Когда же секретные службы отваживались выступить против Карлоса, их целью становилось убийство, и в этом смысле демократия прибегала к той же тактике, что и частная армия наемников. Например, бывший глава французской ДГСЕ Клод Зильберзан добивался получения “лицензии на убийство” для своего ведомства. Зильберзан полагал, что если президент фактически и лишился своего права решать вопросы жизни и смерти с отменой смертной казни, секретная служба сохранила за собой “привилегию” уничтожать преступников, а особенно террористов, за рубежом. На территории Франции их нельзя было убивать, так как их можно было арестовать.^{464}

Уклоняясь от публичного обвинения режимов, поддерживавших и использовавших Карлоса в своих интересах, западные секретные службы лишили себя возможности оказывать эффективное давление на его спонсоров. В 1986 году ЦРУ решило применить именно эту тактику против конкурента Карлоса Абу Нидаля. Издание “Записной книжки Абу Ни-даля”, содержавшей схему его организации, список ее членов, соучастников и перечень совершенных преступлений, вынудило некоторые европейские правительства, включая Восточную Германию, прервать с ним свои отношения. Материалы восточноевропейских секретных служб свидетельствуют о том, что страх быть разоблаченными сыграл не последнюю роль в их решении избавиться от Карлоса.

Поэтому значительная часть вины за то, что Карлосу в течение столь долгого времени было позволено совершать свои бесчинства, должна быть возложена на секретные службы и правительства Запада. Противоречивые распоряжения, отдаваемые французским руководством, привели к срыву нескольких попыток его захвата. Поспешное создание президентом Миттераном не подготовленного подразделения по борьбе с терроризмом, подчинявшегося лично ему, посеяло раздор между существовавшими силами безопасности и отбросило Францию далеко назад в деле борьбы с терроризмом. Через несколько лет главы ДГСЕ и ДСТ по отдельности попытались положить конец сирийским акциям, направленным против Франции, однако ни той, ни другой службе не удалось установить, что Сирия покровительствовала Карлосу. И тот факт, что за получение Карлоса Франции в 1994 году пришлось отпустить двух иранцев, обвинявшихся в убийстве, и прибегнуть к нарушению всех международных законов, также не делает ей чести.

То, что Карлосу удалось привязать свое дело к тоталитарным режимам, может считаться его величайшим достижением, позволившим его частной армии существовать в течение столь долгого времени. Как военачальник он проявлял лояльность к своим подчиненным и прилагал все усилия для освобождения тех, кто был захвачен властями: Ганс-Иоахим Кляйн, Магдалина Копп, Бруно Бреге и Габриэла Крёхер-Тидеман. В отличие от Хаддада, Карлос не потерял ни одного члена своей организации в ходе операций. По замечанию Штази, Карлос управлял своей организацией железной рукой, успешно противодействуя всем попыткам восточных немцев внедрить к нему своих агентов. Его деятельность страдала лишь одним недостатком.

Несколько операций Карлоса так и не были доведены до конца: неудавшееся покушение на жизнь Джозефа Эдварда Зифа, несостоявшееся убийство министров ОПЕК, провал операций по освобождению Копп и Бреге. Однако ему удалось нанести серьезные удары по целому ряду государств Западной и Восточной Европы, а одно из них (Францию) даже заставить вступить в переговоры со своим посредником. И именно из-за таких, как Карлос, в аэропортах, правительственных зданиях, посольствах и на других значимых объектах должна использоваться более усиленная охрана. С точки зрения самой организации Карлоса и как неоднократно подчеркивалось в бодрых донесениях Вайнриха, сам факт убийства гражданских лиц и нанесения им травм, а также уничтожения зданий свидетельствует об успехе операции. Насилие становится самоцелью — и на счету группы Карлоса убийство 24 человек и нанесение тяжелых травм 257 лицам.

Эпоха Карлоса — это время официально поддерживаемого терроризма, которое закончилось вместе с окончанием “холодной войны”. Как указывал сэр Колин Макколл, в течение пяти лет возглавлявший МИ-6: “Официально поддерживаемый терроризм рухнул после окончания «холодной войны», во время которой некоторые государства, занимавшиеся им, получали помощь от Советского Союза и его союзников. Как только она иссякла, они стали уязвимы. Теперь они опасаются наносить открытые удары и ищут финансовую поддержку и инвестиции в новом мире, который образовался после отмены государственного контроля над экономикой”.^{465}

Однако Карлос не является представителем ушедшей эпохи. Падение коммунизма действительно уничтожило левофланговые знамена соратников Карлоса по “Группировке Красной армии”, Красным бригадам и Японской Красной армии. Однако во многом их заменили религиозные группы, такие, как исламские фундаменталисты в Египте и Алжире, а также Хамас и Исламский джихад на Ближнем Востоке, и автономные объединения, которые несут ответственность за газовую атаку в японском метро, взрывы в Оклахоме и осаду японского посольства в Перу. По сравнению с размахом этих терактов взрывы машин и поездов, устраивавшиеся Карлосом, кажутся детскими игрушками. Ему даже не снилось, чтобы вырезать шестьдесят туристов в египетском храме, взорвать небоскреб на Манхэттене или отравить газом десятки тысяч людей в токийском метро. Поэтому еще рано слагать эпитафию официально поддерживаемому терроризму. Камикадзе Хэзболлы должны благодарить Иран за взрывчатку, с помощью которой они совершают свои теракты.

Карлос сообщил своим адвокатам, что он уже написал воспоминания, закончив их в 1992 году, за два года до ареста. Впереди его ожидают по меньшей мере еще пять лет судебных процессов по обвинению в преступлениях, совершенных во Франции: первый обстрел самолета “Эль-Аль” в аэропорту “Орли”, взрывы на улице Марбёф и экспресса “Капитоль”, взрыв сверхскоростного поезда и железнодорожного вокзала в Марселе. И хотя скорей всего он будет приговорен к нескольким пожизненным заключениям, никто не может гарантировать, что остаток своей жизни Карлос проведет за решеткой. Он совершил свои преступления задолго до того, как Франция издала закон о непоколебимости судебных решений, исключающий возможность досрочного освобождения. Как правило, пожизненное заключение приравнивается к двадцати годам лишения свободы. Так что вполне возможно, что в 2020 году в возрасте семидесяти лет Карлос выйдет из тюремных ворот, щурясь от яркого солнца. А возможно, он выйдет на свободу еще раньше, если решит предать своих бывших работодателей. Его адвокаты до сих пор говорят о “предстоящем решении” дела Карлоса.

Сегодня Карлос больше всего боится насильственной смерти. Его не столько пугает то, что остаток жизни он проведет за решеткой, как возможность отравления.^{466} Он заявил одному из своих адвокатов: “Одно из двух: или я останусь в тюрьме навсегда, или меня убьют, как только я отсюда выйду. Живым мне из Франции не выехать”. Задолго до этого он уже признавался одному из своих друзей, что боится быть убитым: “Послушай, дружище, я люблю жизнь. Я люблю жить с размахом, потому что не знаю, когда меня убьют. Знаю лишь одно, что рано или поздно это случится. Отсюда и проистекает моя фанатическая жажда жизни”.^{467} Возможно, он мечтал о кончине, которая увенчает созданный им миф и увековечит его, как увековечила казнь без суда и следствия великого революционера Че Гевару.

Однако вряд ли судьба проявит такую же благосклонность к Шакалу.

Когда в августе 1994 года Карлос был схвачен в Судане, он благодаря любезности французской контрразведки оказался неподалеку от того места, где я жил в Париже. Однако установить с ним связь было столь же невозможно, как вступить в контакт с инопланетянином. Карлоса поместили в изолированный отсек тюрьмы “Сан”, все контакты с другими заключенными и посетителями, не считая адвокатов, были ему запрещены, почта проверялась тюремными властями.