— Гм… Пойдемте к торосу, посмотрим…
Скоро вся группа неизвестных уже наблюдала за действиями одинокого пассажира вертолета, стоявшего тут же на льду… Это был Юра Ветлугин. Он настойчиво долбил электрокиркой лед в том месте, где вчера нашел ракетницу.
Убедившись, что кроме мальчика с киркой на льду никого нет, старик отправил к месту посадки «Полярного жука» своих спутников, сам же остался ждать их подле полыньи.
Через двадцать минут после ухода Мерса и его товарищей внезапно возник сильный ветер, который вскоре перешел в бурю. Старик перебрался в подводную лодку. Здесь, сидя в тесной радиорубке подле радиста, он с нетерпением ждал сигнала походной рации, которую захватил с собой Мерс. Лишь через два часа было получено от ушедшего отряда короткое шифрованное сообщение: «Сильная буря… Нашли… Возвращаемся… Норд».
* * *
Вскоре после посадки на лед противоштормовых машин, радиогазеты передали новое экстренное сообщение:
«Сегодня в 1 час 50 минут по московскому времени на девяносто восьмом градусе северной широты и семнадцатом градусе тридцати минутах восточной долготы летчики обнаружили труп малолетнего сына начальника Арктании Юрия Ветлугина, замерзшего во время пурги. Здесь же обнаружен разбитый штормом о торос двухместный вертолет с надписью «Полярный жук»…".
Все, кто в тот день следил за стремительным развитием этой арктической трагедии, понимали, что дивизион свою работу выполнил блестяще и сделал все, что было в его силах, но сообщение это все же подействовало удручающе на миллионы людей.
* * *
Сурово сдвинув брови, неподвижно сидела в своей комнате Одарка Барвинок. Столяров в глубокой задумчивости стоял у окна. Наконец, он прервал молчание:
— Вы были у Ветлугиных, Одарка?
Девушка медленно кивнула.
— Может быть вам сейчас надо побыть с Ириной? — вновь спросил Столяров.
Одарка все так же молча отрицательно качнула головой. Она была у Ветлугиных, но поняла, что Ирину и Владимира в эти тяжелые минуты надо оставить одних. Когда Одарка вошла, оба они стояли у окна. Ирина крепко обхватила руками плечи мужа и беззвучно плакала, уткнувшись ему в грудь. С окаменелым лицом и широко открытыми глазами, Ветлугин стоял неподвижно, лишь рука его тихо гладила голову жены…
Тут же, сжавшись в комочек, сидел на краешке дивана дед Андрейчик. Обильные слезы текли по его морщинистому лицу…
Одарка, опустив голову, тихо вышла.
Столяров, отойдя от окна и шагая по комнате, наконец спросил:
— Где он сейчас?
— На острове Седова, — тихо сказала Одарка.
— А почему они не доставили его сюда на Арктанию?
— В больнице на острове Седова будет произведено вскрытие. Нужно медицинское заключение, — деревянным голосом произнесла Одарка.
— А Ветлугины?
— Они через час вылетят туда.
Одарка хрустнула пальцами.
— Смерть!.. Как это страшно…
Столяров вздохнул и, чтобы хоть несколько смягчить тягостное настроение, сказал:
— Все же я уверен, что когда-нибудь человек победит смерть.
Одарка взглянула на него с удивлением, словно впервые видела этого человека, шагающего по ее комнате. Постепенно выражение ее лица стало меняться. Она силилась что-то припомнить.
Столяров заметил напряженное выражение лица Одарки:
— Что с вами?
— Постойте! — сказала она и провела рукой по лбу. — Постойте!.. Победить смерть… Я что-то слыхала недавно… Телерадио… Замороженные и вновь ожившие обезьянки… Тогда же и вас показывали на экране…
Столяров понял, о чем она говорит:
— Вы думаете?… — начал он, но Одарка уже вскочила и живо спросила:
— Как его фамилия?
— Бахметьев… Москва… Академия Медицинских Наук… — отрывисто ответил Столяров.
Одарка и молодой геофизик одновременно бросились к радиотелефону…
* * *
В Москве в этот час была еще ночь. И все же, поднятый с постели тревожным сигналом телефона, профессор Бахметьев подошел к микрофону:
— Бахметьев слушает вас.
Послышался далекий, но ясно слышимый в комнате взволнованный голос Одарки:
— Профессор!.. Мальчик замерз…
Бахметьев высоко поднял свои седые, густые брови.
— Не понимаю… Какой мальчик?
