Моя мать за это время стала очень замкнутой. Мне хотелось поговорить с ней и попытаться утешить ее, но она, казалось, не хотела этого. Она тоже много работала, выполняя самую тяжелую работу, а затем уходила в свою каморку и оставалась там, никому не показываясь на глаза. Она послушно выполняла распоряжения своей матери, но я видела, что в ней происходят какие-то изменения. Если в первое время maman еще пыталась завоевать расположение своей матери, то теперь она сдалась. Ей, похоже, было все равно, что думает ее мать, что она говорит и делает. Иногда я замечала легкое презрение на ее лице, когда bà в очередной раз обрушивала на нее свои тирады.

К счастью, дождь через пару недель прекратился, и Тхань вернулась домой с таким количеством денег, что нам удалось купить на них много риса. А у меня наконец появился кто-то, с кем я могла поговорить, кому я могла бы описать свои впечатления и выслушать его мнение. Для меня это было самым ценным на свете.

После того как прошел год траура, бабушка однажды за ужином заявила:

– Тебе нужен новый муж, дочь моя. Ты слишком молода, чтобы провести остаток жизни вдовой. Кроме того, нашей семье нужно иметь еще пару внуков, чтобы обеспечить доходы на будущее.

Моя мать не оторвала взгляда от своей миски с рисом, но я заметила, как напряглась ее спина. Наверное, для нее было бы лучше до конца жизни чистить уборную, чем выйти замуж за мужчину, которого ей подыщет собственная мать. А этого следовало ожидать, потому что у maman не было времени на то, чтобы заниматься поисками мужа. И, скорее всего, она к этому и не стремилась, потому что до сих пор по ночам тайно оплакивала моего отца.

Но мать ничего не ответила. Bà раздраженно фыркнула. Наверное, она надеялась, что дочь будет ей возражать.

У нас на улице жил кузнец, крепкий мужчина, умевший много и тяжело работать. Год назад у него во время родов умерла жена. И теперь он хотел обзавестись новой женой, которая могла бы еще рожать детей. И, как сказала бабушка, моя мать была достаточно молода для этого.

Bà организовала встречу с этим мужчиной. Однажды ближе к вечеру он пришел к нам. Мне его имя ни о чем не говорило, но теперь, увидев его, я поняла, кто это. Когда мы с Тхань иногда проходили по улице, то видели его сидящим возле уличной кузни. Он был довольно высокого роста, у него были короткие жесткие волосы и крепкие руки. Мы даже иногда проходили мимо его кузницы. Он не только выполнял кузнечные работы, но также подрабатывал, изготовляя колеса и оси для повозок. В своей мастерской он ремонтировал все: от плуга до токарного станка.

У него было не особенно выразительное лицо, и то же самое можно было сказать о его глазах: они были такими маленькими, что белков почти не было видно – преобладала темная радужная оболочка.

Maman и кузнец молча сидели друг напротив друга, а между ними в чашках стоял чай, из которого шел пар. Тхань и мне не разрешили присутствовать при этом, но мы прокрались вдоль дома и подглядывали через окно.

Взгляд моей матери был равнодушным. Она сидела перед человеком, который не шел ни в какое сравнение с тем мужчиной, которого она потеряла. Maman понимала, что у нее нет иного выхода, кроме как выйти за него замуж. Наверное, она отдавала себе отчет и в том, что, выйдя за него замуж, сможет покинуть этот дом. Тогда ее мать в лучшем случае будет приходить к ней по праздникам или приглашать ее к себе, а основная часть ее жизни будет проходить в доме мужа. Вполне возможно, что свекровь будет обращаться с ней гораздо лучше, чем bà.

Как на это смотрел кузнец, я не знала. Но мне было понятно, что maman ему понравилась, потому что, пусть даже на ней не было красивого платья и горечь ожесточила черты ее лица, она все же по-прежнему была красивой. Чего еще ему желать?

Вот так они и договорились, и всего через несколько недель после первой встречи bà объявила, что maman выходит замуж за кузнеца.

– Я рада, что ты наконец делаешь то, чего требует от тебя твоя мать, – строго сказала она дочери. – Надеюсь, что ты больше не опозоришь нашу семью и будешь слушаться своего мужа.

Maman лишь кивнула в ответ и продолжала есть свой рис.

Собственно говоря, в те времена людям жилось не так уж хорошо, чтобы они могли устраивать пышные праздники. Первая мировая война не прошла для Азии бесследно. Особенно это чувствовалось в колониях, из которых выжимали соки больше, чем обычно.

И все же свадьба моей матери и кузнеца была большим праздником.

Кроме того, моя бабушка сделала кое-что, заслуживающее уважение: она скрыла от кузнеца то, что Тхань не приходится моей матери родной дочерью. Я не знаю, оказала ли bà давление на мою мать, но та промолчала, когда кузнец гордо заявил, что с этого момента мы его дочери.

Поскольку он был молчаливым, но дружелюбным человеком, это была неплохая сделка. И даже больше – теперь я наконец сдержала свое обещание.

Тхань стала моей сестрой.

– Нам нужно идти в дом, – сказала Ханна и указала на небо.

Оно начало затягиваться темными тучами. Правда, солнце еще светило, но уже явственно чувствовался холодок, который должен был принести с собой дождь.

– Наверное, в порядке исключения метеорологи оказались правы.

Мелани помогла ей подняться. До дома было довольно далеко. Хотя Ханне все еще было трудно ходить, она уже не так часто морщилась от боли.

– Я чувствую приближение дождей, – сказала она почти с облегчением. – И это странно. Других людей ревматизм донимает сильнее в дождливые дни. А у меня такое бывает при сухой погоде. Это, наверное, оттого, что я родилась на берегу Меконга.

Она засмеялась над своими словами, а затем крепче уцепилась за руку Мелани.

«Роберт смог бы отнести ее на руках», – подумала Мелани. Она тут же вспомнила об обследовании и бросила взгляд на часы. Без четверти шесть. Обследование либо уже закончилось, либо было в полном разгаре. Рассказ Ханны заставил ее забыть о времени!

Мелани уже хотела было схватить свой мобильный телефон, однако затем вспомнила, что услышала бы сигнал сообщения или вызов.

– Здравствуйте, мадам де Вальер. Вам лучше идти в дом. Похоже, надвигается гроза. – Садовник, который толкал мимо них тачку, полную нарезанных ветвей, улыбнулся им во весь рот.

– Не беспокойся, Томас, я уже в пути! – засмеялась Ханна.

Когда его взгляд встретился со взглядом Мелани, девушка быстро отвела глаза.

– Что это с тобой? – спросила Ханна, когда Томас свернул за угол.

– Ничего, – удивленно ответила Мелани.

– А почему ты смотришь в сторону? Он так любезно тебе улыбнулся.

– Он видел меня в футболке и леггинсах, – ответила Мелани.

Ханна наморщила лоб:

– Тебе ведь уже не двенадцать лет! Поверь мне, там, в городе, он видел кое-что и похуже. А ты же на самом деле не бегемот, так что тебе нечего стесняться.

Мелани и сама не знала, почему ей стало неловко. Ну, так получилось. Ей казалось, что если она ответит на улыбку садовника, то этим как бы изменит Роберту. Конечно, это было глупо, ведь даже на работе она часто разговаривала и обменивалась шутками с другими мужчинами. Но сейчас все было иначе – пусть даже она ни с того ни с сего сама себе показалась монашенкой.

И действительно, дождь начался быстрее, чем они ожидали. Как только тучи затянули небо и первые капли забарабанили по стеклам окон и по поверхности озера, с Ханной произошла перемена. Боль, которая накануне держала ее в крепких объятиях, ослабела, и лицо женщины разгладилось. Как только ревматизм возвращался в допустимые пределы, она вставала со своего ротангового кресла и ходила по салону. Правда, для ходьбы ей все равно нужна была палка, но ее движения становились более свободными.

– Сезон дождей, – сказала Ханна с лукавой улыбкой. – Как прекрасно, что я снова могу ходить. Как по мне, лучше бы дождь никогда не прекращался.

– Однако у остальной части мира может быть иное мнение, – возразила Мелани, которая сидела на своей табуретке, как на раскаленных углях, в ожидании звонка Кати или матери.