нашла свое призванье с тех лет и до сих пор.

В масштабе всероссийском, не только что свердловском,

красавица Светлана — первейший дирижер.

Да, педагог на диво: строга, но справедлива,

Светлану уважает весь здешний коллектив.

Блистают ученицы и здесь и за границей,

и знает их столица и даже Тель-Авив.

Но тут припомнить надо еще одно деянье:

вокальный, эпохальный, прославленный квартет.

В Москве блеснули рьяно, и все долуханяны

примчались пошептаться, и только тет-а-тет!

Увы, но в личной жизни красавица Светлана

была не так удачна — попала в переплет

преследовал годами и заманил обманно

ее один очкастый бездельник-рифмоплет.

С утра торчит он дома и труд его неведом,

а вечером поднялся — и ходу за порог.

При этом любит кушать — корми ею обедом,

лепи ему пельмени, пеки ему пирог.

Одна отрада — дочка: мила и деликатна,

в отличье от папаши не выпьет ни за что.

Рисует себе, чертит, и что еще приятно:

мамулю обшивает в костюмы и пальто.

Еще одна проблема: земеля Ельцин Боря.

Он ей когда-то клялся и даже руку жал.

Поверила наивно. Но вскоре, ей на горе,

став президентом, Боря той клятвы не сдержал.

Да, нынешнее время нас балует негусто,

и платят сущий мизер. А впрочем, что с того?

Ведь музыка не смолкла, с тобой твое искусство,

и никуда не делись талант и мастерство.

А потому поднимем бокалы и стаканы

и все, под звон хрустальный, или под стук стекла,

мы скажем дружным хором: «Красавица Светлана!

Будь счастлива, Светлана! Да будет жизнь светла!»

К дружбе хочется пробиться…

Ты задумайся, прикинь:

Дробиз я, а ты Дробицкий,

ты длинней меня на «кий».

Эту разницу приемлю:

что ж, длиннее так длинней.

Все уйдем в сырую землю

и сравняемся мы в ней.

Но покуда жив, покуда

есть работа до утра,

жизнь — игра, влеченье, чудо,

редкой прелести игра!

Чтоб противник охал, ухал

и дышал через плечо —

от борта дублетом в угол,

или как-нибудь еще!

Ах, не спутать, где какие:

чужаки и свояки…

Дело делается кием.

Эдик, береги свой кий!

В жизни надо верить свято

этой истине простой:

берегите кий, ребята,

как советовал Толстой.

Редко вижу я рассветы,

чаще вижу я закаты,

но встречались мне поэты,

попадались мне плакаты.

Будешь ты герой бьеналле:

первый приз, почетный вымпел,

и за это я бы налил,

и за это я бы выпил.

От Урала до Арбата —

рельсы, воздух и вода,

пусть Земля слегка горбата,

путь к друзьям — прямой всегда.

В тесной комнате арбатской,

через год, когда-нибудь,

этот круг припомни братский

и сестринский — не забудь.

И скажи: «Есть где-то Лялин,

у него душа поэта.

И за это я бы налил,

я и выпил бы за это».

Цветами ты засыпан,

поздравлен и объят,

не спи, не спи, Засыпкин,

художники не спят.

Художнику бессонно

живется до тех пор,

пока глядит на солнце —

не отводя, в упор.

Художники не дремлют,

покуда есть холсты,

покуда видят земли

нездешней красоты.

Художник вечно длится,

и и день, и час,

покуда видит лица,

укрытые от нас.

У Николай Григорьича — день ангела,

и город жаркий

с утра сиренью вспыхнул пламенно,

как газосваркой!

У Николай Григорьича — день ангела,

его картины

цветут кругом, обратно вставлены

в леса, в равнины!

У Николай Григорьича — день ангела,

и мне повсюду

сегодня было чудо явлена:

берут посуду!

У Николай Григорьича — день ангела,

и графоманы

сегодня начали талантливо

свои романы!

У Николай Григорьича — день ангела,

и в гастрономах

для всех желающих навалено

колбас искомых!

У Николай Григорьича — день ангела,

и нараспашку

душа у безработных в Англии —

нашли шабашку!

У Николай Григорьича — день ангела,

страна родная,

звени над миром, как евангелье[5]

от Николая!

У Николай Григорьича — день ангела,

и вся планета

в предчувствии

чего-то главного

не спит с рассвета…

Хорошо Николаям на свете,

Николаям живется отлично,

два Николы — зимний и летний —

охраняют их круглогодично.

Николаи идут в магазины,

Николаи садятся в трамваи,

два Николы, летний и зимний,

им во всяких делах помогают.

От жары их спасают и стужи,

от ножа и от глаза дурного.

А вот Германам несколько хуже:

никого у них нету святого.

Мы завидуем Николаям,

мы завидуем с детства, со школы,

Николаями быть мы желаем,

чтоб и нам помогали Николы.

Вот, допустим, возжаждал стопарик —

и, без всяких, глядишь, проволочек,

словно легкий, прозрачный комарик,

с поллитровкой влетел ангелочек.

Мы за это сейчас и лакаем,

эту стопку за то подымаем,

чтоб добра пожелать Николаю

ото всех, кто не стал Николаем.

26 на хронометре. Старость видна,

но одна остается радость,

26 и одна, 26 и одна

роковая подруга — эстрада.