НИКОГДА.

ОСТАЛОСЬ 18 часов 50 минут.

Арина могла бы многое сказать Праду, ей хотелось бросить ему в лицо самые жестокие, уничижительные слова, на которые была способна, чтобы растоптать его, стереть с лица самодовольную ухмылку, достучаться до чего-то человеческого, что должно быть скрывалось очень глубоко внутри. А есть ли в нём это человеческое? Но она не могла сейчас говорить. Арину душили слёзы. Начни она сейчас говорить, все доводы звучали бы не убедительно и всё скатилось бы до очередной издёвки, вроде: "Ара, ты сентиментальная дура!". Оставалось всхлипывать, уставившись на мёртвое тело девочки, в одиночку давиться собственным горем. А это было именно её персональное горе. Ведь не кто-то, а она привела сюда медиума, вырвала из повседневной жизни, увела от родителей и друзей, преподнесла Праду на тарелочке с голубой каёмочкой. А Прад — хорош. Ведь он с самого начала замысли это убийство. А она действительная редкая дура, ведь если бы пригляделась, проанализировала фаты, то наверняка заподозрила бы неладное, но не пригляделась, не проанализировала… Стало ещё горше. На душе не то, что скребли кошки, они рвали её на куски, а в голове пульсировала единственная мысль: "Это я виновата, только я!". Рядом на пол присела Гита, тоже прислонилась к стене, обняла подругу. Арина была на грани. Она знала, что сейчас есть лишь два варианта: разозлиться как следует и возможно наделать глупостей или разреветься от беспомощности.

— Прад! Прад, вы слышите меня?!! Вы ублюдок!!! Ублюдок и предатель! Ведь мы верили вам. Я верила. А эта девочка поверила мне! Как вы посмели? За, что за какие такие…

Капитан, стоявший к ней спиной, обернулся. В помещении было более чем прохладно, но на его лбу крупными каплями выступила испарина. Он выглядел максимально серьёзным: губы поджаты, на щеках играют желваки. Метнул в её сторону холодный взгляд, с силой сказал:

— Арина, заткнись!

Что-то было в этих словах, что пробрало её до печёнок. Она сама того не замечая перестала всхлипывать и громко икнула. Гита обняла покрепче. Внезапно, до Арины дошло, что ничего ещё не кончилось. Убийство девочки — лишь звено в цепочке непонятного процесса, запущенного Капитаном. Воцарилась давящая тишина. Стало слышно, как электричество бежит в старых проводах с истлевшей изоляцией, неведомый сквозняк шуршит пылью в бетонных лабиринтах, каждый шаг Капитана отдаётся эхом.

Прад вновь отошёл к старинному шкафу, дверцы которого скрипнули слишком громко. Достал с нижней самой глубокой полки жуткого вида серп, каким в старину срезали пшеницу. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять — это далеко не орудие крестьянского труда, а беспощадное оружие. Изогнутое лезвие лучилось внутренним светом, пышало желанием убить. Казалось, одного прикосновения к зазубренной синеватой стали достаточно, чтобы умереть. На лезвии были видны вытравленные знаки. Капитан пару раз для пробы рубанул воздух. Серп разрезал пустоту с глухим, глубоким звуком совсем не похожим на привычный свист. Капитан остался доволен, перекинул оружие из руки в руку, забыл о нём, посмотрел под ноги. Арина воспряла духом, надеялась, что он как-то объяснит убийство, а потом в голове пронеслась совсем уж бредовая мысль: а что если серп предназначен для расчленения? Её всю передёрнуло. Но Прад смотрел не на мёртвую девочку. Он проверял целостность пиктограммы. Убедившись, что всё в порядке, вернулся на место, взглянул на часы.

— Может, вы как-то объясните, что происходит? — решилась она задать вопрос.

— Молчать! — грубо приказал он, — у нас гости.

Арина перевела взгляд на дверь. В комнату сплошным потоком валил чёрный дым, настолько плотный, не смешивающийся с воздухом, хранящий целостность, что сомневаться в его потустороннем происхождении не приходилось. Воздух не дрогнул от внезапного порыва сквозняка, но свечи в старом канделябре одновременно потухли. Сумрак усилился — тусклая лампочка на потолке не справлялась с захватившими всё вокруг тенями.

— Я знаю, что… вернее, кто это, — шепнула на ухо Гита, — замри, он не должен нас заметить! Движение может выдать…

Арина хотела уточнить, но не смогла пошевелить языком, её буквально парализовал холод. Изо рта при выдохе шёл пар. Пальцы заледенели, но прижать их к груди — согреть — это значит пошевелиться, привлечь внимание — нельзя. Всё внутри затаилось. Проснулся какой-то древний рефлекс, давно ставший атавизмом — Арина вспомнила, что значит быть жертвой на охоте, как вести себя, когда хищник всего в метре от тебя. Не издавать звуков, не шевелиться и лучше всего даже не думать — стать частью укрытия, слиться со стеной — вдруг не заметит? Коллеги так же окаменели. Неужели чувствовали то же самое?

Дым полностью проник в комнату. Он возвышался на полметра от пола, проплыл толстой змеёй по периметру, затем вокруг пиктограммы, которая вроде бы потускнела и, наконец, бесшумно клубясь, накрыл собой труп девочки. Несколько долгих мгновений ничего не было видно кроме плотного чёрного водоворота. Вдруг движение прекратилось, как от взрыва дым резко, но бесшумно расстелился по полу, потерял форму, стал просто дымом, но так продолжалось совсем недолго. Всего один взмах ресниц и крупный чёрный столб взвился вверх. Плотные тёмные языки змеились, сплетаясь в тугую косу, становясь всё плотнее и плотнее. Арина во все глаза глядела на эту магию в чистом виде, но всё же пропустила тот момент, когда дым из просто дыма превратился в нечто большее. Чёрный двухметровый ссутуленный силуэт встал у головы покойной. Различные оттенки чёрного образовывали длинную прямую мантию, отороченную по краям древними знаками. Из-под длинных рукавов не было видно рук, из-под полы не выглядывали ноги, из-под глубокого капюшона горели ровным светом красные глаза.

Смерть — её не возможно было не узнать.

Помещение наполнил непередаваемый покой, не имевшим ничего общего с покоем послеобеденной дрёмы или покоем на вечернем берегу, когда солнце красиво тонет на горизонте в бирюзовом море. Это был покой склепа. Вечность тишины и безмятежности, без мыслей, без забот, без движений. Хотелось лечь, расслабиться, больше никогда не вставать и тихо истлевать, соприкасаясь с бесконечностью. Гита слегка толкнула её в плечо. Арина моргнула и наваждение спало. Смерть бессмысленно смотрела на труп девочки в центре комнаты. Ещё некоторое время спустя, она подняла руку над телом. Из-под складок длинного рукава показалась костяная кисть, совершенно лишённая плоти. Вместо кожи потрескавшиеся кости покрывал всё тот же неровный стелящийся дым.

Смерть сказала: "Идём. Пробил твой час".

Вернее это был не голос и не слова. Ни единый звук не нарушил тишины комнаты и в голову сами по себе не вторглись чужие мысли, чтобы предположить, что Смерть общается телепатически. Нет, это было что-то абсолютно иное. Отдавая отчёт, что обращаются не к ней, Арина, тем не менее, прекрасно поняла её. Смерть невероятным бессловесным способом объяснила, что не нужно бояться, что жизнь — это пройденный этап на бесконечном пути, на котором не надо останавливаться. Смерть звала с собой, и зов был услышан.

Над телом мертвой девочки поначалу незаметный, но затем всё больше и больше уплотняясь, начал мерцать туманный образ. Арина почти сразу догадалась — астральная проекция, но поняла, что не права, когда копию мертвой девочки наполнили краски. Нет — это не проекция души, — это сама душа, покидающая плоть.

Копия зависла в полуметре над оригиналом. Она почти ощутимо наполнялась жизнью, которая покидала тело, превращая его в оболочку, сломавшийся сосуд, "кусок мяса" — как говорил Прад. Процесс продолжался достаточно долго, прежде чем призрачная девочка очнулась и встала поодаль от себя самой, лежащей на полу. Она выглядела так же как при жизни, разве, что слегка просвечивала насквозь и смотрела равнодушно, отстранённо. Смерть опустила руку. Арина заметила, как от тела на полу к призраку тянутся тонкие, сияющие нити, играющие бликами в тусклом свете, как драгоценные камни. На чёрном саване страшной гостьи, как волны на воде пошли складки — Смерть достала из-за спины страшную косу, которой там только что не было. Значит, в мифах говорят правду, вот оно — оружие чёрного жнеца. Арина испугалась. Зачем нужна коса, если девочка за которой пришли и так безропотно согласна на всё? Неужели сейчас здесь умрёт ещё кто-то? Но нет. Смерть не обращала ни на неё, ни на её коллег ровным счётом никакого внимания. Она ещё чуть-чуть посмотрела на покойную, размахнулась и быстро провела чёрным лезвием над трупом. Свист. Арина узнала его — тогда ночью, перед тем как проснуться в образе привидения, она тоже слышала этот свист. Тонкие блестящие нити срезаны. Девочка-призрак вздрогнула, пришла в себя, взглянула на своё тело, ахнула, заплакала. Смерть бесшумно убрала косу, сказала: "Пойдём со мной". Вернее, это могло звучать как: "Уходим!", "Поспеши!", "Нам пора!" или как угодно иначе, ведь Смерть выражается не словами.