1942 Возвращение в город Когда ты входишь в город свой И женщины тебя встречают, Над побелевшей головой Детей высоко поднимают; Пусть даже ты героем был, Но не гордись — ты в день вступленья Не благодарность заслужил От них, а только лишь прощенье. Ты только отдал страшный долг, Который сделал в ту годину, Когда твой отступивший полк Их на год отдал на чужбину. 1943 Слепец На видевшей виды гармони, Перебирая хриплый строй, Слепец играл в чужом вагоне «Вдоль по дороге столбовой». Ослепнувший под Молодечно Еще на той, на той войне, Из лазарета он, увечный, Пошел, зажмурясь, по стране. Сама Россия положила Гармонь с ним рядом в забытьи И во владенье подарила Дороги длинные свои. Он шел, к увечью привыкая, Струились слезы по лицу. Вилась дорога столбовая, Навеки данная слепцу. Все люди русские хранили Его, чтоб был он невредим, Его крестьяне подвозили, И бабы плакали над ним. Проводники вагонов жестких Через Сибирь его везли. От слез засохшие полоски Вдоль черных щек его легли. Он слеп, кому какое дело До горестей его чужих? Но вот гармонь его запела, И кто-то первый вдруг затих… И сразу на сердца людские Печаль, сводящая с ума, Легла, как будто вдруг Россия Взяла их за руки сама. И повела под эти звуки Туда, где пепел и зола, Где женщины ломают руки И кто-то бьет в колокола. По деревням и пепелищам, Среди нагнувшихся теней. — Чего вы ищете? — Мы ищем Своих детей, своих детей… По бедным, вымершим равнинам, По желтым волчьим огонькам, По дымным заревам, по длинным Степным бесснежным пустырям, Где со штыком в груди открытой Во чистом поле, у ракит, Рукой родною не обмытый, Сын русской матери лежит, Где, если будет месть на свете, Нам по пути то там, то тут Непохороненные дети Гвоздикой красной прорастут, Где ничего не напророчишь Черней того, что было там… ………………. — Стой, гармонист! Чего ты хочешь? Зачем ты ходишь по пятам? Свое израненное тело Уже я нес в огонь атак. Тебе Россия петь велела? Я ей не изменю и так. Скажи ей про меня: не станет Солдат напрасно отдыхать, Как только раны чуть затянет, Пойдет солдат на бой опять. Скажи ей: не ища покоя, Пройдет солдат свой крестный путь. Ну, и сыграй еще такое, Чтоб мог я сердцем отдохнуть… ………………. Слепец лады перебирает, Он снова только стар и слеп. И раненый слезу стирает И режет пополам свой хлеб. 1943 Три брата Россия, Родина, тоска… Ты вся в дыму, как поле боя. Разломим хлеб на три куска, Поделимся между собою. Нас трое братьев. Говорят, Как в сказке, мы неодолимы. Старшой, меньшой и средний брат — Втроем идем мы в дом родимый. Идем, не прячась непогод. Идем, не ждя, чтоб даль светала. Мы путники. Уж третий год Нам посохом винтовка стала. Наш дом еще далек, далек… Он там, за боем, там, за дымом, Он там, где тлеет уголек На пепелище нелюдимом. Он там, где, нас уставши ждать, Босая на жнивье колючем, Все плачет, плачет, плачет мать, Все машет нам платком горючим. Как снег был бел ее платок, Но путь наш долог и упорен, И стал от пыли тех дорог, Как скорбь, он черен, черен, черен… Нас трое братьев. Кто дойдет? Кто счет сведет долгам и ранам? Один из нас в бою падет, Как сноп, сражен железом бранным. Второй, израненный врагом, Окровавлен, в пути отстанет И битв былых слепым певцом, Быть может, вдохновенно станет. Но невредимым третий брат Придет домой, и дверь откроет, И материнский черный плат В крови врага стократ омоет. 1943 У огня Кружится испанская пластинка. Изогнувшись в тонкую дугу, Женщина под черною косынкой Пляшет на вертящемся кругу. Одержима яростною верой В то, что он когда-нибудь придет, Вечные слова «Vo te queiro» [1]Пляшущая женщина поет. В дымной, промерзающей землянке, Под накатом бревен и земли, Человек в тулупе и ушанке Говорит, чтоб снова завели. У огня, где жарятся консервы, Греет свои раны он сейчас, Под Мадридом продырявлен в первый И под Сталинградом — в пятый раз. Он глаза устало закрывает, Он да песня — больше никого… Он тоскует? Может быть. Кто знает? Кто спросить посмеет у него? Проволоку молча прогрызая, По снегу ползут его полки. Южная пластинка, замерзая, Делает последние круги. Светит догорающая лампа, Выстрелы да снега синева… На одной из улочек Дель-Кампо, Если ты сейчас еще жива, Если бы неведомою силой Вдруг тебя в землянку залучить, Где он, тот голубоглазый, милый, Тот, кого любила ты, спросить? Ты, подняв опущенные веки, Не узнала б прежнего, того, В грузном, поседевшем человеке, В новом, грозном имени его. Что ж, пора. Поправим автоматы, Встанут все. Но, подойдя к дверям, Вдруг он вспомнит и мигнет солдату: — Ну-ка, заведи вдогонку нам. Тонкий луч за ним блеснет из двери, И метель их сразу обовьет. Но, как прежде, радуясь и веря, Женщина вослед им запоет. Потеряв в снегах его из виду, Пусть она поет еще и ждет: Генерал упрям, он до Мадрида Все равно когда-нибудь дойдет. |
