Вернувшись в гостиную, Брайс аккуратно установил самое удобное кресло точно между камерой и трубкой. Затем сел в другое кресло и стал ждать Томаса Джерома Ньютона.

Ждать пришлось долго. Брайс проголодался. Он попробовал подкрепиться бутербродом, но не смог его доесть. Он прошёлся по комнате, снова взял детективный роман, но не смог сосредоточиться на чтении. Каждые пять минут он ходил на кухню, чтобы проверить расположение электронно-лучевой трубки в хлебнице. В какой-то миг он вдруг решил удостовериться, что установка работает правильно. Он повернул выключатель в положение «вкл.», подождал пока прибор нагреется, а затем нажал на кнопку, послав невидимую глазом вспышку, которая прошла сквозь стену, сквозь кресло, сквозь объектив камеры и оставила след на плёнке, закреплённой внутри. Едва успев нажать на кнопку, Брайс беззвучно и зло обругал сам себя: валяя дурака, он израсходовал плёнку.

Добрых двадцать минут ушло у него на то, чтобы снова вытащить решётку воздуховода и достать из него камеру. Затем нужно было вынуть из камеры плёнку, которая приобрела коричневатый оттенок, ― это говорило о том, что она уже отснята, ― и заменить её новой плёнкой из обоймы. Взмокнув от страха, что Ньютон может постучать в дверь в любую секунду, Брайс снова установил камеру в воздуховод, проверил объектив, дрожащими руками аккуратно направил камеру на кресло и вернул решётку на место. Затем он убедился, что объектив находится на одной линии с отверстием в решётке, так чтобы на пути сигнала не стоял никакой металл.

Когда раздался стук во входную дверь, Брайс уже мыл руки, закатав рукава. Он заставил себя подойти к двери не торопясь, и открыл её с полотенцем в руках.

На снегу перед дверью стоял Ньютон, на нём были тёмные очки и тонкая куртка. Он улыбался ― легко, почти насмешливо, и, в отличие от Бетти Джо, совсем не выглядел замёрзшим. Марс, подумал Брайс, впуская его. Марс ― холодная планета.

― Добрый день, ― сказал Ньютон. ― Надеюсь, я вам не помешал.

Брайс постарался говорить ровным голосом и сам удивился, что у него получилось.

― Нет, вовсе нет. Я ничем не занят. Не хотите ли присесть? ― Брайс сделал приглашающий жест по направлению к креслу у вентиляционной решётки. В это мгновение он подумал о Дамокле и о висящем над троном мече.

― Нет, ― ответил Ньютон. ― Нет, спасибо. Я всё утро сидел. ― Он снял куртку и повесил её на спинку кресла, оставшись в рубашке, ― как всегда, с короткими рукавами. Рукава топорщились в стороны, и от этого его худые руки походили на курительные трубки с длинным чубуком.

― Принести вам чего-нибудь выпить? ― Если у Ньютона в руке будет стакан, возможно, он сядет.

― Нет, спасибо. Я… воздержусь сегодня. ― Ньютон подошёл к боковой стене и стал рассматривать висящую на ней картину. Пока он молча стоял, Брайс сел в кресло. Затем Ньютон произнёс: ― Замечательная картина, доктор Брайс. Это Брейгель, не так ли?

― Да. ― Конечно, это был Брейгель. Кто угодно сказал бы, что это Брейгель. Почему он не садится? Брайс начал было похрустывать пальцами, но сразу прекратил. Ньютон рассеянно смахнул с волос растаявшие снежинки. Будь он чуть выше ростом, этим жестом он ободрал бы костяшки пальцев о потолок.

― Как она называется? ― спросил Ньютон. ― Эта картина?

Ньютон должен был бы сам это знать ― вещь была достаточно известная.

― Она называется «Падение Икара». Это Икар в воде.

Ньютон продолжал её разглядывать.

― Очень красиво, ― заключил он. ― И пейзаж так похож на здешний. Горы, снег и вода. ― Он повернулся к Брайсу. ― Правда, на картине кто-то пашет в поле, и солнце стоит ниже. Там, должно быть, позже, чем у нас сейчас…

От досады, всё ещё волнуясь, Брайс отвечал нелюбезно.

― Почему не раньше? ― сказал он.

Ньютон улыбнулся очень странной улыбкой, глядя куда-то вдаль.

― Вряд ли это могло произойти утром, не правда ли?

Брайс не ответил. Но, конечно, Ньютон был прав. Когда Икар начал падать, солнце было в зените. Должно быть, он падал очень долго. На картине солнце наполовину скрылось за горизонтом, а Икар, бьющий ногами по воде, ― никем не замеченный, утопающий из-за собственного безрассудства, ― изображён в следующий миг после удара о воду. Наверное, он падал с самого полудня…

Ньютон прервал его размышления.

― Бетти Джо сказала мне, что вы готовы поехать со мной в Чикаго.

― Да. Но скажите, зачем вам нужно в Чикаго?

Ньютон сделал жест, который, казалось, был ему совсем несвойственен, ― пожал плечами и развёл руками, повернув ладони вверх. Должно быть, он перенял этот жест у Бриннара.

― Ну, мне нужны ещё химики. Я думал, это будет неплохой способ их нанять.

― А мне?

― Вы ― химик. Или, скорее, инженер-химик.

Брайс ответил не сразу. То, что он собирался сказать, было невежливо, но вроде бы Ньютон ничего не имел против откровенности.

― У вас достаточно сотрудников по найму персонала, мистер Ньютон, ― сказал он. Затем выдавил из себя смешок: ― Мне пришлось пробиться через целую армию, чтобы встретиться с вами.

― Вы правы, ― ответил Ньютон. Он обернулся и на миг снова взглянул на картину, а затем произнёс: ― Возможно, на самом деле я хочу… устроить себе каникулы. Увидеть новые места.

― Вы никогда раньше не были в Чикаго?

― Нет. Боюсь, что на этой земле я вроде отшельника.

При этом замечании Брайс чуть не вспыхнул. Он повернулся к искусственной печке и произнёс:

― Чикаго в рождественские дни ― не лучшее место для каникул.

― Я ничего не имею против холодной погоды, ― возразил Ньютон. ― А вы?

Брайс нервно рассмеялся.

― Я не так устойчив к холоду, как вы. Но я могу его вытерпеть.

― Отлично. ― Ньютон подошёл к креслу, взял свою куртку и начал одеваться. ― Я рад, что вы поедете со мной.

Глядя, как этот человек, ― человек ли? ― собирается уйти, Брайс запаниковал. Скорее всего, другой такой возможности у него не будет…

― Погодите минутку, ― произнёс он, запинаясь, ― я хочу… налить себе чего-нибудь.

Ньютон ничего не ответил. Брайс вышел из комнаты и пошёл на кухню. В дверях он обернулся, желая убедиться, что Ньютон всё ещё стоит за креслом. Сердце его упало: Ньютон опять подошёл к картине и стоял перед ней, задумчиво её разглядывая. Он стоял склонившись, потому что голова его была выше картины по меньшей мере на фут.

Брайс налил себе двойной скотч и долил в стакан воды из-под крана. Он никогда не клал лёд в свои напитки. Затем он торопливо отпил глоток, стоя у раковины и тихо проклиная своё невезение, заставившее Ньютона остаться на ногах.

Вернувшись в гостиную, он увидел, что Ньютон сидит.

Повернув голову, он смотрел на Брайса.

― Думаю, мне лучше остаться, ― сказал он. ― Нам нужно обсудить наши планы.

― Конечно, ― ответил Брайс. ― Нужно всё обсудить. ― На мгновение он замер, как вкопанный, а затем поспешно произнёс: ― Я… я забыл положить лёд. В свой стакан. Прошу прощения. ― Он вернулся на кухню.

Брайс просунул дрожащую руку внутрь хлебницы и повернул выключатель. Пока прибор прогревался, он подошёл к холодильнику и набрал льда из ведёрка. Это был один из тех редких случаев, когда он испытал благодарность за то, что технология не стоит на месте: как хорошо, что больше не нужно бороться со льдом, вмёрзшим в лоток. Он бросил в стакан два кубика, расплескав виски на рубашку. Затем вернулся к хлебнице, сделал глубокий вдох и нажал на кнопку.

Раздался короткий, почти неслышный гул, и наступила тишина.

Выключив установку, Брайс вернулся в гостиную. Ньютон по-прежнему сидел в кресле, но теперь глядел на камин. Некоторое время Брайс не мог отвести взгляд от вентиляционной решетки, за которой стояла камера с отснятой плёнкой.

Пытаясь прогнать тревожные мысли, он потряс головой. Было бы глупо выдать себя теперь, когда дело уже сделано. Он почувствовал себя предателем ― человеком, который только что обманул друга.

Ньютон сказал: