Недавно вышла энциклопедия «Историки XX века». Естественно, туда «попали» настоящие ученые, доктора, кандидаты, авторы многих статей и монографий, всего — более двух тысяч человек. Но кто читает их работы? Разумеется, кроме специалистов. Кто их знает? Снисходят ли они до нас? Как отражаются результаты их многотрудных усилий на обществе — общественной мысли и поведении людей? Ибо история — предмет, формирующий мировоззрение, вскармливающий ум, открывающий глаза и сердце на прошлое и настоящее.

Две тысячи человек! Подумать только! Если бы хоть небольшая их часть работала так, как работает Немировский, вряд ли появился бы Фоменко с идиотизмом своих «открытий». Но не в этом даже дело — вряд ли люди были бы так глухи к происходящему и происходившему, так быстро забыли свое и чужое прошлое, забыли о бедах, которые несет забвение, вряд ли так легко превращались бы в манкуртов. Потому что история, усвоенная эмоционально, остается с тобой, не становится прошлым, а живет, делая и тебя живым — знающим и отзывающимся на все, что происходит вокруг.

Мешают работать мне длинные руки —

Они выступают за рукава,

Их задевают чужие недуги,

Чужие заботы, чужие слова.

Мешают шагать мне длинные ноги —

Они спотыкаются на пути

Обеды чужие, чужие тревоги,

Хотя и своих не могу обойти.

Мешает думать долгая память —

К горькому детству тянется нить,

И то, что давно бы пора мне оставить,

Как шкаф несгораемый должен хранить.

Александр Немировский

Должен. Вот нужное слово. Человек должен знать и помнить. Иначе обязательно найдется кто-то, кто воспользуется его незнанием. Плохо, если это даже один человек.

А если это целый народ?

— Послушайте, — это он по телефону мне, — вот мы с Людой на юге, в Турции, в Анталии, в роскошном отеле, в холле, и буквально изнываем — третий день полного безделья, жары и моря. Что делать? Кошмар! Сидим мрачные, выхода не видим. Вдруг через весь скромный холл идет прямо к нам, кто бы вы думали? — Карл Маркс. Настоящий. Подходит и так небрежно, естественно, по-немецки говорит: «Здравствуйте, меня ювут Карл». Кто бы сомневался?! Мы потеряли дар речи. Что это? Как это? А он продолжает: «Я хочу показать вам остатки древних поселений, потрясающие памятники древности. Ну, как? Согласны?» Бывает же такое! Наш столбняк как ветром сдуло. Какое счастье! С этого момента мы были счастливейшими людьми на свете».

Я прерву своего прекрасного рассказчика. Его впечатления о стране Тархунтассе мы напечатали во втором номере в 2001 году. Но не потому прерву. Быть первопроходцем, впервые открыть то, что потом станет страницей истории, — вот оно, его счастье! Так же захватывало дух, когда прочитывал этрусские надписи или вдруг увидел в иллюминаторе самолета горы Тавра и... осенило: здесь, именно здесь возник миф о крылатом коне. «У меня с собой был только что перед отъездом полученный первый том собрания моих трудов «Мифы древней Эллады». Мне не надо было напрягать память, я просто взял и прочитал: «Погладив животное по шее и прочтя ответ в его глазах, Беллерофонт вскочил на Пегаса и взмыл в небо. С высоты птичьего полета герой увидел отряд солимов. направлявшихся к границам Ликии для очередного набега. Они также заметили летящего всадника и, задрав головы, показывали на него пальцами. Спустившись ниже, Беллерофонт засыпал разбойников стрелами».

Подумать только! Здесь, в небесах, где он пролетает «над этой землей», разворачивалось действие мифа о Пегасе. Тысячелетия не канули в лету, «античность, — как говорит Немировский, — не отдаленная эпоха человеческого существования, а нечто, находящееся с нами рядом, волнующее и дразнящее своими вечными загадками». Потому что для него прошлое живет, просто поначалу оно «не в фокусе», словно бы туман или дымка прикрывают его, но ветер воображения и творческого усилия разгоняет их, и оно, умытое и сверкающее, как после дождя, вдруг обрушивает на тебя свои краски и звуки с такой силой, что не отличишь прошлое от настоящего, ибо поток времени един и непрерывен, и только от личных усилий каждого зависит ощутить это, приобщиться к нему, стать его частицей, вобрав в себя все его богатство.

Александр Волков

Они нападали молниеносно. Убивали бесшумно, сея страх и ужас. В средневековой Японии, где сто лет не стихала гражданская война, такие бойцы как нельзя были кстати, и их ремесло долго оставалось в цене, а таланты вошли в легенду.

Как разделить миф и правду, говоря о старинной касте убийц?

На сто вспоминающих— один прозревший.

На сто прозревших — один знающий.

На сто знающих — один могущий.

Ал. Медников. Памяти Лао-цзы

Ёритомо Минамото - первый японский сёгун

Он был, как червячок, заведшийся в кроне. Или как змея, готовая прыснуть ядом.

По ночам темная одежда скрывала его тело; маска прятала лицо.

Его недаром звали «воин-тень».

Как тень, отброшенная скалой, он мог быть недвижен.

Свою жертву он ждал часами, ибо терпение было доблестью, которой его учили.

И звали его ниндзя.

В последние десятилетия появилось много фильмов, где главными героями являются ниндзя. Словно маги и волхвы, они творят невозможное. Встав на линию огня, ловят пули зубами. Почише человека-невидимки растворяются в воздухе. Не сделав и шагу вперед, перелетают через головы врагов, напавших на них, или вскакивают на крышу дома — почти на трехметровую высоту. Авторы фильмов ссылаются на рассказы японских хронистов.

Подлинная история ниндзя — тайных убийц и шпионов, служивших в средние века видным японским самураям или даймё (князьям), — слагается из фантазий и легенд, но за ними ловкие трюки, которым обучали в школах ниндзя. Только на острове Хонсю в разное время число таких секретных школ колебалось от 25 до 70. Все, что в них делалось, было абсолютно секретно.

Попробуем приподнять завесу тайны над искусством ниндзя. Когда и как началась история ниндзя?

Как известно, большинство религий осуждает насилие. Однако буддийская школа дзэн, очень популярная в Японии, дозволила многие запрещенные прежде мирские увлечения.

В древности в горах близ Киото поселились ямабуси — монахи, делившие дни между молитвами и физическими упражнениями. Из упражнений, которые они выполняли, сложилось особое боевое искусство — ниндзюцу. Историки полагают, что оно возникает уже в конце VIII века. В 1185 году, когда закончилась война Гэмпэй — кровавая гражданская война, раздиравшая страну, — искусство ниндзюцу уже вполне сформировалось.

В это время на службе провинциальных князей и самого сёгуна Минамото, верховного главнокомандующего и фактического правителя страны, уже состоят ниндзя — секретные агенты, которых побаивались очень многие.

У ниндзя было много работы. Пламя войны стихло, но под спудом власти еще тлела вражда. Часто даймё ненавидели друг друга, а сёгун побаивался их всех. Если противники открыто не пускали друг в друга стрелы, то с тем большим злорадством они отправляли в стан врага своих агентов. Их делом было не только убийство.

Бродя по стране, они осматривали крепости и замки князей, примечали, готовятся ли те к войне. Обходили деревни, которыми владели даймё, пересчитывали число домов, чтобы понять, сколько людей князья могут собрать в свои отряды в случае мятежа.