— Нащупала, — прошептала она. — Сейчас откручу.

Она морщилась, двигая рукой. Болтик чуть слышно звякнул, упав вниз на тротуар.

— Один есть, — сказала она. Осторожно переступила на унитазе и взялась за второй. Еще один звяк.

Решетка представляла собой одно цельное полотно. Джаза толкнула ее. Образовалась щель сантиметров в пятьдесят — можно протиснуться и спрыгнуть на землю.

— Готова? — спросила Джаза.

Я кивнула.

— Ты первая, — добавила она, — потому что ты все это затеяла.

Мы неловко поменялись местами. Я встала на стульчак и высунула голову наружу, глубоко втянула в легкие студеный лондонский воздух. Шагнув за окно, я стану нарушительницей. На кон поставлено все. Но в этом-то, собственно, и суть. Да и кому какое дело, чем мы тут занимаемся, — есть дела поважнее, по городу рыщет убийца. А мы всего-то пройдем несколько метров до соседнего здания. Мысленно я уже репетировала свои оправдания: «Но мы же не выходили за территорию школы».

Я села на подоконник, свесила ноги наружу. Прыгать пришлось невысоко, это и прыжком-то назвать трудно. На миг мне показалось, что Джаза за мной не последует, но она собралась с духом и прыгнула тоже.

Мы оказались на свободе.

Ночь выдалась ясная, замечательная осенняя ночь. Небо расчистилось, в воздухе пахло листьями и немного — горящими поленьями. Идти через площадь, понятное дело, нельзя — кто-нибудь наверняка заметил бы нас из окон. Так что придется перебежать через улицу и пробираться задворками, выйдя, собственно, за территорию школы. Зайдем к Олдшоту сзади. На все это потребуется минут десять, и вот тут-то уж мы точно нарушим запрет — но раз мы в это ввязались, отступать теперь поздно.

Миновав наш корпус и свернув за угол, мы сбросили темп до быстрого шага.

— Рори, — Джаза задыхалась, — слушай, ну не полную ли глупость мы затеяли? Дело даже не в школе, а, скорее, ну, сама понимаешь, в Потрошителе. Он же тут где-то поблизости, убивает людей.

— Да ничего с нами не будет, — ответила я, дуя на озябшие пальцы и ускоряя шаг. — Мы всего-то в соседнюю дверь, в буквальном смысле. Тем более вдвоем.

— Только все равно это глупость. Или нет?

— Ты помни другое: ты делаешь что-то интересное, а Шарлотта — нет. А если нас застукают, я скажу, что это я тебя заставила. Под дулом пистолета. Я же американка. Никто не удивится, что у меня есть оружие.

Мы еще ускорили шаг, почти бегом продвигаясь по жилому кварталу, примыкавшему к Вексфорду. Почти во всех квартирах горел свет, было видно, что там пьют и веселятся. Во многих окнах светились экраны телевизора — уже знакомый всем бело-красный логотип новостей Би-би-си мерцал в темноте. Мы резко свернули влево у лавки сапожника с закрытыми на ночь ставнями и последний квартал до задней двери Олдшота пробежали бегом.

Олдшот был точной копией нашего корпуса, вот только на барельефе над входной дверью было написано «МУЖЧИНЫ». Но даже и без этой подсказки было понятно, что тут живут представители сильного пола. Многие окна Готорна украшали затейливые, нарядные занавески, на подоконниках стояли растения или еще какие-нибудь украшения. Даже свет там выглядел другим, потому что девчонки привозили с собой абажуры, которые рассеивали и подкрашивали свет ламп. В Олдшоте никто не менял занавески — все они были стандартного серо-зеленого цвета. Если что и украшало подоконники, так только батареи банок и бутылок или — у некоторых выпендрежников — книги. Все лампочки были одинаковыми. Удивительно, насколько по-разному могут выглядеть два однотипных здания.

Я уже видела нашу точку проникновения — пожарный выход, дверь чуть приоткрыта, потому что в щель засунута книга. Мы перебежали через улицу и, прижавшись к стене здания, прокрались под окнами первого этажа. Я протянула руку и осторожно открыла дверь, мы проскользнули внутрь. Я аккуратно прикрыла дверь.

— Получилось! — прошептала Джаза.

— Вроде как.

— Что теперь? Просто ждем?

— Наверное.

— Мы тут как-то слишком на виду.

— Пожалуй.

