спиртное. Он сказал Бэгли, что перед встречей он тоже пил[57]. В ходе встречи возникли определенные трудности: Бэгли едва говорил по-русски, а знания английского языка Носенко были ограниченными. Здесь явно требовался человек ЦРУ, владеющий русским языком.

Оповестили штаб-квартиру. Как только телеграмма из Швейцарии прибыла в Лэнгли, Джорджу Кайзвальте-ру было приказано вылететь в Женеву. Кайзвальтер не только бегло говорил по-русски, но руководил двумя самыми ценными агентами ведомства из числа советских граждан: сначала Петром Поповым, затем Пеньковским. Логично, что для встречи с Носенко выбор пал на него.

В это время в ЦРУ кипела работа. Шестью месяцами ранее в Хельсинки бежал Анатолий Голицын, и его предупреждение о «Саше», агенте, проникшем в ЦРУ, фамилия которого начиналась с буквы «К», дало толчок секретной охоте на «кротов» в контрразведывательной службе Энглтона. Установили прослушивание телефонных разговоров Питера Карлоу, который и не догадывался, что является главным подозреваемым. В Москве Пол Г арблер по-прежнему руководил контактами с Пеньковским, который все еще передавал советские военные секреты Западу, хотя все более нервничал по поводу того, что КГБ, возможно, раскрыл его шпионскую деятельность.

Теперь свои услуги предложил Носенко. Со временем ему предстояло стать самым спорным из перебежчиков за всю историю ЦРУ.

«Бэгли встретил самолет и отвез меня на конспиративную квартиру, — говорил Кайзвальтер. — Носенко должен был прийти». Но прежде пришлось провести кое-какую подготовку. «Мы установили потайные микрофоны, — продолжал Кайзвальтер. — И я подсоединил их к магнитофону». Проделав все это, Кайзвальтер и Бэгли стали ждать.

Сомнительно, чтобы ЦРУ при всем своем желании смогло найти двух столь непохожих друг на друга сотрудников и поручить им общее дело. По стилю, индивидуальности, происхождению и внешним данным оба эти человека резко контрастировали друг с другом.

Джордж Кайзвальтер походил на крупную лохматую овчарку. Это был самоуверенный человек, не признававший авторитетов, сердцем оперативный работник, но где-то глубоко в душе возмущавшийся клубной атмосферой, царившей в ведомстве, которое, как он понимал, не позволит ему выдвинуться на высокий пост, поскольку он навсегда останется аутсайдером, иностранцем по рождению, уроженцем царской России.

Кайзвальтер, старший из двух сотрудников, родился в Санкт-Петербурге в 1910 году. Его отец, специалист по снаряжению царской армии, в 1904 году был направлен в Вену для наблюдения за производством снарядов для войны с Японией. Там он встретил француженку из Дижона, школьную учительницу, которая приехала с ним в Россию и вышла за него замуж. Когда началась первая мировая война, старшего Кайзвальтера направили в Соединенные Штаты на военный завод близ Честера (штат Пенсильвания), где производились трехдюймовые снаряды для России.

После революции в России он вывез свою жену и сына в Нью-Йорк. Кайзвальтеры стали гражданами США. Их сын Джордж в 1930 году закончил Дартмутский университет со степенью бакалавра, а спустя год получил степень магистра по гражданскому строительству.

Молодой специалист Кайзвальтер устроился на работу в нью-йоркский департамент городских парков, где помогал в строительстве зоопарка для детей в Центральном парке. Затем он поступил на службу в армию. Когда разразилась вторая мировая война, армейское руководство, узнав, что Кайзвальтер говорит по-русски, направило его на Аляску в качестве офицера связи с советскими летчиками, перегонявшими порядка двенадцати тысяч военных самолетов в Советский Союз через Фэрбанкс. На Аляске на самолеты наносилась советская маркировка — самоклеющиеся красные звезды по обеим сторонам фюзеляжа. В середине войны запас красных звезд иссяк, и Кайзвальтер, проявив изобретательность, закупил запасы самоклеющихся звезд фирмы «Тексако» на местной заправочной станции. «Я скупил эти звезды, — рассказывал он, — мы их наклеивали на самолеты и гово->или русским пилотам: вперед, летайте с компанией «Тексако»! И они летали».

В конце войны Кайзвальтер служил в разведотделе армейской разведки в Германии. Два года он работал с генералом Рейнхардом Геленом, который возглавлял «Иностранные армии Востока» — отдел германского генерального штаба, осуществлявший сбор разведывательной информации по Советскому Союзу. Кайзвальтер проводил опрос Гелена, которого ЦРУ планировало назначить руководителем западногерманской разведки, «обо всем, что тот знал о Советской Армии».

Затем Кайзвальтер, оставив службу в армии и работу в разведке, отправился в штат Небраска, где в течение пяти лет занимался выращиванием люцерны. Его фермерская карьера была недолгой. В 1951 году он поступил в ЦРУ и завоевал там себе репутацию, благодаря которой спустя десяток лет он появился на конспиративной квартире в Женеве.

Теннент Харрингтон («Пит») Бэгли попал в Швейцарию более традиционным путем. Бэгли был красив, образован, застегнут на все пуговицы и амбициозен, с острым аналитическим умом и социальными и семейными корнями, опиравшимися на ВМС и Принстонский университет. В то время ему было тридцать шесть. Он родился в Аннаполисе в семье вице-адмирала. Два его брата тоже стали адмиралами: один — заместителем командующего по морским операциям, другой — командующим ВМС в Европе. Его двоюродный дед адмирал Уильям Лехи возглавлял аппарат президента Франклина Д. Рузвельта в военное время.

Вместо того чтобы следовать семейной традиции, Бэгли в 1942 году, в день, когда ему исполнилось семнадцать лет, поступил на службу в морскую пехоту. После войны он посещал Принстонский университет, но степень бакалавра получил в университете Южной Калифорнии, а докторскую степень в области политических наук — в Женевском университете в Швейцарии. На службу в ЦРУ он пришел в 1950 году, в начале 50-х четыре года работал в Вене. Именно тогда он сопровождал советского перебежчика Петра Дерябина в Вашингтон, и теперь, когда его четырехлетняя командировка в Берне, где он обрабатывал письма Голенев-ского, близилась к концу, в Женеве вышел на контакт Носенко.

Кайзвальтеру и Бэгли ждать пришлось недолго. «Дня два прошло с момента моего приезда в Женеву, — рассказывал Кайзвальтер. — Однажды во второй половине дня вошел Носенко. Это был мужчина около тридцати лет, прекрасно выглядевший, темноволосый, примерно пяти футов десяти дюймов ростом, довольно мускулистый. Он очень нервничал и сразу принялся пить».

Сотрудник КГБ предложил продать информацию ЦРУ за 900 швейцарских франков, заявив, что ему необходимо вернуть эти деньги в кассу КГБ, поскольку он потратил их на спиртное. Позднее Носенко признал, что выдумал эту историю: он боялся, что предложение предоставить информацию просто так будет отвергнуто как провокация, как уже бывало порой в прошлом, когда сотрудники КГБ, действуя согласно инструкциям, делали подходы к ЦРУ.

Носенко не говорил о своем переходе на Запад. «Он хотел вернуться домой, — рассказывал Кайзвальтер. — Его дочь Оксана страдала астмой, и в кремлевской клинике, куда он имел доступ, ему сказали, что в Советском Союзе нужного лекарства нет. Мы позвонили в штаб-квартиру в США. Там никого не было. Наконец мы нашли кого-то в Голландии. Мы наняли пилота, который прилетел в Женеву и привез нужное лекарство.