Как далее продолжает сотрудник ЦРУ, «Холлис в ответной телеграмме сообщил, что все это — вздор. У нас нет доказательств по этим обвинениям. Однако Энглтон продолжал настаивать, что Вильсон — советский шпион».

К тому времени сам Холлис попал под подозрение в МИ-5, и охота на «кротов» в Англии вышла из^:под контроля. Гастроли Голицына длились недолго, но оказали разрушительное воздействие на английскую разведку, последствия которого ощущались в течение ряда лет.

В ЦРУ охота на «кротов» набирала силу.

В 1962 году Олег Пеньковский передавал на Запад подробную информацию о советских стратегических планах и о мощи ракетных войск — данные, которые должны были помочь президенту Кеннеди в тот октябрь справиться с первым мировым ядерным противостоянием, кубинским ракетным кризисом.

В штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли совершенно секретная информация по советским ракетам, передаваемая Пеньковским, получила специальное кодовое название «Чикади» — «Гаичка». Список лиц[102], допущенных к этим материалам, был крайне ограничен. Эта мера вполне соответствовала характеру данных, которые, как было признано в одном официальном исследовании, поступали от «единственного, наиболее ценного агента в истории ЦРУ»[103].

ЦРУ присвоило кодовое название «Айронбарк» всем поступающим от Пеньковского материалам, которые не имели отношения к советской ракетной мощи[104]. Как «Гаичка», так и «Айронбарк» были одним из наиболее тщательно охраняемых правительством США секретов.

Пеньковский передавал фотопленки со снимками советских секретных документов Гревилу Винну и Дженет Энн Чисхолм, привлекательной темноволосой жене резидента МИ-6 в Москве. Иногда Пеньковский встречался с Чисхолм в парке в то время, когда она гуляла со своими маленькими детьми, и передавал ей пленки в коробке с конфетами. Обычно эти встречи проходили по пятницам или субботам недалеко от Арбата, на бульваре в центре Москвы. Чисхолм, увидев Пеньковского, шла за ним на ближайшую улицу, где он и передавал ей пленки.

Постепенно стало появляться все больше признаков того, что шпионская деятельность Пеньковского обнаружена. Уже в январе 1962 года на встрече с Дженет Чисхолм Пеньковский обратил внимание на небольшую коричневую автомашину, едущую медленно против движения по односторонней улице. Двумя неделями позже та же машина появилась во время его другой встречи с Чисхолм. К 5 июля, когда он встретился с Винном в ресторане «Пекин», наружное наблюдение КГБ стало очевидным. На следующий день в аэропорту Пеньковский сказал Винну, что, как подобает солдату, он будет продолжать работать на Запад, несмотря на очевидную и возрастающую опасность.

Пеньковский был на приеме в посольстве Великобритании 6 сентября, а затем, казалось, исчез из поля зрения.

Пол Гарблер нервничал. Самый важный агент ЦРУ в Советском Союзе исчез.

«Мы действительно попотели, потому что не видели Пеньковского и не слышали о нем ничего», — вспоминал Гарблер. Затем 2 ноября на фонарном столбе № 35 по Кутузовскому проспекту появилась условная метка мелом. Этот столб каждый день проверял капитан Алексис Дэвисон, помощник военно-воздущного атташе. И тут, как было оговорено заранее, в квартире заместителя резидента ЦРУ в Москве Хью Монтгомери три раза прозвонил телефон.

Для сотрудников ЦРУ эти сигналы означали, что Пеньковский заложил что-то в тайник за радиатором отопления в подъезде жилого дома № 5/6 по Пушкинской улице. Чтобы проверить это, Гарблер сам сел в машину и проехал мимо этого фонарного столба на Кутузовском проспекте. Сомнения отпали — пометка мелом там действительно была.

То ли оттого, что Пеньковского не было видно уже почти два месяца, то ли потому, что Гарблер знал, что данная закладка должна быть использована только в чрезвычайных обстоятельствах, — какова бы ни была причина, у резидента появились плохие предчувствия. Но закладка должна была быть изъята.

