Генри Лаптон хотел бы что-нибудь сказать на это, да не знал что. Он заерзал в своем кресле и жалобно заныл:

— Но ведь у меня не было причин убивать его, поймите! Неужели вы меня подозреваете? Согласен, я был круглым кретином, что написал ему такое письмо, но вы должны понимать, что я не мог его отравить! Именно потому, что написал это письмо!

— Я вовсе не подозреваю вас, — ровным голосом произнес Ханнасайд. — Но мне ясно, что к моменту смерти Грегори Мэтьюса вы были с ним в отвратительных отношениях. Ясно также, что причиной этому послужила миссис Смит. Думаю, мистер Каррингтон, как адвокат, все-таки посоветует вам быть со мной откровенным.

Джилс, однако, ничего не сказал, и Генри, уронив лицо в ладони, горестно промычал:

— Я вас понимаю, понимаю… Но я оказываюсь в таком двусмысленном положении… Моя жена никогда ничего не подозревала, у меня две дочери, о которых я должен подумать, и вообще, вся моя жизнь…

— Поймите, мистер Лаптон, что не мое дело — исследовать мораль подданных Ее Величества, — холодно заметил Ханнасайд. — Просто лучше, чтобы о ваших отношениях с миссис Смит стало известно после вашего собственного признания, а не на суде, публично.

— Да, да, согласен, — убито вздохнул Лаптон. — Ну что ж… Я знаю миссис Смит уже несколько лет… Можно, я не стану углубляться в эту тему? Ну, в общем, я по роду своей работы вынужден часто разъезжать по стране и всегда имел возможность оберечь жену… от всяких подозрений. Я был очень осторожен, очень. Не знаю, как моему шурину удалось про все пронюхать… Как-то раз он попросил заехать к нему в контору. И там он сразил меня наповал — оказывается, ему все известно про… про миссис Смит.

Его лицо скривилось, как от плача.

— Он все знал о нас, все! Даже то, когда я в последний раз у нее был! Он наседал на меня… Нет, кто не был знаком с Грегори, тот меня не поймет…

— Я почти не знал его, — вставил Джилс.

— Этот человек не знал и не любил ничего, кроме власти. Власти над людьми. Дело даже не в том, что он угрожал мне. Нет, самое главное для него — это взять надо мной верх… У него душа была как из металла… Они вообще-то все такие, Мэтьюсы, это у них в роду. Грегори любил дергать за ниточки, чтобы люди прыгали, как марионетки. А миссис Смит — она мне все равно что жена, честно. Я бы и женился на ней, если бы это было возможно. Но видите ли, у меня дочери, и моя репутация может отразиться на них… Ну и жена… У меня уже есть внук. Все это так непросто. Об этом всем я и думал, когда писал это дурацкое письмо.

Он поднял на Ханнасайда свои потухшие глаза.

— Так, значит, фраза о том, что "вы будете сожалеть, если…" означает угрозу простого развода? — спросил Ханнасайд.

— Да, именно это я и имел в виду. Я думал, что ему не захочется устраивать скандал в собственном семействе… И потом, моя жена вовсе не страдала от того, что у меня была миссис Смит… И я просто решил его припугнуть…

— Вполне понятно, — кивнул Ханнасайд. — И вы просили его о втором свидании, но он вам отказал. Так?

Генри Лаптон кивнул.

— Да, тогда я с ним говорил в последний раз… Он звонил мне на работу из своей конторы.

— А в какое время дня это было?

— Рано утром. Что-то часов в десять… Но никак не позже одиннадцати.

— Ладно, а почему же вы не попытались встретиться с мистером Мэтьюсом, например, во время ленча, раз он звонил вам утром?

— Нет, я не хотел с ним есть… Я собирался за ленчем все еще раз обдумать.

— Ну а после ленча?

— Я вернулся к себе в контору, конечно. А ушел я оттуда даже раньше обычного. Еще до чая.

— И куда направились?

— К миссис Смит. Но я с ней не говорил обо всем этом гадком деле. Я собирался было, но… Видите ли, мы с ней никогда не обсуждали мою… мою семейную жизнь. И я так и не сказал ей о том, что произошло.

— Так. А в котором часу вы вышли от миссис Смит?

— Не помню точно. Но дома я был уже к обеду. По пути я никуда не заходил.

— А после обеда?

— К нам приходили гости — поиграть в бридж. И до следующего утра я не выходил из дому.

— Спасибо… — Ханнасайд что-то быстро писал в своем блокноте. Тон его не выражал ровным счетом ничего.