Мы тихонько подобрались к внутренней двери, которая вела на первый этаж Олдшота. Из-за нее доносились мужские голоса и звук телевизора. Мы с Джазой прижались друг к другу, не зная, что делать дальше, но тут этажом выше открылась еще какая-то дверь. Через перила перевесилась кучерявая голова Джерома, он поманил нас к себе.

— Я отключил сигнализацию, — сообщил он. — Тайный навык старосты. Все остальные внизу, у телика.

Он, похоже, был страшно доволен собой. Все вместе мы поднялись еще на два пролета и оказались у следующей двери. Выглядела она гораздо внушительнее: засов во всю ширину и красная надпись: «НЕ ОТКРЫВАТЬ: ДВЕРЬ ПОД СИГНАЛИЗАЦИЕЙ». Джером распахнул ее резким движением. Я ждала, что взвоет сирена, но этого не случилось. И мы совершенно внезапно оказались на широкой крыше Олдшота, в ясном студеном воздухе, и больше над нами не было ничего, кроме неба.

— Ничего себе! — произнесла Джаза, с опаской выходя на крышу. — Я это сделала. Мы это сделали. Взяли и сделали.

Несколько мгновений мы просто упивались свободой. Джаза осталась на месте, а мы с Джеромом подошли к самому краю. Внизу отчетливо были видны наша площадь, другие корпуса, соседние улицы. Все было ярко освещено — горели все фонари, ни одного темного окна или витрины. Небоскребы Сити — делового района Лондона, расположенного рядом с нашим, — казались маяками, озарявшими ночь еще более ярким светом. Лондон не спал, Лондон следил за событиями.

— Здорово, да? — сказал Джером.

Было действительно здорово. Я поняла, что ради этого и приехала. Ради этого вида. Этой ночи. Этих ребят. Этих ощущений, наполнявших воздух странным гулом.

— Полагаю, здесь не опасно, — проговорила Джаза, подходя поближе и обхватывая себя руками, чтобы согреться. — Здание заперто, а сюда так запросто не заберешься. Плюс вокруг полно полиции. И вертолетов.

Она указала на яркие прожекторы вертолетов, паривших в небе как огромные пчелы. С нашего места было видно целых три. Весь город был под наблюдением.

— Я думаю, что сейчас это самое безопасное место во всем Лондоне, — сказал Джером. — Главное — не свалиться.

Джаза попятилась. Я всматривалась вниз. Если упасть, рухнешь прямо на булыжник. Когда я снова подняла глаза, оказалось, что Джаза отошла к другому краю. Теперь мы с Джеромом вдвоем смотрели на небо и на площадь.

— Стоило того? — спросил он с улыбкой.

— Пока — да, — ответила я.

Он усмехнулся, отступил от края и сел.

— Время почти то самое, — сказал он. — А нам ни к чему, чтобы нас тут заметили.

Я села с ним рядом на холодную крышу. У Джерома все оказалось готово — в компьютере было открыто сразу несколько окон: сайты новостей и сайты про Потрошителя.

— Тебе ведь все это нравится, да? — спросила я.

— То, что людей убивают, мне не нравится, но… да, нас потом будут спрашивать, где мы были в тот самый момент. А момент-то исторический. Я хочу потом вспоминать, что я был в необычном месте, не там, где все. К примеру, здесь, на крыше.

Какой у него был вид… ветер раздувает волосы, профиль, прорисованный полусветом… Я теперь воспринимала Джерома по-иному. Он был уже не просто дружелюбным и странноватым пацаном, моим одноклассником. Я оценила его ум. Его авантюризм. Его ведь выбрали старостой, а это о чем-то да говорит. Я почувствовала, как во мне расцветает особая приязнь.

— И что теперь? — спросила, подходя, Джаза.

— Будем ждать, — ответил Джером. — Кэтрин Эддоуз убили между сорока и сорока пятью минутами второго. Так что уже скоро.

Часы показали 1.45. Потом 1.46, 1.47, 1.48, 1.49…

В новостях крутили одни и те же ролики, заполняли время повторяющимися кадрами: полицейские машины едут по улицам. Мне сделалось не по себе: вот мы сидим на крыше и ждем, когда кого-то убьют. Было ясно, что корреспонденты уже исчерпали запасы воображения на предмет, как бы еще сказать «пока ничего не случилось». Вернулись к описанию третьего трупа. Пришло подтверждение, что это действительно третье убийство, совершенное Потрошителем. Самое стремительное из всех — ножом по горлу.