— Я пока еще ничего не считаю. Но если Мэтьюс сам уничтожал всю свою переписку, это может свидетельствовать о довольно странной мании, особенно с учетом того, что человек он был деловой.

— А может быть, это рука Рэндалла? — предположил Джилс.

— Нет, непохоже. Слишком уж он откровенно был заинтересован, глядя на наши поиски. И у. меня появилось ощущение, что я взял ложный след. Эх, если бы я только нашел ту жидкость, куда был подмешан никотин! Во-первых, это могло быть виски, которое разливал вечером Гай. Во-вторых, Мэтьюс мог нанести на свое оцарапанное плечо отравленный шампунь. Но единственный шампунь, который я у него обнаружил, — это запечатанный флакончик «Пондса», причем фольга на горлышке совершенно нетронута. И наконец, яд мог быть в тонике — но бутылочку разбили раньше, чем я до нее добрался. Я все мозги себе выломал — ведь все-таки есть вариант, что Мэтьюсу яд давали в течение нескольких дней перед его смертью. Аспирин? Но он не принимал никаких лекарств. Хемингуэй потряс по очереди всех слуг, выясняя, что такого особенного мог есть или пить только сам хозяин, но выяснил только, что все члены семьи ели и пили одно и то же, кроме вот только виски и тоника, которые употреблял один Грегори.

Ханнасайд со вздохом поднялся.

— Что ж, не будем терять времени на пустые разговоры, мистер Каррингтон. Мне надо продолжать следствие, да и вы, как я понимаю, торопитесь по делам.

— Да, мне, пожалуй, пора, — согласился Джилс, бросив взгляд на часы. — Но все же я рад, что Генри Лаптон у вас не главный подозреваемый. Мне стало жаль беднягу. Ему еще придется круто, ох как круто!

— Ну, вообще-то он под подозрением наравне с прочими, — невесело усмехнулся Ханнасайд. — И я еще его попытаю. Но в целом вы скорее всего правы. Такой человек, как этот несчастный Лаптон, мог пойти на убийство только в состоянии аффекта, а в данном случае все было рассчитано слишком точно и чисто. Ведь заурядный человек, вроде Генри Лаптона, вряд ли выбрал бы в качестве орудия смерти такой экзотический яд, как никотин, это точно.

— Значит, предстоит судебное расследование?

— Да, и довольно кропотливое, — сказал Ханнасайд, пряча свой блокнот в карман и быстрыми шагами направляясь к выходу. Рывком распахнув дверь, он оказался нос к носу с мисс Гарриет Мэтьюс…

— Пардон, пардон! — сказал Ханнасайд с кривой усмешкой.

У Гарриет в руках была ваза с цветами. Она заговорила торопливо:

— Как вы меня напугали, суперинтендант! Я чуть было не выронила мои прекрасные цветы! Я решила поставить их здесь, хотя обычно оставляю в холле…

У нее вырвался короткий бессмысленный смешок. Мужчины переглянулись.

— Она подслушивала, — спокойно заметил Джилс.

— Ага, — протянул Ханнасайд. — Эта старая леди вообще отличается редкостной любознательностью…

Рэндалл, выйдя из кабинета вслед за своей теткой Гертрудой, не проследовал за нею в библиотеку, откуда уже слышались ее гневные тирады в его адрес, а вместо этого повернул к лестнице. Быстро окинув взглядом пустой холл, он стал подниматься наверх, довольно быстро, но стараясь не производить шума. На верхней площадке никого не было. Первая дверь слева вела в спальню Грегори Мэтьюса и была незапертой. Рэндалл осторожно повернул ручку и вошел, тихонько прикрыв за собой дверь.

В комнате было сумрачно от обилия мебели красного дерева и казалось, здесь давно уже никто не жил… Кровать была аккуратно застелена покрывалом, окна плотно закрыты. Ни на каминной полке, ни на письменном столе не осталось никаких личных вещей покойного, ни одной мелочи, все было безлико и чисто, как в гостиничном номере.

Рэндалл огляделся и подошел к массивному гардеробу, занимавшему собой почти всю стену. Там были аккуратно разложены и развешаны вещи Грегори Мэтьюса, но Рэндалла явно интересовали не они. После быстрого осмотра он закрыл гардероб, подошел к трюмо и исследовал содержимое ящиков. Увы, они оказались практически пусты, если не считать часов на цепочке и шкатулки со скрепками для скоросшивателя.

