Перевод с кабардинского Я. Козловского.

Солнышко в зените будто тает, как шматок масла. Кажется, солнечные лучи насквозь пробивают фуражку. Иван вытирает пот со лба, даже рукав у него взмок.

В такую жару посидеть бы в прохладе, в тени деревьев… Кому-то это и можно, а Ивану нельзя. Он не только что днем покоя не знает — и ночью не высыпается. Совсем времени не хватает. Иван строит себе новый — кирпичный — дом.

— Углы поднимайте по отвесу! Цемент не просыпайте! Гвозди берегите! Я ж вам живые деньги плачу, а деньги не рыбья чешуя! — покрикивает он.

И откуда он взял эту поговорку, неизвестно. Иван спешит к самосвалу, открывает дверь и плюхается на сиденье.

— Валяй! — бросает он, не глядя на шофера.

Через полтора часа самосвал возвращается, груженный кирпичом. Каменщики принимаются разгружать машину.

— Ты другой раз по ухабам-то полегче, не то весь кирпич мне перебьешь. Я ж не фальшивыми деньгами плачу! Не рыбьей чешуей!

Вразумив шофера, хозяин идет к плотникам.

Те, несмотря на жару, старательно пилят, исправно строгают, тюкают топорами. Хотят скорее закончить, чтобы Иван жил в новом, просторном доме. Хотя и прежний дом был — загляденье. Видно, Иван решил жить еще просторнее, хотя и семья у него небольшая. А может, просто хочет утереть носы односельчанам: вот, мол, каков дворец у меня!

— Много с краев доски снимаете, добро в стружку переводите! Размахались! Дерево, оно же денег стоит, а деньги — это вам не рыбья чешуя! — поругивает плотников Иван.

Уже начали крыть крышу. Хозяин привез кровельное железо — блестящее, оцинкованное. Не надо будет красить. Пускай на солнце зеркалом светится.

Жестянщики поднимают железо на крышу, а Иван и тут учит их уму-разуму:

— Лишку не режьте. Куда куски-то пойдут? Это ж выброшенные деньги. А деньги — это ж, понимать надо, не рыбья чешуя…

И что прилепилась к нему эта поговорка, как банный лист!..

Вот так в конце концов посреди деревни и вырос дом. Особняк, вилла! С любопытством, а то и с завистью смотрят на него сельчане.

Вернее, сначала смотрели. А потом привыкли, подумали, наверное: ну и что такого, дом как дом.

Хотя, конечно, интересно бы узнать: откуда у Ивана на новый домище деньги взялись? Он ведь не ахти на каком хлебном месте работает — на кирпичном заводе. Когда однажды сосед сунулся к нему попросить, двадцатку, Иван его чуть на смех не поднял:

— Да откуда у меня деньги-то, уважаемый! У нас на заводе не ассигнации печатают, а кирпич из глины обжаривают. Деньги, они, знаешь, не рыбья чешуя!..

О таких, как Иван, дед Василий говорит:

— У него со двора даже куриное перо на улицу не вылетит.

Кстати, как-то раз тот же дед Василий увидел в руках у Ивана гигантский амбарный замок.

— С таким замком в былые годы твой дед выезжал в ночное. Тогда колхозов-то не было, каждый водил свою лошадь в ночное, а конокрады и норовили увести лошадь прямо из табуна. Поэтому хозяева путали ноги лошадей железными цепями и запирали на замок, как твой дед. Ты, наверное, не помнишь его?

— Нет, нет, не помню, — поспешно отвечает Иван, явно торопясь уйти от разговора.

— Али лошадь купил? — не отстает дед Василий.

— Смеешься, дед? Да зачем мне лошадь в век техники?

— Так что ж, мотоцикл, что ли, цепями стреноживаешь и держишь под этим замком?

— А зачем его стреноживать, когда у меня для него, сам знаешь, гараж есть? Там не то что мотоцикл — и легковая машина встанет.

— Так ты, стало быть, с гаража замок-то снял? — не унимается дед. — А не уведут мотоцикл-то?

— Ну и настырный же ты старик! — не выдерживает Иван. — Да лодку хочу запереть, вот и все дела… — Тут он внезапно замолкает и оглядывается по сторонам. — А погода сегодня хорошая…

Оглядывается и дед. И не может понять, почему Иван на погоду перескочил. Погода хуже некуда: сизые тучи стелются низко, ураганный ветер гнет березы до земли, клубится над дорогой пыль. «Не с ума ли парень сошел?» — мелькает в голове деда.

— Подожди-ка, у тебя еще и лодка есть? — вслух удивляется дед. — Сколько лет живем в соседях, а об этом не слышал.

— Да что лодка… еще и нет ее… почти что договорился купить… — бормочет Иван, отводя глаза. — Хо, а погода испортилась, утром не так было. Ну, может, назавтра получшает… Не хочешь ли завтра со мной на базар в Козловку поехать?

— Не люблю я, Иван, по базарам шататься. А ты раз уж начал, то договаривай. Лодка у тебя моторная, что ли? Сколько лошадиных сил-то?

— Да какие там лошадиные силы… Кто их знает… Мне уже на обед пора, — говорит Иван и порывается уйти.

— А знаешь, что бывает, когда недоговаривают начатое? — хитро прищуривается дед. — Перед смертью язык заплетется, человек не может тогда и свое последнее слово сказать. Не я придумал поверье такое.

— Да ну тебя с твоими поверьями, некогда мне, — отмахивается Иван и спешит к своему дому.

Дед Василий тоже машет ему рукой и направляется к себе домой…

Так проходит день за днем. И вот новость: Иван продал мотоцикл и приехал на собственной «Волге». Не сразу заехал домой, сперва прокатился по всей деревне. Важно так, не спеша.

Дня три разъезжал по деревне Иван, красовался. За ним, конечно, ребятня гурьбой бегала. Просилась прокатиться на новой машине. Но сердце у Ивана тоже на ржавом амбарном замке, ключи к нему не подберешь.

— Не посажу, натопчете в кабине. Машина эва каких денег стоит, а деньги не рыбья чешуя…

А еще через неделю Иван вдруг пропал. День нет его, другой, третий. Что случилось? Оказывается, ниже по реке километров на двадцать темной ночью задержал его рыбнадзор, когда он мутил волжскую воду сорокасильным мотором. Там же в одном селе он сдавал пойманную рыбу ценных пород надежным людям, и через них осетры, судаки и жерехи центнерами уплывали на базары. Оттуда и текли денежки в широченный Иванов карман.