Я набираю побольше воздуха, готовясь закричать, но не могу издать ни звука.

— Я не успел вовремя. Это было ужасно. Мы сорвали цепи с платформы и сбросили в воду. Через два дня они установили еще одну платформу и убили еще одну девушку.

Руки Элиота очень сильные. Он тянет меня назад, но мои ноги все еще не находят опоры.

— Почему ты проделываешь все это со мной?

Чувствую, как он отдергивается.

— Я говорил тебе не доверять мне, — его голос резкий. На мгновение я уверена, что он действительно отпустит меня. — Но ты начала верить, да? Прошлой ночью. Этим утром. Я могу видеть это в твоих глазах, — он опускает лоб к моим волосам. На один мучительный момент, когда моя нога начинает соскальзывать, он не двигается.

— Я влюбился в тебя, — прошептал он. — Но я брошу тебя в воду и буду наблюдать, как тебя терзают крокодилы, если подумаю, что это поможет мне достичь моих целей. Никогда. Никому. Не верь. Особенно мне.

Он тянет меня обратно. Двигаясь, одним пальцем я касаюсь деревянных перил. Палуба подо мной, но я все еще слишком боюсь, чтобы сопротивляться. Его большой палец гладит меня по щеке.

— Да что с тобой не так? — задыхаюсь я.

— Я не знаю, — его честность пугает даже больше, чем что-либо еще.

Он тяжело дышит, когда сдвигает мою маску и находит мое лицо. Его маски уже нет, несмотря на то, что я не представляю, когда он успел снять ее.

Он целует меня.

Я вся дрожу от напряженности последних нескольких моментов. Я позволяю ему целовать меня. И затем отрываюсь от него.

Я вкладываю весь свой гнев в кулак, сильно ударяя его в глаз.

Прошло много лет с тех пор, как у меня была привычка драться, но у меня был брат. Я знаю, как это делается. Мы оба падаем на полированную палубу. Я борюсь, чтобы получить назад свою маску.

Он протягивает руку к своему глазу, ощупывая то место, куда я его ударила. Теперь мы оба задыхаемся. Его маска лежит на палубе рядом с ним. Я держу ее подальше от него.

В передней части лодки идет шквальная стрельба, но принц не наблюдает за убийством. Он, перегнувшись через перила передней палубы, наблюдает за нами.

Внезапно Элиот хватает меня в охапку и уносит в чулан.

— Прости, — говорит он низким голосом. Он все еще дрожит, прячась обратно за маску, стараясь сделать вид, что те глубокие чувства, вырвавшиеся из него, были притворством. Но я лучше знаю.

Я с удовольствием вижу, что его глаз уже заплывает фиолетовыми. Он достает серебряный шприц из кармана. Он предлагает мне все больше моментов забвения. Он выглядит таким опустошенным, таким серьезным. Но он держал меня над рекой, полной крокодилов.

Я рассматриваю шприц и чувствую странную вспышку силы. — Он мне не нужен.

— Правда?

— Убери его.

Позднее слуги говорят нам двоим, что нам нужно вернуться во дворец в закрытой карете принца.

Просперо едва уселся на свое место, а Элиот уже спрашивает:

— Где моя сестра?

— Это единственная причина твоего приезда? Потому что думал, что Эйприл тоже... навещает меня? Ты меня ранишь, племянник.

— Две недели назад ты просил меня не позволить ей опозорить себя. И прежде чем я успел что-либо предпринять, она пропала.

— И ты думаешь, что я сам что-то с этим сделал? — спрашивает принц. Он дарит Элиоту легкую улыбку.

Элиот не отвечает.

Я борюсь с телом, заставляя себя быть полностью неподвижной, сохранять лицо бесстрастным. Принц не может увидеть, как сильно я его презираю. Это было бы полным провалом. Тишина растягивается. Невыносимая.

— Твоей сестры у меня нет. Если определишь ее местонахождение, пришли мне курьера с весточкой немедленно. Что бы ты там не думал, все, что я делал, я делал для того, чтобы вы с сестрой стали сильнее.

Я не двигаюсь, не издаю ни звука, но внимание принца смещается с Элиота. Его глаза ползут по мне, и я представляю, вспоминает ли он мою мать.

