И вдруг в голове Брауна словно что-то щелкнуло, и он спросил:

— А скажите, я вас раньше никогда не видел?

— Мой милый друг, вы не только никогда не видели меня прежде, но я совершенно уверен, что и впредь никогда не увидите! — заверил его Рэндалл.

Мистер Браун потер подбородок.

— А, черт, странное чувство… Я словно бы сразу вас узнал, стоило вам войти в магазин. А потом вижу — нет, незнакомец… Странно…

— Ну, тогда присмотритесь внимательнее, — пригласил Рэндалл. — Ну как?

— Нет, сэр, извините, обознался, — признался Браун. — Такое бывает… Но надеюсь, без обид, а, сэр?

Рэндалл подхватил на локоть свою трость.

— Конечно, дружище, — сказал он. — Продолжайте и дальше узнавать людей — это вам не поможет в практической жизни, зато доставит массу пищи для вашего изголодавшегося по работе ума.

Мистер Браун не понял тонкого комплимента, заложенного в эту фразу:

— Сэр, не подумайте, я буду держать язык за зубами!

Он подмигнул Рэндаллу.

По лицу Рэндалла промелькнула жутковатая улыбка, одними уголками губ, и он медленно ответил:

— Я насчет этого и не беспокоюсь, любезный.

Рэндалл вышел из магазина, нагло кивнул сыщику, полусонно стоящему у фонаря, и отправился домой. Сыщик вылупил глаза и простоял, все еще соображая, пару минут, после чего неуверенно пошел вслед за Рэндаллом Мэтьюсом.

Потом он отчитывался перед Ханнасайдом:

— Он пробыл в магазине минут двадцать. А потом вышел и зашагал по улице с таким видом, что к нему, дескать, ни на какой козе не подъедешь.

— Да, очень похоже на мистера Рэндалла Мэтьюса, — кивнул Ханнасайд. — Вы, конечно, не слышали, о чем он там разговаривал в магазине?

— Нет, я попросту не мог расслышать, сэр. Ведь я стоял снаружи.

Ханнасайд похлопал его по плечу:

— Ну конечно, конечно. Да это и не так важно было слышать… Но мне интересно знать, что предпримет мистер Мэтьюс вслед за этим!

А в действительности следующий поступок Рэндалла Мэтьюса был вполне предсказуем. Наутро, надев черный костюм и черный галстук, он сел в свой черный «мерседес» и отправился в Гринли Хит. На похороны своего дяди.

Служба проходила в церкви Париша, было много скорбящих в трауре. Кроме родственников, там были мистер Рамболд, доктор Филдинг и мистер Брук, деловой партнер Гая. Найджел Брук, высокий молодой человек с классическим греческим профилем, считал крайне важным появляться на всех общественных мероприятиях, хотя в принципе расценивал обряд похорон как пережиток средневекового варварства.

— Ну что ж, я не слишком удивлен вашими взглядами, — заметил доктор Филдинг ледяным тоном, когда Брук шепотом изложил ему свои взгляды на проблемы жизни и смерти.

— Но я боюсь, что наш бедный Гай слишком глубоко переживает все это, — немедленно перевел разговор на другие рельсы смышленый мистер Брук.

— Ну, это неудивительно, ему не досталось наследства.

Натолкнувшись и в этом пункте на непонимание, Брук решил вообще сменить пластинку:

— Но мне кажется, что все же это в нем больше от природного артистизма, чем от действительно глубоких переживаний! — сказал он, чуть прищурив один глаз, как бы сразу давая понять, что он относится к своему деловому партнеру не без здоровой доли скепсиса.

— Угу, — только и ответил ему Филдинг, которого тошнило не только от Гая, но и от Брука.

— Но ведь, с другой стороны, старик Мэтьюс был порядочным гадом, не правда ли? — снова резко поменял направление Брук, ища хоть какого-то положительного отклика.

Но на сей раз доктор вообще решил воздержаться от ответа и сделал вид, что погрузился в глубокое скорбное раздумье. В душе он проклинал болтливого Брука совершенно не в христианских выражениях.

Оглядевшись, мистер Брук неожиданно сказал:

— Хм, у этой женщины прическа напоминает нечто среднее между конским хвостом и стальной пружиной.

— Что-о?

— Вам, наверное, это кажется немного нахальным — обращать внимание во время похорон на женщин, но уверяю вас — в моей карьере такое переключение с одного на другое очень помогало.

— О чем вы говорите? — с отвращением сказал Филдинг, отодвигаясь от Брука.

— Да вот! — Брук кивнул на миссис Лаптон. — Какая величавость, какая игра пышной женской плоти…

Доктор, бросив еще один презрительный взгляд, отошел от него.

Наконец, после отпевания, все постепенно стали выходить во двор и рассаживаться по машинам. На сей раз Агнес не смогла отказать своей матери, которая пригласила ее с мужем к себе, и Оуэну пришлось, ворча себе под нос, подчиниться.

Рэндалл тем временем успел оскорбить обеих теток своими пространными рассуждениями о бренности их житейских устремлений и, весьма довольный произведенным эффектом, быстренько оставил их и подошел к Рамболдам.

— Здравствуйте! Ну как вам понравилось представление? — обратился к ним Рэндалл.

— О чем это вы? — приветливо переспросила миссис Рамболд, которая думала, что приятный с виду молодой человек намерен сказать нечто соответственно приятное и светское.

— Я имею в виду отчаянные усилия честных родственников отравленного изобразить на лице скорбь, — сказал Рэндалл.

— Ну что вы говорите, мистер Мэтьюс! Разве можно? Они, я уверена, искренне переживают! Ведь это естественно, не правда ли, Эд?

Эд Рамболд кивнул, но ответил несколько уклончиво:

— Конечно, нельзя утверждать, что никто из них не скорбит по Грегори.

— А давно ли вы знакомы с этой чувствительной семейкой? — спросил Рэндалл, курьезно задрав брови.

— Нет, года три! — отвечал Рамболд, смеясь.

— И ваша вера в их искренность выдержала трехгодичное испытание? О, вы стоик! — воскликнул Рэндалл. — Значит, вы не будете в шоке, если я напрямую спрошу вас, кто, по вашему мнению, наиболее вероятный подозреваемый из всей моей родни?

— Напрасно вы задали мне это вопрос, — помрачнел мистер Рамболд. — О таких вещах говорить просто… недостойно.

Миссис Рамболд, спешно пытаясь загладить неловкость, торопливо заговорила:

— Нет, конечно, наверное, так говорить нельзя, но ведь родственники, безусловно, имеют на Грегори обиды. О покойниках плохо не говорят, но уж Грегори был просто невозможен… Во многих отношениях. А то, что он хорошо относился к тебе, Эд, ничего не значит, потому что к тебе все вообще хорошо относятся.

— Чепуха, — сказал ее муж. — Он любил меня, потому что я был нужен ему как партнер для шахмат. И потом… Он знал, что в любой момент может обидеть меня, и… это ему было приятно, наверное.

— Да, я так и понял, что вы вели себя с дядюшкой крайне тактично, — сказал Рэндалл. — Так же поступал и я. Так было меньше нервов.

— Да, хотел бы я, чтобы кто-нибудь оставил мне солидное наследство только за то, что я был с ним тактичным, — с усмешкой заметил Рамболд.

— Зато это доставило мне массу неприятностей! — вздохнул Рэндалл, не обидевшись на намек. — Полиция ужасно мной интересуется, прямо-таки назойливо.

— Какой вздор! — воскликнула миссис Рамболд, покрываясь чуть заметным румянцем. — Вы не можете иметь никакого касательства к отравлению, не правда ли?

— Именно этого и хотели бы все мои родственники — чтобы оказалось, что Я МОГ иметь касательство, — сказал Рэндалл грустно. — Да, кстати, разговор о родне напомнил мне, что мне надо еще заехать в «Тополя» поздравить мою милую тетю Зау Мэтьюс с таким мастерским, таким щемящим душу выступлением, которое она опубликовала в прессе.

Рамболд ехидно скривил губы, но спросил при этом:

— Зачем вам это нужно, Рэндалл?

— Да так, просто небольшой знак галантного к ней отношения! — сардонически улыбнулся Рэндалл и, откланявшись, направился к своей машине.

Рамболд, проводив его глазами, сказал своей жене:

— Какой странный парень! Интересно, все это у него просто поза или он действительно так дурно относится к людям?

У родственников Рэндалла не было по этому поводу ни малейших сомнений. И потому было удивительно, что Стелла, завидев его из окна, идущего по двору, объявила присутствующим так: