— А у вас все девушки такие красивые? — и смотрит, пытается перехватить мой, ускользающий и смущенный взгляд…
— Эта? — спрашивает нагло Борька, оглядываясь назад, вроде бы на меня, а сам, стараясь рассмотреть ее ноги, отрываясь на мгновенье от руля…
— Да, эта баба, что надо! Вот бы мне поиметь ее потрет? Нет, лучше бы — ее картину в натуре!
— Борька, хватит крутить дурной головой, лучше смотри на дорогу! Вот отец приедет, я ему все расскажу, и вот он тебя поимеет…
— Это мы еще посмотрим, кто кого поимеет …
— Так! Ты закроешь свой рот, наконец, Емеля, мели языком — неделя…
За всю дорогу я не произнесла больше ни слова, только украдкой на нее…
Потом так и ехала, ощущая на своей руке ее, такую покровительственную и спокойную нежную, теплую руку. К слову сказать, она меня старше была почти на пять лет. Да и этим жестом она, как бы мне говорила: я старше, и потому успокойся, ты самая красивая, я это знаю…
А тут она так восторженно и словно впервые природу увидела!
— Эх, как красиво! Как же у вас тут хорошо, как много воздуха и простора!
Борька даже не стал с нее брать оплату за проезд, так ему хотелось получить от нее мою «натуру». Он об этом нам всю дорогу уши прожужжал… Мол, напиши и напиши ее и еще, подари ему.… Успокоился он только после того, как она ему пообещала.
При этих словах я тут же вытащила свою руку из-под ее руки, как бы показывая, что я на такое не соглашаюсь! Но она снова, нашла мою руку и сверху на нее свою уложила и как бы этим меня, успокаивая…Мол, успокойся, я тебя в обиду не дам.…
А вот напишет она или не напишет с меня натуру, я так тогда и не поняла…
Как только подъехали к дому, и машина остановилась, так Борька опять стал свои похабные шуточки отпускать насчет моего обнажения на картинах…
— Так, хватит молоть чепуху, — говорю ему, выходя из машины, — ты лучше помоги перенести вещи в дом, а то развалился, как барин и только несешь какую-то похабщину? Тебе не стыдно?
— Мне? А с чего это мне должно быть стыдно? Я, например, тайком ничего такого не делаю, что хочу, о том и говорю и, между прочим, тайком, и тем более с соседями, как это некоторые, ничего такого постыдного не делаю…
— Борька! Хватит уже, понял! Достал! Еще раз услышу такое, все расскажу твоему отцу! Вот он тогда тебе выпишет картину на одном твоем обнаженном месте…
— А что это ты так разволновалась, как только я о соседях заговорил? Да не волнуйся ты так, скоро твой Виталька приедет.… И вот он тебе уже и такую картину нарисуете…
— Он что, тоже пишет, темперой или маслом? — переспрашивает, ничего не понимая пока что, художница.
— Ага! — нагло ухмыляется Борька, — он каждый раз ей и все картины так и рисует их с маслом…
— Борька! Ты меня уже достал! Да заткнешься ты, наконец?
— Я так ничего и не поняла… — снова встревает она, — так он пишет? И чем же он работает?
Наступившая неожиданно тишина меня просто изумляет!
Как это так, Борька и на такой вопрос не отвечает? Глянула и увидела, как моя новая знакомая и Борька.…Да они уже спелись!
Она нагнулась над раскрытым багажником автомобиля, и тянет мой чемодан, пытается его вытащить, или же, мне так только кажется, а Борька над ней и рядом… Я невольно проследила за его взглядом. Ну как же я сразу же не догадалась?
Он к ней заглядывает за пазуху, несколько пуговичек на ее рубашке расстегнулись и полы ее слегка разошлись, вот туда, к ней, Борька, и заглядывает, и видит там у нее… Интересно, а что он там у нее рассматривает? Делаю шаг к ним и теперь уже вижу сама, что так нахально рассматривает Борька: ее грудь обнажена и под рубахой свободно, красиво раскачивается…
Причем, я вижу сама, какая у нее белая, нежная кожа, в маленьких родинках и ее сосок, нежный и вдавленный. Но самое удивительное то, что она это ему явно позволяет!
— Ну, что, Богатырь, все увидел, понравилось? — это она ему и все еще не распрямляясь.
Борька выпрямился и глупо на меня уставился, бестолково хлопая, своими густыми ресницами…
— Ну, что ты молчишь, Богатырь? Я же к тебе обращаюсь… — говорит она, наконец-то распрямляясь и оборачиваясь к нему, рукой прикрывая, на этот раз, расстегнутую рубашку.
Ах, какая примечательная сцена! Еще бы! Борька бестолково стоит перед ней, напряженно краснея, всей мощью своего довольно грузного тела и глупо, беспомощно моргает …
Впервые я таким его вижу: смущенного и растерянного! Но только секунды, а потом он снова становится прежним Борькой.
— Да ну вас, бабы! — сказал и в сердцах, круто повернувшись, шагнул к машине.
— А багажник закрыть? — снова она ему, приятно и насмешливо, — что, так и будешь, ездить с открытым…
— С открытым от удивления ртом, вот! — наконец-то, я добавляю, издеваясь и надсмехаясь над ним.
Он так хлопнул крышкой багажника, что чуть было ее не оторвал. При этом он на нее так глянул, что я ей тут же:
— Берегись, он тебе такое не простит.
— Да, нет! Ничего ты не понимаешь.… И простит и еще с цветами приедет, вот увидишь!
Пока входим в дом я ей:
— Ты что думаешь, что Борька к тебе на свидание придет?
— Э, подруга, ты видно, совсем в мужчинах не разбираешься…Мужчине всегда надо давать шанс нас завоевать, вот когда он за тебя начнет побороться, да переживать или страдать, вот тогда ты для него самая желанная! Я думаю, что он сейчас, этот твой Борька, уже где-то цветы обдирает на чужой клумбе…
— А ты, правда, так считаешь и думаешь с ним на свидание, и чтобы он к тебе, да еще с цветами? Да не будет такого никогда! Он еще никому цветы не дарил, а тем более, незнакомой даме!
Но каково же, было мое удивление? Мало того, что с цветами, так еще и в чистой, выглаженной белой рубашке, сам Борька пожаловал…
Чудеса, да и только! И я ей, пока он топчется перед окнами нашего дома, а она нюхает от него цветы, да ставит их на воду.
— И, что, ты и впрямь решила пойти с ним? Да он же тебя всю… и облапит, да еще чего доброго… Он, ты знаешь, он такой сильный! Да он тебя одним только пальцем…
— А что, пусть хотя бы попробует! А то, что ж он такой сильный, как ты говоришь и один, это нехорошо.…И потом, я люблю сильных и крепких мужчин!
А он ничего, точно ведь, как бычок! Да и мне, для разнообразия, когда-то же надо попробовать, и хорошо даже, что с таким деревенским бычком…
Они вышли, а я все еще, не веря своим глазам, стояла у двери и смотрела им вслед.… И тут я поняла, что у них-то как раз все и получится.… К тому же, я видела, какой тут же с ней рядом сделался Борька: и руку ей подал, чего отродясь я от него не видывала, а потом сам, свою руку ей подсунул.…А она взяла и приняла его предложение.…И они так красиво вдвоем вышли на улицу, вместе и под ручку! И тут же я услышала, как она весело засмеялась чему-то!
Это он, что ли, ее рассмешил? — не поверила даже.… Вот и понимай, женщин, кто из нас прав, а кто оказалась наивной дурочкой?
Ничего не понятно
Нет, чего — то я, точно, не понимаю? Как можно, такой как она — городской и с каким-то там, Борькой, деревенским бычком? И не с кем-то еще, а именно с ним! Нет! Я или ничего не понимаю, либо я беспросветная дура! Ладно, подождем, когда она от него придет и начнет мне о его приставаниях рассказывать…
Злые языки говорили в деревне, что Борька, незаконно рожденный сын дочери председателя. А вот кто отец его был — все гадали. Потому как отец Борьки, сразу же после армии получил работу завгаром и жилье в деревне, в соседнем с нами доме, то все поняли, что у Борьки, наконец-то, объявился отец. И хотя он всем говорил, что он женился в армии, а потом — неожиданно овдовел, но люди ему не верили. Как это так, парень только пришел из армии и уже завгар? Наверняка, председатель постарался для дочери и своего внука первенца…
Но перед этим, с самого приезда и как только мы входим в дом, я ее знакомлю с нашей крестьянской избой.
Дом наш большой и места нам всем хватит. Раньше, когда-то, этот дом был для учителей и на одной его половине жил мой отец, только, что закончивший пединститут как учитель истории и труда, а на второй половине жила взрослая дочь директора колхоза. Она преподавала рисование и музыку, потому в гостиной так и осталось пианино. Потом она все бросила и уехала, а мой отец женился и им с мамкой вдвоем, как семье учителей, передали уже весь дом.
