В течение первых нескольких лет, последовавших за арестом Карлоса, Франция не проявляла никакого желания предоставить ему возможность официально заявить о противозаконности его ареста. Его эпизодические появления в суде, когда слушания то и дело прерывались его заявлениями о том, что его содержание под стражей незаконно, ибо он был похищен из Судана, за исключением одного случая проходили за закрытыми дверьми. Да и тогда он устраивал театр одного актера. При появлении судьи Карлос вставал, складывал руки и произносил традиционное арабское приветствие “Салям алейкум” (мир вам). Будучи лишенным зрителей, Карлос расценивал эти слушания как генеральную репетицию перед ожидавшим его общественным просмотром.

Решимость Карлоса настаивать на своем иске о похищении принесла ему юридическую победу. В тот же день, когда он был привезен во Францию, министерство юстиции дало ясно понять, что не намерено расследовать обстоятельства его выдачи, так как это считается государственной тайной. Следователь сослался на “технические причины”, не позволившие ему принять жалобу Карлоса. Однако почти через два года после ареста, в июне 1996 года, апелляционный суд решил дело в пользу Карлоса. Вынесенное им решение стало публичной пощечиной как министру внутренних дел Паскуа, так и судье Брюгьеру. Суд признал, что арест был произведен “вне каких-либо правовых рамок, без международного ордера на арест и соглашения об экстрадиции”.^{456} Суд распорядился начать расследование “событий, в которых принимали участие французы на борту французского самолета и непосредственно на территории Франции”.^{457} Однако это постановление оказалось лишь временной победой Карлоса, так как позднее оно было отменено верховным судом.

Парижский суд присяжных является одним из самых пышных и величественных помещений Дворца правосудия, который занимает весь остров Сите, с одной стороны которого находится здание уголовной полиции, а с другой — тюрьма Консьержери, где королева Мария-Антуанетта провела свои последние часы перед тем, как отправиться на гильотину. Под сине-белым, кессонированным золотом потолком располагается огромная фреска, занимающая почти всю стену, на которой изображены кардиналы в красных мантиях и нобилитет, присягающие Генриху IV Наваррскому во время его коронации. Торжественность изображенной церемонии идеально гармонировала с помпезностью судебных слушаний, проходивших в этом зале.

Два льва в натуральную величину, высеченные из белого камня, высятся над дверьми, через которые в зал суда входят судья и присяжные, а дубовые панели, обрамляющие стены зала, украшены барельефами маленьких львов с разинутыми пастями и обнаженными зубами. Скамья подсудимых способна вместить на себе до двадцати человек. Почти за сто лет до этого, в 1898 году, на ней побывал Эмиль Золя за свой ядовитый манифест “Я обвиняю”, написанный в защиту еврейского офицера Альфреда Дрейфуса. На ней сидели многие представители высшей французской власти, обвиненные в сотрудничестве с нацистами, здесь же был вынесен последний смертный приговор человеку, который затем был помилован президентом Миттераном.

Сорокавосьмилетний Карлос, появившийся там в начале второго дня 12 декабря 1997 года, выглядел так, словно он зашел в кафе выпить аперитив перед обедом. Из всего списка преступлений, в которых он обвинялся, французское правосудие выбрало для слушания первым убийство трех офицеров ДСТ и Мишеля Мухарбала на улице Тулье, за которое Карлос уже был приговорен к пожизненному заключению — решение было вынесено за пять лет до этого в его отсутствие.

На нем были брюки цвета хаки, белая рубашка, бежевый пиджак и щегольски повязанный серый аэскотовый галстук в желтую полоску. Наручники с него сняли за несколько минут до того, как ввести в зал суда. Он вошел, слегка помахивая пластиковым продуктовым мешком, и словно в поисках знакомых лиц оглядел публику. На груди у него болтались очки в золотой оправе, и, судя по всему, он пребывал в прекрасном состоянии здоровья. Лишь волосы его стали более редкими и седыми, а лицо побледнело и стало более морщинистым по сравнению с видеозаписью, на которой он изображен танцующим в Судане.