— Юра Ветлугин… с Арктании, — еще сильнее волнуясь, пролепетала его невидимая собеседница.
— Ах, это тот самый?! — вспомнил Бахметьев. — Печально очень. Я слышал сообщение…
— Профессор! Мы знаем о ваших замечательных опытах… Конечно, мы понимаем, это не так просто… Но может быть возможно еще что-нибудь предпринять?…
Бахметьев вновь поднял брови.
— Позвольте… я не понимаю… о чем вы говорите?
— Я разговариваю с борта Арктании, — сказала совсем смущенная Одарка. — Я имею в виду ваши опыты с обезьянами…
— Вы шутите? — строго спросил Бахметьев.
— Нисколько, профессор! У нас большое горе. Поэтому я вспомнила о вас, — с жаром сказала девушка.
— Но ведь там было совсем иное, — произнес Бахметьев.
— Я знаю, там был анабиоз. Но может быть Юра еще не совсем замерз?
Бахметьев пожал плечами.
— Надо подождать. Он доставлен в больницу и там врачи определят, наступила смерть или нет.
— Летчики объявили, что Юра мертв. Меня же не покидает мысль: а что если они ошиблись? — взволнованно сказала Одарка.
— На острове Седова есть отличная больница и в ней практикуют не летчики, — с иронией ответил Бахметьев. Однако и него самого уже появилось желание взглянуть на труп замерзшего мальчика.
— Профессор! — сказала Одарка, и в ее голосе послышались слезы. — От имени всех арктанинцев я прошу вас, осмотрите его…
Бахметьев колебался:
— Но если он замера, тогда ничто не поможет…
— Осмотрите его, дорогой профессор! — взмолилась Одарка.
— Хорошо, — решительно произнес Бахметьев. — Я осмотрю его…
— Когда?! — радостно спросила Одарка.
Бахметьев взглянул на стенные часы: стрелки показывали 3 часа 10 минут.
— В пять часов утра я буду уже на острове Седова.
— Родной!.. — дрогнувшим голосом сказала Одарка, но слезы ей помешали.
— Успокойтесь, Одарка, — произнес мужской голос.
— Успокойте ее. Если есть хоть какая-нибудь возможность, мы пустим в ход все, чем располагает советская наука, — сказал Бахметьев.
— Спасибо, профессор, — произнес мужской голос.
На этом разговор между Арктанией и Москвой закончился.
* * *
Профессор Бахметьев тотчас же обратился в высшие органы народного здравоохранения и в его распоряжение был предоставлен реактивный пассажирский самолет. Перед отлетом Бахметьев связался с больницей острова Седова. Вот его разговор с главным врачом больницы:
Бахметьев. В каком состоянии находится мальчик?
Гл. врач. Пульс не прощупывается, но электрокардиограф чертит линию с едва заметными волнами. Волны заметно затухают…
Бахметьев. Значит он не мертв?
Гл. врач. Но я не сказал бы, что он жив. Температура его тела 20 градусов.
Бахметьев. Что у него обморожено?
Гл. врач. По-моему, ничего.
Бахметьев. Я хочу осмотреть его и буду у вас через час.
Гл. врач. Мы ждем вас, профессор. Но боюсь, что к вашему прилету на ленте кардиографа уже ничего не будет.
Бахметьев. Есть у вас биотин?
Гл. врач. Я слышал о вашем чудодейственном препарате, профессор. Говорят, он чуть ли не мертвых воскрешает, но мы его еще не получили.
Бахметьев. Я привезу с собой биотин. Где сейчас мальчик?
Гл. врач. В палате. Изолирован.
Бахметьев. Держите его при температуре, аналогичной температуре тела.
Гл. врач. Слушаю, профессор.
Бахметьев. Дайте ему кислородную подушку. Палату затемните и всех из нее удалите, в палате не должно быть ни одного лишнего кубического сантиметра углекислоты.
Гл. врач. Слушаю, профессор.
Бахметьев. Я и два моих ассистента вылетаем к вам.
Гл. врач. Мы ждем вас, профессор.
VIII. БИЕНИЕ СЕРДЦА
Ирина и Владимир Ветлугины, а с ними дед Андрейчик и Одарка Барвинок со Столяровым прибыли с Арктании на остров Седова на полчаса раньше профессора Бахметьева. В больнице их встретил главный врач Иван Иванович Нестеров, пожилой, сероглазый, очень любезный человек. Увидев тревожные глаза Ирины, он сказал:
