Ольга Брилева
Почему христиане считают грехом некоторые из поступков, от которых заведомо нет никакого вреда и которые тем самым нельзя считать агрессией, посягательством на другого (а это — единственное, за что считают справедливым и возможным карать даже такие далеко не добрые существа, как люди)?
По каким признакам мы беремся определять, что есть вред, а что не вред? Часто у нас не хватает компетенции определить, что для нас лично является вредом в чисто физическом плане. Мы еще чаще ошибаемся, пытаясь определить духовный вред, который причиняет себе и другим грешник. Действительно, люди совершенно правы, ограничивая таким образом свою юрисдикцию, — мы вправе судить и карать лишь за тот вред, который для нас очевиден и доказуем. Всеведущему очевидно значительно больше, и в доказательствах Он как-то не нуждается.
Прокрустово ложе понятия «причинение ущерба окружающим» не годится для понятия «вина». Ни списывающий школьник, ни заплывший за буйки купальщик никакого вреда окружающим не причиняют; тем не менее, если школьник получит низкую оценку, а лихой пловец потонет, то у кого-нибудь обязательно вырвется: «Сам виноват».
Ольга Брилева
Почему христиане считают грехами те поступки, к которым человек испытывает по своей природе (сотворенной, заметим, Богом) сильнейшую, почти непреодолимую склонность, так что избегать этих поступков ему оказывается мучительно трудно (ну хотя бы припомним прелюбодеяние вожделеющим взглядом, приравненное к простому прелюбодеянию и тем самым оказывающееся смертным грехом, или единичное неподавание милостыни)?
Если мы откроем Книгу Бытия, мы увидим, в частности, что проблема прелюбодеяния вожделеющим взглядом перед Адамом и Евой не стояла: «И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились» (Быт. 2:25). Так что нельзя сказать, что Бог при сотворении наделил человека неподконтрольным влечением к противоположному полу, равно как и жестокосердием, отказывающим ближнему в помощи. Господь Сам сказал: «…плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю», и ничего дурного в этом не находил, а находил, что это «хорошо весьма». Хотеть есть — не плохо, самый суровый пуританин не назовет это грехом; грехом является стремление выдернуть кусок изо рта ближнего, и как раз по этой линии проходит грань между естественной потребностью и потребностью греховной. Мы можем согласиться с тем, что естественные потребности дал людям Господь, но никак не с тем, что Он позволил удовлетворять их любой ценой. Таким образом, невозможно упрекнуть Бога в том, что мы исказили свою природу. Нельзя сказать, что Бог виноват уж тем, что хочется нам кушать, — мы очень часто хотим не просто кушать, а чего-нибудь этакого, причем за чужой счет, и это — не Божий дар, а наш грех.
Склонность преодолима — иначе получится, что наша разумная часть слабее нашей неразумной. Выдавать ее за непреодолимую означает лгать самим себе. Никто еще не умер оттого, что сдержал похотливые мысли, — о какой же непреодолимости может идти речь?
Ольга Брилева
Почему же Бог включил в ассортимент возможных путей, предоставленных им человеку, пути, ведущие в вечную погибель?
На самом-то деле все очень просто. Бог создал нас для жизни вечной. Тот, кто желает радоваться и радовать других, будет это делать вечно. Кто желает мучить других, будет вечно мучиться. Так как окажется в компании единомышленников. Это гибельный и мучительный путь? Да. Ну так сойди с него, пока ты еще жив, пока твой выбор не отбросил тени в Вечность.
Ольга Брилева
Согласно христианскому учению, ад — это место мучения, страдания. Вместе с тем те, кто туда попадет, явно мучиться не желали. Вопрос: насколько соотносится с любовью Божией то, что те, кто туда попал, будут мучиться? Оправдать такую ситуацию тем, что они, дескать, «сами выбрали мучение», нельзя — они выбирали не мучение, а нечто другое.