Волосы Карлоса были зачесаны назад, усы подстрижены и превращены в узенькую полоску, как у денди. Если бы не величественный нос и глубоко посаженные проницательные серые глаза, его круглое лицо выглядело бы вполне добродушным. От его юношеской резкости не осталось и следа. Ничто не выдавало в нем внутреннего напряжения, если не считать легкого румянца. Он сел, облокотился на деревянную стойку, огляделся и принялся беседовать со своими адвокатами, сидевшими перед ним.

Расположение зала суда представляло собой прекрасную сцену для предстоящего противостояния. Карлос сидел спиной к стене в окружении трех мрачных жандармов в черных костюмах, которые вставали вместе с ним каждый раз, когда ему предоставлялось слово. Стеклянные перегородки отделяли скамью подсудимых от присяжных с одной стороны и от присутствующей публики — с другой. В противоположном конце зала лицом к Карлосу сидели родственники офицеров ДСТ, застреленных на улице Тулье: комиссара Жана Аррана, инспекторов Жана Донатини и Раймона Ду. Сам Арран, которому удалось тогда выжить, умер за четыре года до этого от рака.

Справа от Карлоса за высокой кафедрой восседал председательствующий судья Ив Корнелу. В отличие от своих англосаксонских коллег, судья во Франции играет главную роль: ему предоставлено право самостоятельно допрашивать обвиняемого и свидетелей, а также оглашать материалы, собранные следователями. Любые вопросы адвокатов истцов и общественного обвинителя к обвиняемому и свидетелям могут передаваться только через него.

“Имя, фамилия, дата и место рождения, профессия, адрес”, — произнес судья. Карлос встал. “Меня зовут Ильич Рамирес Санчес. Я родился в Каракасе, Венесуэла, 12 октября 1949 года. Я профессиональный революционер в традициях ленинизма. Мой последний адрес? Послушайте, весь мир принадлежит мне, я — революционер-интернационалист, а мое последнее место жительства — Хартум в Судане”. Переполненный зал суда разразился хохотом, когда Карлос назвал свою профессию. Он говорил спокойно и уверенно на французском языке с сильным испанским акцентом, из-за которого порой его трудно было понять. Во всех остальных отношениях он прекрасно владел языком и улавливал все нюансы полемики.

Запихав руку в большую чашу, судья Корнелу извлек имена девяти человек, которые вместе с ним и еще двумя чиновниками должны были войти в состав присяжных. Напротив Карлоса на местах, зарезервированных для прессы, окончания этой процедуры дожидалось сорок кандидатов, выбранных наугад из избирательных бюллетеней, чей возраст превышал 22 года. Двенадцати из них предстояло решить, виновен ли Карлос в убийстве Донатини, Ду и Мухарбала и в покушении на жизнь Аррана. В случае обвинительного приговора им также предстояло определить ему наказание. Поскольку смертная казнь была отменена в 1981 году, высшей мерой наказания являлось пожизненное заключение.

Шесть женщин и трое мужчин, выбранных судьей наугад, прошли мимо Карлоса и заняли свои места с обеих сторон от судьи и двух профессиональных чиновников, сидевших лицом к залу. И снова Карлос невольно вызвал смех у публики, когда расплылся в улыбке при виде проходившей мимо одной из присяжных — молодой блондинки в костюме цвета электрик. Присяжных привели к присяге, и они поклялись “учитывать интересы как обвиняемого, так и обвиняющего его общества… не руководствоваться ни ненавистью, ни злобой, ни страхом и быть беспристрастными… и держать свое обсуждение в тайне даже после завершения дела”. По большей части это были молодые, небрежно одетые люди, которые явно чувствовали себя неловко в столь торжественном месте. В течение всего последующего времени они были заняты ведением скрупулезных записей, стараясь ничем не проявить своих чувств, как это и предписывалось законом.