— Я пошлю людей в город, чтобы навели справки об Эйприл. Сделаете ли вы мне одолжение? — его взгляд возвращается к Элиоту. — Три дня с текущего момента ты будешь править моим пароходом. Твой проект. Твое путешествие ради открытий. Дочка ученого может ехать с тобой. Пока вы будете в отъезде, мы переселим ее родителей во дворец, чтобы им не было одиноко без их живого ребенка.

Он делает паузу на слове живой. Это была его вина, и я прямо сейчас понимаю ее глубину. Его виной было то, что мама пропустила годы жизни Финна. Так много мгновений, когда они могли быть вместе. Он ранил столь многих людей.

— Доктор Уорт всегда повторял, что средневековый замок задушит креативность его мысли, — говорит Элиот. — Не нужно этого.

— Зачем? Ты пытаешься заставить ее тебе доверять? Расскажи ей, как я заставлял тебя совать пухленькие маленькие пальчики в воду, когда ты был еще мальчишкой. Может быть, она тебя пожалеет.

Принц посмеивается. Если бы у меня было какое-нибудь оружие, я бы его убила прямо сейчас.

— Ты выглядишь бледной, моя дорогая, — говорит принц. — Вот, у меня есть кое-что для восстановления твоих сил, — он наливается белое вино в тусклую серебряную чашу.

Вино обжигает мне горло, но он смотрит на меня, поэтому я должна опустошить кубок.

— Мы собираемся обратно в город искать Эйприл, — говорит Элиот. Я не могу с уверенностью сказать, было ли это сказано для моей выгоды, или для выгоды принца.

— И я желаю тебе удачи в ее поисках, — говорит принц. — Хотя я рад, что ее шоу имени себя подошли к концу.

— Тяжело обременить свою семью, когда ни один из них не видел тебя в течение нескольких дней, — бормочет Элиот.

— Действительно. Твоя паровая карета дожидается у ворот, все ваши вещи собраны.

Я расслабилась и удивилась, что принц позволяет нам уехать. Он распознает мое облегчение и улыбается себе. Смеется надо мной.

Элиот помогает мне выйти из закрытой паровой кареты принца и подняться в его карету.

— Это было слишком просто, — говорит он. — Может быть, все равно Эйприл у него.

— Он заточит моих родителей?

— Он хочет этого. Всегда хотел.

И теперь я привлекла, завоевала его внимание. Если теперь он их заберет, это будет моя вина.

Элиот ведет слишком быстро, проносясь на поворотах и изгибах, которые мы проехали только вчера. Мы вздыхаем с облегчением, когда замок скрывается из вида.

— Мне нехорошо, — говорю я спустя час путешествия. Мое лицо горит, руки покрыты гусиной кожей и я дрожу. Первое, что приходит в голову — Болезнь Плача. Она так начинается? Я никогда не снимала маску, за исключением раза, когда Элиот меня поцеловал. И она была сдвинута тогда, когда я проснулась у Уилла. Я подавила дрожь.

— Тебе будет тем лучше, чем дальше мы оставим это место позади, — говорит Элиот. Но мне не становится легче. Я откидываюсь назад и наблюдаю за деревьями за окном, пытаясь игнорировать пульсацию в голове.

Наконец, я тянусь к шелковому шарфу, одолженному у матери, но теряю равновесие и падаю на Элиота.

— У тебя жар, — говорит он.

Когда он дотрагивается до моего лица, я замечаю, что его пальцы все безупречно чистые, но один из них слегка почернел.

— Аравия?

— Кажется, мне плохо, — шепчу я.

— Опиши точно, что чувствуешь, — теперь он беспокоится, останавливает карету.

Я рада, что он обеспокоен, но не могу ответить на его вопрос, поскольку свешиваюсь сбоку, и меня рвет. — Выведи это из своего организма, — говорит он. — Этот ублюдок мог отравить тебя.

— Яд? — спрашиваю я слабо. Я вытираю рот тыльной стороной ладони и ударяюсь спиной о паровую карету.

— Твои зрачки расширены. Черт подери, я должен был понять... — его рука все еще на моих волосах.

— Как ты собираешься рассказать моим родителям? — мой голос срывается, я понимаю, что плачу, но никакая жидкость не выходит из меня, поэтому это лишь сухие всхлипывания.

Элиот нащупывает несколько пузырьков и бутылочек, которые достает из-под сиденья. — У меня нет нужных ингредиентов для общего противоядия. Мне нужно отвезти тебя к другу в городе.