Нет. Это не просто какая-то глупая точка соприкосновения, это то место, через которое соединяются души, поющие одну песню, требующие большего касания. И хочется раздеть его, дабы тело было открыто для взгляда, для пальцев, которые ищут любой свободный от ткани кусочек кожи.
Пальцами провел по спине, шее, запустил в волосы. Пусть они не такие длинные, как у меня, но есть возможность несколько прядей сплести воедино. Только вот мысли крутятся у иного источника, у его губ, что так сладко и одновременно безудержно впиваются в мои.
Боюсь даже помыслить, что случилось бы, попытайся я сделать что-нибудь более странное, например, затащить Бальтазара в постель.
Отталкиваю его, требовательно и грубо, и как же мне нравится его лицо в этот момент, когда я вытворяю такое, стоило ему только раскрыться предо мной. Открываю дверь и исчезаю за ней, оставляя демона в одиночестве со своими мыслями, и, я уверен, завтра я буду винить себя за этот проступок, но сейчас, вот в эту секунду, у меня бешено стучит в висках, и это наслаждение после поцелуя все еще будоражит кровь.
9. Мнение.
Стоило только открыть глаза, как на мой организм тут же упала тень боли, зудящей и пульсирующей, отдающейся эхом в голове. Я тут же за нее схватился, будто бы это могло помочь унять муку, которая с каждой секундой возрастала, отдаваясь в каждой частичке тела, напоминая мне о своем существовании.
Я встал с постели и понял, что вчера даже не удосужился снять с себя одежду. Радоваться нужно одному тому факту, что проснулся я вовремя, и у меня даже есть время прийти в себя, сходить в душ.
Именно это я и решил сделать, хотя боль в голове явно требовала от меня несколько иной реакции, например, сейчас же выпить стакан холодной воды.
Для начала я снял с себя одежду, провел рукой по следам на коже, оставленными смятой тканью (вот что значит спать в рубашке и брюках). Воду включил только горячую, и когда теплые струи полились по моему телу, оставляя легкий мокрый след, я резко включил холодную воду. Было даже по-своему больно, когда ледяные капли стали попадать на кожу, но зато это чувство перебивало пульсацию в голове, и я почувствовал облегчение на физическом уровне.
Вышел из душа уже посвежевший и почти очнувшийся, даже по-своему готовый к работе. В холодильнике было сравнительно пусто: кочан капусты, прокисшее молоко, два пучка сельдерея и несколько килограммов моркови. Достав одну и сполоснув ее под краном, я прошел в свою комнату, дабы одеться.
На вкус морковь представляется мне вполне сносной, больше всего нравится середина, она чуть слаще и не настолько структурно состоит из одних волокон. Травяную часть морковки я все же не ем, хотя мне предлагали попробовать и ее.
Оделся я быстро, это никогда не занимало у меня много времени: всего несколько минут достаточно для того, чтобы определиться в выборе одежды. Белые джинсы, рубашка чуть кремового тона и ремень.
Из зеркала на меня смотрел красивый демон, вот только, как назло, рога мои не отросли и на миллиметр. Определенно нужно есть больше моркови…
Глаза, рот – вроде ничего особенного или нового я не вижу, но странное чувство внутри растет…
Я вспомнил.
Коснулся своих губ рукой, провел по ним, открыл рот шире…
Ненавижу себя. Как меня сейчас тошнит от того, что я вижу!
Зачем я сделал это вчера, для чего перешел грань, которой лишь легонько касался Бальтазар? Достаточно было улыбнуться ему на прощание, но целовать, причем самому тянуться к его губам, впиваться в них, отвечать на эти эмоции, ощущать нарастающее желание?..
Как меня тошнит от собственного отражения, и губы кажутся такими влажными и грязными, что я не выдерживаю, бегу в ванную и с силой начинаю намыливать их. Хочется вырезать рот, избавиться от этой части своего лица, не видеть ее более. Как я мог поддаться алкоголю в крови и извиваться в танце, соблазнять Бальтазара, а потом еще тянуться за добавкой? Противно…
Боль в голове начала развиваться с новой силой, настолько неистово, что я еле сдержался, дабы просто не упасть на кафель в ванной и не начать ругать весь ад. Откуда во мне столько боли? Я достоин этих мук, но при этом тяжело понимать суть их возникновения, ведь я остаюсь лишь кусочком сознания с плотностью чуть выше плотности воздуха.
Наверное, стоит перестать думать об этом, принять мир и себя как должное. Люди ведь не размышляют каждый день о вечности и смысле жизни, иначе бы у них была такая перезагрузка системы, что они не смогли бы действовать в реальности, находясь в постоянном психологическом напряжении.
Сейчас я лишь старался не наглотаться мыла, а потом сполоснул рот водой. И теперь, стерев с лица этот жуткий алый цвет, я уже не так хотел разодрать его в клочья. Кровь прилила к губам, и теперь они казались мне почти черными, наполняясь жидкостью, но все же это случилось из-за того, что я их сильно тер, пытаясь вычистить всю грязь, а так, по неизвестным мне причинам, демоны краснеют не хуже людей, будто по жилам нашим течет алая кровь.
Противен сам себе, и в эту секунду не понимаю, как мне вести себя с Бальтазаром, что делать, смогу ли я смотреть ему в глаза? Он ведь не желал такой близости, пусть и играл со мной, но не шел до конца, и вот я сам кинулся в эти ощущения с головой. Теперь мне тошно смотреть на себя в зеркало.
Не сдамся ли я? Выдержу ли это напряжение? Изменится ли между нами что-то?..
Отец всегда говорил мне, что я слаб, именно из-за этого рога не растут, и никогда не выдержу сто лет работать в этом месте, сбегу от ответственности, от взглядов коллег. И ведь терпел же все это уже двадцать лет, но в данную минуту я даже верю словам отца на свой счет, ведь у меня появилось безудержное желание сбежать куда-нибудь.
Деньги есть. Я работаю только, чтобы доказать самому себе свою силу, но из зеркала на меня взирает ничтожество, которое не в силах было побороть похоть. Я – отвратителен.
В свое время, в этом мире были иные средства вместо денег – души людей, грешников, но куда более ценились чистые сердца, попавшие под влияние демонов. Возможно, я бы с удовольствием убивал людей, забирая их нутро себе в черную бездну, но я родился не в тот век. Сейчас такое не практикуется, если только среди демонов, что скрываются на Земле.