Для выполнения этой задачи резидент выбрал Ричарда Джэкоба, двадцатичетырехлетнего оперативного работника ЦРУ из Эг-Харбора (штат Нью-Джерси), который значился в списке сотрудников посольства как «архивист». Для Джэкоба это была наконец настоящая работа. Он значился шпионом в Москве, и это выглядело замечательно на бумаге. Теперь перед ним была поставлена реальная, но, возможно, опасная задача.

Его подготовкой занимался Гарблер. «Я провел около часа в защищенном помещении с молодым парнем, которого посылали провести тайниковую операцию, — вспоминал Гарблер. — Я не могу объяснить, почему я выбрал именно его и уделил так много времени его подготовке к участию в этой операции, которая была обречена на провал. Пожалуй, я это сделал инстинктивно. Что-то внутри меня заставило отработать все и предупредить его, что делать на тот случай, если что-нибудь случится».

«Что вы имеете в виду под „если что-нибудь случится“?» — спросил нервно Джэкоб. «Послание должно быть в спичечном коробке, — ответил Гарблер. — Держи его в руке, пока не выйдешь на улицу. И если на тебя накинутся, попытайся бросить коробок в сточный колодец. Если сможешь — избавься от него».

Джэкоб кивнул, и Гарблер продолжил: «Они тебе дадут жару. Не признавайся в том, что ты изъял тайник. Добивайся звонка в посольство».

Когда Джэкоб прибыл к тайнику на Пушкинской улице, сотрудники КГБ его уже поджидали. Он попал в ту ловушку, которой так опасался Гарблер[105].

Пеньковский был арестован 22 октября, за две недели до того, как сигнал появился на столбе. Анализируя происшедшее, ЦРУ пришло к выводу, что Пеньковский под давлением выдал как местонахождение тайника, так и отметку мелом, которая служила сигналом, что тайник задействован. В тот момент, даже если русские еще не подозревали, они могли догадаться, что тайник, около которого они видели Джона Абидяна, предназначался Пеньковскому[106]. КГБ привел в действие эту тайниковую операцию, поставив метку на столбе, и ЦРУ попало в ловушку.

Пеньковский, находясь под контролем КГБ (или сам КГБ), подал еще один, необычный сигнал, значение которого уже в течение многих лет после этого события обсуждалось внутри ЦРУ. По мнению Гарблера,

Пеньковскому было заранее сказано, что если он узнает, что русские готовятся осуществить ракетно-ядерное нападение на США, то он должен пойти в телефон-автомат, позвонить капитану Дэвисону и просвистеть три раза в трубку. Это и был условный сигнал, означающий: «Дело началось». И он (Пеньковский) сделал это[107].

Как сказал Гарблер, могло быть несколько возможных объяснений того, что сделал Пеньковский. Он мог раскрыть КГБ условный сигнал, «и они, возможно, сделали это, чтобы нас встряхнуть». Мог ли Пеньковский, раскрыв сигнал сотрудникам КГБ, скрыть его значение? «Да, так могло быть», — ответил Гарблер. Зная, что он обречен, Олег Пеньковский мог попытаться нанести последний удар по своей стране, начав ядерный Армагеддон. Если так, то это совпало бы с его предложениями, сделанными ранее: установить миниатюрные ядерные бомбы в разных местах вокруг советской столицы.

Связной Пеньковского Гревил Винн был арестован в Будапеште 2 ноября, переправлен в Москву и заключен на Лубянке. Оба они предстали перед судом в мае 1963 года и были признаны виновными[108]. Пеньковский был обвинен в измене Родине и приговорен к исключительной мере наказания. 16 мая, как сообщил ТАСС, он был казнен. Винна приговорили к восьми годам тюремного заключения, но в апреле 1964 года его обменяли на советского шпиона Гордона Лонсдейла.