Рэндалл несколько обескураженно пожал плечами и вошел в смежную с комнатой ванную. Здесь все тоже было пусто и голо. Ни единая мелочь, хотя бы кисточка для бритья, не напоминала о том, что еще несколько дней назад дядя пользовался этой ванной… Рэндалл раскрыл ящичек с медикаментами, но там тоже ничего не было. Он повернулся и быстро пошел к выходу на лестничную площадку. Рэндалл как раз прикрывал за собой дверь в спальню Грегори, когда поднимавшаяся снизу Стелла увидела его и обомлела.

— Доброе утро, моя милая, — несколько натянуто улыбнулся ей Рэндалл, закрыв дверь.

Стелла стояла не шелохнувшись, рука ее все еще лежала на массивных полированных перилах лестницы.

— Что ты там делал? — наконец выдавила девушка.

— Вот, только что имел честь осмотреть наконец место преступления, — отвечал он, вытаскивая из кармана свой портсигар. — Угостись сигареткой, милая.

— Нет, спасибо. А что же ты там искал, у дяди?

Он поднял брови:

— А разве я сказал, что ИСКАЛ там что-нибудь?

— Да это же и младенцу понятно!

— Как бы там ни было, я просто обескуражен тем, что увидел. Там же все убрано! Кто об этом позаботился?

— Тетя Гарриет там все вверх дном перевернула в тот же день, как умер дядя, — ответила Стелла.

Рэндалл закурил и задумчиво заметил:

— Я всегда гадаю, неужели тетя Гарриет на самом деле такая непроходимая дура или только прикидывается?

— Бог мой, ты в самом деле считаешь, что она могла сделать это для того, чтобы избавиться от улик?! — воскликнула Стелла.

— Я пока не могу еще сказать что-нибудь определенное на этот счет, — проговорил Рэндалл. — А вот любопытно, что могла забрать из дядиной аптечки тетя Гарриет?

— Откуда мне знать! Все, что угодно. Пластырь, йод, гель для ванны…

— И конечно же, тоник? — усмехнулся Рэндалл, внимательно наблюдая за вьющейся струйкой дыма от своей сигареты.

— Нет, бутылочку с тоником просто разбили. Случайно. Она была не откупорена.

— Ага, так, значит, она была разбита… Так кто же разбил ее так удачно, милая кузина?

— Никто. Дядя оставил ее стоять на тазике для умывания, она и свалилась оттуда. От ветра, вероятно, когда распахнули окна в спальне.

— А кто-нибудь задавал по этому поводу какие-либо вопросы? — осведомился Рэндалл.

— Ты имеешь в виду полицейских? Ну да, думаю, что да. Меня саму об этом не спрашивали.

— Трудно сказать, кого больше беспокоит нездоровая активность тети Гертруды, — задумчиво произнес Рэндалл. — Полицию или родственников усопшего? Может быть, все-таки родственников?

— Не знаю, но все-таки зачем ты ее так обидел? Она кричала, что се еще никогда в жизни так не оскорбляли.

— Вероятно, — кивнул Рэндалл.

— Так что же ты ей такого сказал? — с любопытством спросила девушка.

— Всего лишь то, что если бы я был на ней женат, то непременно имел бы нескольких любовниц, — ответил Рэндалл.

Стелла не сумела сдержать короткого смешка, но сказала:

— Ну, это уж слишком. Есть же какие-то границы, что можно, а что нельзя говорить людям! Грубее, наверное, ничего и не придумаешь!

— Во всяком случае я в тот момент не мог придумать ничего грубее, увы. Но и этого оказалось достаточно, чтобы избавиться от нее хоть на время.

— Неужели ты можешь быть груб с людьми только затем, чтобы избавиться от них?

— Могу.

— Ты ужасный человек! — воскликнула Стелла.

— Ты уже многократно сообщала мне эту нетленную истину, — небрежно сказал Рэндалл, загадочно улыбаясь. — Что же я сделал дурного, милая Стелла?

— Ничего. Но ты ходишь и на всех брызжешь своим ядом, а яда у тебя под языком предостаточно! Я помню, как ненавидела тебя в детстве, когда впервые приехала в этот дом!

— Да, ты была такой капризной, дурно воспитанной девчушкой… — пробормотал Рэндалл. — Я помню, помню…

— Ничего подобного!