«Зарница шалила ночная…» Зарница шалила ночная! В ночь подливала вино. Как шкаф, темноту отворяя, Улепетывала вновь! Зарнице дела много: Шарахать с тропинки коней; Топить в темноту — воду, Выбросив узел огней! Жмурясь И приставая, за локоть схватила меня. Сунула, золотая, В карман мне связку огня! «Что тебе, дорогая? Иду из гостей — домой. На дудочке не играю. Не владею я ворожбой! Вот моя близко дача. Простимся, прелестный друг! Чтоб лай не будить собачий, Пролезу сквозь эту дыру». Зарница свесилась низко, Продолжала свой юрк и торг И в окно все бросала мне письма О том, что свободен восторг! БОЛШЕВО Рвалась, Растягиваясь, молния. Гром поперхнулся в сорванном дожде. Ссыпался дождь звенящими колючками. Гроза шипела в бешеной воде! Сквозь задыханье! Сквозь небо трясенье! Кидался пачками бенгальский свет! Клочки пейзажей, как с автомобиля, Шарахались, взметнув кромешный цвет… Валились близко глыбы громовые, И беспорядочно совался нос Какой-то ослепительной гримасы В укромные темноты сосен. Бежал малинник под окном в смятенье. Швырялся ветра рваный балахон! Был чернокрылый дождь один на свете, Там, где кончался обмерший балкон… Скрипеньем вторя аховой присядке, Кавалерийским натискам воды, Лес черно-бурый шумно содрогался, Вбирая сок сокровищной беды. И я с таким блаженным замираньем Каталась с великаньих гор громов! Я веселилась полным обладаньем: От кладов золотых — до облаков! СВЕТЛЯЧОК Спит глубоко ребенок, Светя своим теплом, Как светлячок в ночи. И прячешь в войлок шаг, И шепотом прислуживаешь ночи… Дом полон до краев глубокою погодой. ГОРЕ Толпились плечом к плечу, Чужим дорожа несчастьем, — Поглядеть на вывороченные Поездом лошадиные части. Маленькая девчонка Изумленно глядела на лужу Красной краски. Большая баба Тяжко вздыхала мужу. Прошел парень с девицей, Чуть Задержавшись на переезде. Снова с медленным скрипом Звякнул шлагбаум железный. Становились безучастными лица. Пахнуло неубранным сеном, Там, среди вольных полей, Все кротко и забвенно! Всякому свое. А помочь нечем. Зеленой звездочке семафора Видно, что никаким словом Не избыть простого извозчика горя. Река дотянулась прохладой и влагой. Горизонт налился дремной синью. И заговорил, негодуя и жалуясь, носом об рукав синий, Заплакал от беспощадной жалости, Держа ослабнувшие вожжи, Грузный, мрачный, заика, Фокин — извозчик. ДАНЬ КОНЮ Когда сражался Дон Кихот, А Санчо принимал побои, Не замечали, что Россинант Сказался истинным героем! До бреда худ, смиренный до победы, Под натиском Кихотова бедра Он светел был невозмутимо, Как летнего ручья вода. Палящей ярости Кихота Порой являясь укоризной, Сопровождал его послушно Дыханьем совершенной жизни. Один живой среди пастушек И гениальных сумасбродств, Рассеян ветром, сыт усталостью, Переходил безумья вброд. |
