С террасы она увидела, как по пляжу во весь опор мчится серый жеребец, и нетерпеливо помахала: стоит ли говорить, как билось ее сердце от одной мысли о том, что означает для них обоих вновь обретенная свобода?
Амир увидел любимую издалека, а когда она помахала, не на шутку встревожился. Что заставило Бьянку отправить за ним Уго? Она не выглядела ни испуганной, ни несчастной. Принц пришпорил коня, взлетел по крутой тропинке, спрыгнул на землю и бегом поднялся на террасу.
— Что случилось, Бьянка? Ты не пострадала? — Он посмотрел с тревогой.
— Мой супруг мертв.
— Что?
— Себастиано Ровере скончался. Я свободна, Амир. Свободна!
— Но как? Когда? Хвала Аллаху, отличная новость!
— В тот самый день, когда мои служанки прогнали его отсюда, — пояснила Бьянка. — Ровере отправился во Флоренцию, и по пути на него напали. Несомненно, это убийство. И коня, и деньги не тронули. — О надругательстве над трупом Бьянка ничего не знала.
— А властям известно, кто это сделал? — спросил принц.
Она покачала головой.
— Никто не признался, а свидетелей расправы не было. Улик тоже не существует. Не думаю, что кто-нибудь станет упорствовать в расследовании, даже сыновья. Они забрали труп в город и похоронили. Понятия не имею, как Ровере узнал, где я скрываюсь, но теперь это не имеет никакого значения.
— Абсолютно, — подтвердил принц и заключил любимую в объятия. Нежно провел ладонью по лицу и накрыл губы глубоким, долгожданным поцелуем. Слегка отстранившись, заглянул в глаза.
— Теперь значение имеет только то, что мы с тобой, наконец, можем быть вместе. — Он снова склонился и возобновил поцелуй.
Глава 8
Горячие губы ласкали, дразнили и провоцировали робкий, но искренний ответ. Голова кружилась от восторга и возбуждения. До этой минуты Бьянку никто никогда по-настоящему не целовал. Покойный муж не был склонен к романтическим ласкам. Его грубые поцелуи больше напоминали укусы и служили одной цели: доказать свое превосходство. И вот сейчас, доверчиво следуя за Амиром и отвечая на чувственные призывы, она внезапно открыла для себя неведомое ранее тонкое искусство.
Вот кончик языка прошелся по влажным губам, и от неожиданности Бьянка приоткрыла рот. Не медля ни мгновения, язык проник внутрь и принялся играть с ее языком. Подобные манипуляции со стороны Ровере вызывали отвращение, ибо он использовал их ради одной-единственной цели: самоутверждения. Язык Амира ласкал, танцевал и любовно дразнил, а ароматное дыхание завораживало и пьянило. От избытка ощущений Бьянка едва держалась на ногах.
Амир сгорал от вожделения. Пытаясь хоть немного охладить пыл, прервал поцелуй и на миг выпустил любимую из объятий. Учитывая печальное прошлое, он не желал торопить первый опыт истинной страсти, однако и остановиться уже не мог. Ощущение близости доставляло физическую боль, но все же он твердо решил не спешить и в первый раз овладеть любимой неторопливо и бережно.
И вдруг услышал неожиданные слова:
— Знаю, милый, знаю. Ты готов обращаться со мной, как с хрупким цветком, но я вовсе не хрупкий цветок. Ждала тебя всю свою жизнь. Ты не сможешь сделать ничего, что напомнило бы мне о Ровере. Желаю тебя так же страстно, как ты желаешь меня. Понимаешь, что я хочу сказать? — Она взяла принца за руку и повела в дом. Вместе с ним поднялась по лестнице на второй этаж, вошла в свою спальню и плотно закрыла дверь.
— Любимая, ты не познала страсти того, кто пылает истинным чувством, — прошептал Амир, пока она расстегивала на нем рубашку. Теплые ладони скользнули по груди, и он не смог сдержать стон. Бьянка слегка наклонилась и поцеловала плоские твердые соски.
— Хорошо, что ты не надел куртку. — Руки занялись тесемками широких шаровар.
Амир рассмеялся.
— Ах, милая, ты сама не знаешь, какого зверя будишь. Он жаждет проглотить тебя целиком.
Бьянка приподнялась на цыпочки и жарко зашептала на ухо:
— Хочу увидеть тебя обнаженным, любимый. Так долго ждала и боялась, что придется ждать вечно. Но вот Ровере мертв, а я на свободе и могу поступать по собственной воле. Было бы приятно созерцать тебя во всей красе, мой принц. Очень приятно, если говорить честно. Неужели считаешь, что порядочная женщина не способна испытывать вожделение, томиться от нетерпеливого желания?
Сказать по правде, именно так он и думал. Амир действительно полагал, что должен разбудить дремлющую страсть, а неожиданно узнав, что страсть уже проснулась, не счел нужным скрывать радость.
— Мне тоже не терпится тебя раздеть, — прорычал он и, не теряя ни мгновения, занялся шнуровкой на корсаже. Медленно спустил платье и обнажил прикрытую тонкой сорочкой прелестную грудь. Наклонился, провел губами по округлым холмам. Бьянка вздрогнула, и вершинки набухли, словно нежные бутоны.
— Готов бесконечно поклоняться твоему телу, любимая, — страстно прошептал Амир. Они продолжали по очереди раздевать друг друга до тех пор, пока оба не предстали в великолепии своей красоты.
Амир опустился на колени. Закрыв глаза, потерся щекой о теплую шелковистую кожу. Ощущение оказалось изысканным почти до боли: любимая была совершенна, безупречна во всех отношениях. Желание сделать ее своей стремительно росло, однако Амир проявил редкую выдержку. Нет, время еще не пришло.
У Бьянки закружилась голова: простая радость от прикосновения возлюбленного стала неожиданным, а оттого еще более дорогим подарком. Супружеский опыт оставил кошмарные воспоминания, однако та страсть, которая до сих пор не покидала родителей, подсказывала, что так быть не должно. И вот с Амиром все оказалось сказочно красиво: так, как представлялось в девических грезах. Он встал, взял любимую на руки и отнес на постель.
Бьянка заметила убедительное доказательство его вожделения и улыбнулась.
— Не тяни. У нас еще будет время для всего остального. Ты желаешь меня прямо сейчас, так не томись, возьми — и я познаю вкус истинной страсти, а не грубого животного обладания. — Она легла и раскрыла объятия, приглашая.
Амир с радостью уступил. Он любил эту восхитительную женщину, а она призналась, что любит его.
— Позволь еще мгновение, — попросил он. Покрыл поцелуями грудь, скользнул губами вниз. Бьянка тихо, восторженно вздохнула. И вот, наконец, он накрыл ее собой.
— Все, больше не могу. — Расположился в развилке бедер и медленно, очень медленно вошел. Она давно не знала мужчины, а потому, как он и предполагал, оказалась очень узкой и тугой, однако встретила горячей влагой. Внутренние мышцы крепко его сжали, будто обняли, и Амир застонал от наслаждения. Жадно поцеловал в губы и ощутил искренний, жаркий ответ.
— Ну же, действуй! — с неожиданной настойчивостью прошептала Бьянка. — Не бойся, не испугаюсь. Все это время я тосковала ничуть не меньше, чем ты. Не береги меня: твоя нежная страсть совсем не похожа на грубое насилие Ровере. Овладей мной так, как мечтал! Покажи глубину своего чувства. Умоляю, милый!
Амир сгорал от нерастраченного вожделения, а потому не стал медлить и дал волю давно копившимся силам. Он чувствовал, как она трепещет в объятиях, и все же не останавливался ни на миг, будто пытался за один-единственный раз наверстать упущенное, хотя и сам отлично понимал, что это невозможно.
Стремясь оказаться ближе, Бьянка обвила ногами его бедра и теперь возносилась все выше и выше — до тех пор, пока не почувствовала себя на вершине блаженства. Она парила среди звезд и таяла от новой, еще не познанной страсти к единственному в мире человеку, без которого не представляла жизни. Наконец-то они соединились, стали единым целым! Она кричала, звала его, пока не запершило в горле.
— Амир, Амир! Любовь моя!
Он продолжал уверенно вести ее к высотам, и только почувствовав приближение второго пика экстаза, позволил себе выплеснуть напряжение, ибо больше сдерживаться не мог. Спрятал лицо в черных локонах и один-единственный раз благодарно произнес имя любимой:
