Газета «КоммерсантЪ», 1 марта:

Корреспонденту Ъ Сергею Тополю удалось взять интервью у Андрея Бабицкого. Журналист «Свободы» честно признался, что до сих пор не знает, кому его отдали военные в обмен на пленных и кто пытался переправить его через границу.

У подъезда дома Бабицкого в Вешняках толпились журналисты. Он никого не принимал. «И тебя не примет», — сказали мне коллеги злорадно. Но у меня была записка от заместителя шеф-редактора Ъ Кирилла Харатьяна, который знает Андрея лет двадцать.

Я набрал номер квартиры на домофоне и сказал, что у меня для Бабицкого письмо. За ним через десять минут спустилась его родственница Татьяна. Вернувшись через пару минут, она извинилась: «Поймите, Андрей очень устал и говорить ни с кем не хочет». «Понимаете, мы с ним вместе были в Буденновске», — сказал я первое, что пришло в голову. И Татьяна сдалась.

Бабицкий сидел за столом на кухне. Перед ним стояла початая бутылка водки. «Только пять минут», — взмолился он. Говорили семь.

— Кто эти люди, у которых ты находился в Чечне?

— Там и чеченцы, и русские, и дагестанцы были. Но кто они, я до сих пор не знаю. Они отобрали у меня иностранный и гражданский паспорта и вручили азербайджанский.

— Ты запомнил номер «Волги», на которой тебя вывозили из Чечни в Дагестан?

— Конечно нет.

— Какого числа тебя посадили в багажник?

— Двадцать третьего февраля.

— Сколько заняла поездка?

— Часа два-три.

— Как ты себя там чувствовал?

— Нормально. Багажник «Волги» вместительный, там можно вытянуться при моем росте.

— Люди, которые тебя возили, были в масках?

— В маске был один.

— Ты знаешь военных. Как, по-твоему, это были их люди?

— Сложно сказать.

— Что произошло после того, как тебя высадили из багажника?

— Повели на границу Азербайджана и России. Оттуда я сбежал.

— Каким образом?

— Меня передали проводнику, и ему я объяснил, что все очень плохо организовано и мне нужно в Махачкалу для того, чтобы все организовать гораздо лучше.

— Где все это произошло?

— Это просто граница. Там был какой-то аул, но названия я не запомнил.

— Каким образом проводник доставил тебя в Махачкалу?

— Я с ним общался часов пять и объяснил ему, что мою переправу организовали плохо и мне нужно попасть в Махачкалу. Он собирался дождаться темноты, потому что мы с ним выехали в светлое время суток на его машине, «девятке». До темноты мы с ним общались четыре часа, и я его убедил в том, что мне нечего делать в Азербайджане.

— Он знал, кто ты?

— Нет, не знал.

— Деньги просил?

— Нет, ему уже заплатили.

— Сколько, не знаешь?

— Нет. Это было без меня.

— И куда он тебя привез?

— Там, где стояли такси, которые отвозят людей от границы до Махачкалы и до Дербента.

— Твои дальнейшие действия?

— Я его убеждал, чтобы он отвез меня в Махачкалу, но он добросил только до стоянки, где стояли такси.

— У тебя были деньги?

— Мне дали деньги те люди, у которых я находился. Сначала триста долларов, потом сказали, что у них денег мало, и забрали сто. Таксист согласился везти за 700 рублей.

— А где менял деньги?

— Я не менял, потому что первого таксиста остановили возле первого же поста, поскольку он был пьян. И платить ему я не стал.

— А ты не заметил, что он пьяный?

— Нет, я не принюхивался. Затем сел в попутку и поехал дальше в Махачкалу.

— Почему ты сразу паспорт свой не разорвал?

— Потому что сначала вызвал своих коллег. Я хотел дождаться их приезда и с ними уже определиться. До этого я в течение месяца находился в полном информационном вакууме, не знал, что вокруг меня поднят определенный шум.

— Правда, что по этому паспорту ты устроился в гостиницу?

— Номер, правда, был плохой, и удобства во дворе.

— Ты мылся вообще за все это время?

— Помылся только в следственном изоляторе.

— Как к тебе там отнеслись?

— Очень хорошо.

— Накормили сразу?

— Нет, я сразу вошел в голодовку.

— Сколько ты голодал?

— Двое суток. Все…

Бабицкий встал из-за стола.

Когда я вышел из подъезда, меня окружили журналисты: «Как он себя чувствует? Что делает?» «Водку пьет», — честно признался я.

Радиостанция «Открытое Радио», 2 марта:

Ведущий: Гость нашей сегодняшней программы Рогозин Дмитрий Олегович, председатель Комитета ГД по международным делам.

Вопрос слушателя: Чем объяснить широкую пропагандистскую кампанию вокруг корреспондента РС Бабицкого и долгое замалчивание по поводу убийства террористами фотокорреспондента ИТАР-ТАСС Владимира Яцины?

Дмитрий Рогозин: Почему это происходит? Да потому что мы просто вовремя на среагировали на то, что там произошло. Как я вижу эту ситуацию? Я не знаю всю правду, скажем, о Бабицком, но могу только предположить. Представьте себе, что вы тоже командир. В зоне вашей ответственности вы арестовываете журналиста, у которого нет никакой аккредитации, и вообще вы не знаете, что он журналист на самом деле, просто появился человек, может, боевик, с бородой, заросший, неряшливо одетый. Естественно, его задерживают, начинают его досматривать. В карманах вдруг вы обнаруживаете фотокарточки, на которых запечатлены этапы пыток тех солдат, которые были солдатами вашей части. Ваши внутренние ощущения? Первое желание — расстрелять. Но хватило мудрости этого не делать. Второе, вдруг данный задержанный — корреспондент американской радиостанции, которая финансируется на деньги Конгресса США и который оказался на стороне боевиков, и вы знаете точно, что он всегда был на стороне боевиков, он заявляет: я хочу уйти к своим. И вы тогда думаете о том, что, не дай бог, еще замочат пару ваших восемнадцатилетних ребят, и вы отпускаете этого человека в обмен на несколько военнослужащих, несколько солдат, которые были в плену, для того, чтобы их лица потом не появились потом на таких же фотокарточках. Возможно, произошла именно такая история. Потом вдруг радиостанция, которая отказалась от своего человека, отказалась от своего журналиста — я имею в виду радиостанцию «Свобода», все СМИ должны нести ответственность за тех людей, журналистов, которых посылают в горячие точки, так же как ИТАР-ТАСС боролся до конца за своего фотокорреспондента. Так вот, потом вдруг развязывается целая война против России. Фамилия Бабицкого миллионными тиражами идет по всему Западу. Нам вменяют в вину нарушение прав журналистов и свободы слова в Чечне. Честно говоря, чего-то я не видел ни одного германского или французского журналиста где-нибудь в Персидском заливе в момент проведения операция «Буря в пустыне», не видел и не увижу никогда, потому что американцы совершенно точно понимают, что такое информация и как надо ее дозировать в условиях, когда это может привести, неправильно поданная информация или спекуляция на тему войны, к каким жертвам это может привести. Нет большего оружия, чем слово. Ни один пулемет и пушка с этим не сравнится. Это первое обстоятельство. Во-вторых, это естественное требование российских властей к тому, чтобы контролировать количество людей, которое блуждает по полю боя. Поэтому я считаю, что все это грязная и гнусная спекуляция. Правильно Путин все-таки поступил, и органы правосудия его послушали, прокуратура послушала его и отпустили Бабицкого, чтобы больше не продолжать эту грязную историю. А в конце концов, он не стоит такого внимания даже и на 1 процент, которое было ему уделено. Поэтому я думаю, что в основном это наши проблемы чисто пропаганды. Что касается наших журналистов, которые там томятся, мне почему-то удивительно, почему те же самые западные СМИ не вспоминают о судьбе 90 иностранных заложников в Чечне, не вспоминают о судьбе тысяч заложников, которые сейчас расстреливались буквально, другого слова нет просто, пачками при отходе боевиков в результате наступления наших федеральных сил. Вот об этом обидно. Поэтому дело не в Бабицком, я и о Бабицком не забываю.