Возникал, конечно, вопрос, зачем пожаловали эти студенты-фашисты в Москву?

Свое посещение Москвы арестованные студенты на следствии, затем в суде объяснили «научной поездкой». С этой целью они завязали связи с некоторыми учеными Дальнего Востока, Сибири, послали им запросы, получили ответы, но воспользоваться всем этим из-за их ареста ОГПУ не смогли. Следствие, напротив, утверждало, что эти «замаскированные под туристов» фашисты прибыли в Москву со шпионскими и террористическими намерениями.

Для осуществления преступных намерений они вели разведывательные беседы с немецкими политэмигрантами, интересовались, кто из них работает в Коминтерне, как можно проникнуть на территорию Кремля и т. д. Встречались со служащими в иностранных фирмах и выведывали у них сведения экономического характера о нашей промышленности.

Самым существенным доказательством того, что подсудимые прибыли для совершения террористических актов в отношении руководителей партии и правительства, следствие считало:

«признательные об этом показания Киндермана, данные им на допросе в ОГПУ 6 февраля 1925 г., и обнаружение у Вольшта при его аресте пробирки с порошком, который по заключению химической экспертизы признан ядом — цианистым калием».

По поводу протокола от 6 февраля 1925 г. подсудимый Киндерман в судебном заседании сделал заявление, что подписал его под воздействием гипноза, а подсудимый Вольшт утверждал, что эксперты в силу своей некомпетентности ошиблись — порошок в пробирке был не яд, а лекарство — пирамидон.

Эти объяснения подсудимых Крыленко опровергал тем, что допрошенный в суде следователь ОГПУ Розенфельд отрицал применение при допросе Киндермана «гипноза», сомнения же Вольшта в компетенции экспертов, по мнению обвинителя, неубедительны. Поэтому он настаивал признать их виновными в подготовке террористических актов.

Вместе с тем Крыленко признал, что для осуждения подсудимых за экономический шпионаж достаточных доказательств не имеется, и от обвинения в этой части отказался.

Предвидя очевидную слабость доказательств против подсудимых в подготовке ими террористических актов и сомнительность их осуждения за это, Крыленко высказался по поводу того, какой могла быть защита подсудимых.

«Если бы, — заявил Крыленко, — была представлена защита, как она первоначально предполагалась быть (для нас так и осталось неясным, почему защитников в таком судебном процессе не было), кретины от юриспруденции, пожалуй, построили бы свой юридический аргумент следующим образом: они бы доказывали — допустим, они хотели совершить террористический акт. Даже если это допустим, то все-таки их нужно выпустить на свободу, ибо они ничего не сделали, ибо они не виновны, как агнцы, так как никакого вредного действия ими не было совершено. А закон, сказали бы кретины от юриспруденции, карает только за действие. А закон карает за то, что сделано. Закон не карает лиц тогда, когда они ничего не сделали. Они бы сослались и на статью УК, в которой сказано: «Приготовление не карается, если оно само по себе не составляет деяния наказуемого, согласно настоящего кодекса». Вот так можно было бы юридически построить эту защиту, если бы мы стали слушать подобных кретинов»[88].

Отозвавшись пренебрежительно о своих возможных оппонентах-адвокатах, которые при нормальном судопроизводстве должны были бы иметь возможность высказать «свои» аргументы в защиту подсудимых, Крыленко распропагандировал на весь мир принятый ЦИК при его участии закон — «Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик» (в октябре 1924 года, после смерти В. И. Ленина), в котором СУДУ было предоставлено право «определять прежде всего опасность данного явления и социальную опасность данного лица, хотя бы оно ничего и не сделало из того, что оно хотело» (курсив мой. — Б. В.)[89]. Эта новелла имела далеко идущие последствия…

Крыленко считал возможным осуждение подсудимых не только по ст. 64 УК РСФСР «за приготовление к терактам», но и по ст. 57 УК, по которой в силу примечания к ней, по его мнению, могут нести уголовную ответственность как граждане СССР, так и иностранцы. Он поведал в своей речи, что «когда писался Уголовный кодекс, нам, писавшим этот Кодекс, в голову не приходило, что нужно написать особую статью, которая будет карать за содействие международной буржуазии в ее борьбе против Советской власти»[90].

Часть 2 ст. 57 УК РСФСР гласила: «Контрреволюционным признается всякое действие в направлении помощи той части международной буржуазии, которая не признает равноправия приходящей на смену капитализму коммунистической системы собственности и стремится к ее свержению путем интервенции или блокады, шпионажа, финансирования прессы и т. д.»

Крыленко так интерпретировал дополнение к этой статье:

«Настанет момент, когда международная буржуазия в борьбе против Советской власти поставит своей целью создание организаций для этой борьбы. Это нужно было предусмотреть. И настоящий процесс, когда первый раз у нас на скамье подсудимых сидят иностранцы, члены иностранной буржуазной организации, члены боевой организации буржуазии, именно той буржуазии, которая не признает, как говорил Ленин, «равноправия приходящей на смену капитализму коммунистической системы». В этом тоже историческое значение процесса, поскольку доказывает, как рушатся все национальные рамки в этой классовой борьбе, как она шагает через национальные границы» [91].

В заключение своей речи он призвал: «Фашизм, посылающий в нашу страну передовой отряд, должен быть встречен согласованным, стройным пулеметным огнем наших батарей. Первый отряд его должен быть уничтожен целиком на аванпостах нашей границы. Отряд фашистов не может вернуться. В этом уничтожении всех троих, согласно точному смыслу закона, должен содержаться ответ, который дает суд на установленные факты»[92].

Специальное судебное присутствие Верховного Суда СССР приговорило:

1) Карла Киндермана,

2) Теодора Вольшта и

3) Максима фон Дитмара к высшей мере наказания.

Приговор не был приведен в исполнение, и через некоторое время на основании специального постановления Правительства СССР осужденные Киндерман и Вольшт были обменены на арестованных в Германии коммунистов.

Возвратившись в Германию, Киндерман совершил поездки по всей Германии и изобразил московский процесс над ним как провокацию. Примерно через десять лет арестованному по личному указанию Ежова начальнику ИНО ОГПУ — НКВД Артузову А. X. наряду с другими сфальсифицированными обвинениями будет вменено и такое:

являясь агентом немецкой разведки, он — Артузов, выполнил директиву Абвера, согласно которой:

1) Абвер посылает студентов-корпорантов (Киндермана и др.) сделать покушение на Троцкого, имея в виду этим прославить и выдвинуть последнего перед массами трудящихся СССР;

2) покушение не должно быть удачным;

3) арестованные не должны быть расстреляны и выданы в дальнейшем германскому правительству.

Арестованный Артузов А. X. категорически отрицал какую-либо преступную связь с немецкой разведкой (в этом мы убедились, проверяя дело на него. Он был необоснованно репрессирован и посмертно реабилитирован). О его судьбе и других чекистов, восставших против произвола, будет подробно рассказано.

Сталин попирает закон. В одной из жалоб, поступившей от сына репрессированного за принадлежность к контрреволюционной организации «Крестьянская трудовая партия (КТП)», мы прочли: «Возникновению многих дел на членов этой мнимой контрреволюционной организации послужила зловещая командировка Сталина в Сибирь в январе 1928 года. Прочтите отчет о его поездке».