Лаптон с тревогой посмотрел на суперинтенданта.

— Вы… вы хотели бы еще что-нибудь узнать у меня или… Или я могу идти?

— Нет, пока что мне от вас ничего не нужно, — сказал Ханнасайд, не глядя на него.

— Тогда я пойду?

— Идите.

Маленький Лаптон поднялся, вздохнул и исчез из комнаты.

— Бедняга! — заметил Джилс. — Какое испытание для него — оказаться в такой передряге! Как вам понравилась его история?

— Мне не понравилось его алиби, — угрюмо отвечал Ханнасайд.

— Которое? А, ну конечно, условленное с Глэдис Смит, не так ли?

— Ну да, что бы то ни было, она поклянется, что Лаптон был у нее, — сказал Ханнасайд.

— Все верно, но мне не совсем понятно, как он мог проникнуть сюда, в дом, не будучи замечен никем из домочадцев или прислуги. Конечно, Лаптон невелик по размеру, но все же не настолько, чтобы его не разглядеть!

— Дело в том, что помимо парадного входа в доме имеется и черный ход, — сказал Ханнасайд. — Например, дверь, ведущая в сад. Туда можно пройти незамеченным, вполне можно. А лестница как раз начинается у этой двери. Пока семья сидела за вечерним чаем, кто-то мог запросто пробраться в спальню Мэтьюса.

— Но какой в этом был бы прок? — удивился Каррингтон. — Ведь Грегори в тот момент не было дома! Куда бы он влил яд?

— Вы забываете о той бутылочке тоника, которую так благополучно разбили! — сказал Ханнасайд.

Джилс поднял брови.

— Откуда Лаптону было знать, где она хранится? И что Грегори станет ее пить?

— Отчего же, он мог знать. И поэтому, например, разбил ее, когда утром на следующий день заявился туда со своей супругой.

— И все-таки, как мне кажется, по его характеру он мог скорее пойти на развод, чем на убийство, — с сомнением сказал Каррингтон.

— Да, но ведь он здорово набрался духа. Посмотрите, какую накатал грозную записку. Он и сам это сознает. Видимо, эта Глэдис Смит была ему очень дорога. Я с вами не соглашусь, нет. Он хотел избежать скандала, хотел уберечь репутацию дочерей и все такое прочее. И он после развода не остался бы чистеньким.

— Это верно, но ведь он не мог быть уверен, что со смертью Мэтьюса окажется в безопасности. Ведь Мэтьюс мог для надежности доверить это дело и кому-то другому, не правда ли? Например, взять этого лощеного Рэндалла. Он ведь наверняка знал.

— Да, но ведь, если вы заметили, Лаптон был просто поражен этим. Значит, Лаптон считал, что, кроме Грегори Мэтьюса, о его любовнице никому не известно.

Ханнасайд взял со стола записку Генри. Лаптона, сунул ее в карман и задумчиво произнес:

— Хотел бы я знать, что так заинтересовало мистера Рэндалла Мэтьюса в этом сборище мелочевки, которую я вывалил на стол… Я заметил это.

— А я нет. Разве он был чем-то удивлен?

— Я почти уверен. То ли он был удивлен тем, что увидел, то ли тем, что ожидал увидеть, но не нашел — не знаю. Если оставить в стороне его обязанности как душеприказчика, которые, я думаю, его весьма и весьма побеспокоят, то все же: почему это он приперся сюда понаблюдать, как мы будем рыться в дядюшкиных письмах? Он ведь, вероятно, рассчитывал, что мы что-то найдем?

— Наверное, то самое, что мы и нашли, — сказал Каррингтон. — Вот эту записку от Лаптона.

Ханнасайд с минуту подумал.

— Да, пожалуй, это вполне могло быть и так. Старый Мэтьюс мог посвятить его в это дело. Недаром он сделал Рэндалла наследником. Но почему Рэндалл так пристально рассматривал содержимое ЭТОГО ящика? Что там такое он углядел?

— Вы скорее всего были правы, когда заметили, что он удивился тому, что там ЧЕГО-ТО НЕ ОКАЗАЛОСЬ…

— Вероятно. Но более всего меня тревожит этакая странная деталь — нигде: ни дома у Мэтьюса, ни в офисе — мы не обнаружили никаких следов его старой переписки.

— Есть люди, которые имеют привычку рвать письма сразу, как только ответят на них, — заметил Джилс. — А вы что, считаете, что кто-то до нас уже рылся в его бумагах?