Те, кто был осужден и казнен в ходе Нюрнбергского процесса, тоже не желали оказаться на виселице или в тюрьме. Вопрос: насколько соотносится с любовью к ближнему такой приговор? Ответ: напрямую — будучи заключены и повешены, эти люди никак не смогут вредить ближним и послужат уроком для тех, кто наперед пожелает. Да, верховные правители Рейха не желали окончить свои дни за решеткой — они желали мирно умереть в своей постели, окруженные опечаленными родными и близкими. И если бы власти стран-победителей позволили им так умереть, можно было бы смело сказать, что справедливости в мире нет, а раз так, то нет и любви, ибо справедливость — один из главных аспектов любви: не делай другому того, чего бы ты не хотел претерпеть сам.
Но другие люди, причинившие не меньше зла, чем нацистские владыки, умерли сравнительно мирно — Сталин, Мао, Пол Пот… Сказать, что они не получат свое на том свете, — значит сказать, что справедливости нет и выше; значит плюнуть в лицо миллионам жертв. Насколько соотносится с любовью Божией то, что Пол Пот будет мучиться в аду? Да, он выбрал мучение — но не для себя, а для множества других людей, для себя он выбрал почести и власть. Так что же, именно этот выбор должен быть закреплен в вечности? Или другой: что ты сделал с людьми здесь, то там будет сделано с тобой, потому что — не делай другому того, чего бы не хотел претерпеть сам.
Ольга Брилева
Вопросы о молитве и поклонении
Человека, который поставил дело так, что только от него можно получить необходимые блага, и все время требует благодарности, мы назвали бы мелочным и жадным… Почему же Бог, Который именно так поставил дело, называется у христиан милостивым и щедрым? По-моему, это чудовищно.
Подарком мы называем то, что получаем или даем бескорыстно, не ожидая награды кроме самой радости дарения. Даже слово «получить даром» я нашем языке означает «получить бесплатно». Любой дар Бога является бескорыстным (и правда, чем это, интересно, мы можем Его отдарить?). Но для многих ситуация выглядит плохо уже тем, что все, получаемое человеком от Бога, есть Его дар. Можно сказать и так: Бог создал мир, а потом человека — просто для того, чтобы человеку мир подарить. Бескорыстно. Что в этом чудовищного? Это было бы чудовищно, если бы Бог не был Творцом и субъекта, и объекта дарения, а просто захватил мир у кого-то, а потом потребовал: благодари, а то не дам. Но Бог — Творец и мира, и нас. Мы не просто не могли бы получить мир иным путем — мы и появиться иным путем не могли бы. Даже отъявленным пуританам не приходило в голову корить своих родителей за то, что они зачали их не тем способом, каким оные хотели бы быть зачаты, и требовать другой путевки в жизнь.
Даритель не подгреб под себя все блага — Он их создал. Только Он и мог их создать. Равно как только мои отец и мать могли зачать меня — будь это другой мужчина или другая женщина, то меня бы не было, был бы другой ребенок. Даже нам, смертным и грешным, доступна радость творения и радость дарения чего-то уникального, что сотворить и подарить можешь ты один. Бог мог бы спросить у людей, делающих такие заявления: «Скажите на милость, как Мне быть? Вы не хотите Моих даров — хорошо, не считайте их дарами; вы не первые и не последние язычники, которые свободно ими пользуются, дарами не считая. Но если Я Даритель и Творец, то неужели Я должен изменить все Свое существо, дабы заслужить вашу благосклонность? Проблема в том, что Я не могу сотворить ничего такого, чего Я бы не сотворил».
Ольга Брилева
Но что же это за дары, если от них нельзя без последствий отказаться? Разве это не нарушает самую суть дара?
Определением дара является его безвозмездность. Дар — то, что дают безо всякого расчета на отдачу. Можно ли отказаться, нет ли — вторичный вопрос. В конце концов, что мешает хотя бы мне подарить человеку позарез нужную ему вещь, от которой он (допустим, я это знаю точно) отказаться не сможет, как бы он ко мне ни относился? Что помешает называть это даром в данном случае? Слово «дар» происходит от слова «дать». Я не знаю языка, в котором сущность дара связывалась бы со свободой его принятия, а не с безусловностью его дарения. По-настоящему ты владеешь только тем, что можешь отдать; если не можешь, то не вещь принадлежит тебе, а ты ей. Господь — Вседержитель именно потому, что Он — Вседаритель.
